При словах Стамбул Мятелев с удивлением посмотрели на Ржева. Не ослышался ли он?
Нет. Турок ясно произнес слова обитель счастья Стамбул! Федор обернулся и внимательно посмотрел на турка с плетью:
– Почтенный эфенди! – закричал он, и все гребцы вздрогнули от подобной наглости нового раба. – Могу я попросить тебя подойти ко мне?
Турок вначале опешил, но затем подскочил к Мятелеву и дважды стеганул го плетью по плечам.
– Что такое?! – орал он. – Как ты посмел разинуть свой поганый рот?!
– Но это ошибка, эфенди. Тебе разве ничего не говорили о нас? Мы идем не в Стамбул, но в Казы-Кермен!
– А с каких это пор паршивая гяурская свинья решает куда идти кораблю светлого падишаха полумира? – турок брызгал слюной в лицо Федора. – Кто дал тебе право говорить со мной? Ты кто такой?
– Эфенди…
Турок более не стал слушать Федора и вместо этого принялся хлестать его плетью.
Удары сыпались как дождь и больно обжигали шею и руки. Плеть рвала кунтуш на спине и вгрызалась в кожу. Федор застонал и прикрыл лицо руками, чтобы уберечь его от плети. Турок поначалу хлестал куда попало а теперь намеревался попасть именно по голове.
Он бы пожалуй забил боярского сына до смерти, но шумом был привлечен палубный ага. Он спустился вниз и увидел как надсмотрщик избивает раба:
– Мустафа! Шатан тебя раздери! Что ты творишь? Гребцов и так не хватает, а ты хлещешь молодого и здорового гребца из свежей партии. Забьешь его до смерти купишь нового за вои деньги.
Ага отобрал у надсмотрщика плеть и швырнул её в дальний угол.
– Этот гяур посмел открыть свой поганый рот и…, – начал оправдываться надсмотрщик.
– Мустафа! Нам нужны гребцы! И они должны работать!
"Меч падишаха" в море Первый день плавания галеры "Меч падишаха" принес Федору и Василию одни неприятные ощущения. Никто их не щадил и работали они по полной программе вместе с другими рабами. И плети гуляли по их спинам и брань сыпалась на них на разных языках. Не было времени даже словом переброситься. Они работали молча до полудня.
У Федора нестерпимо болела спина и ныли руки и плечи. Ладони покрылись кровавыми волдырями. Тоже самое можно было сказать и о Ржеве.
– Эй, шляхтичи, – прошептал им Минка Иванов, – вы не надрывайтесь так, не то уже завтра вас выбросят за борт как ненужный балласт.
– У меня так тело ломит, что я уже готов помереть, – ответил Ржев.
Федор смолчал. Что тут скажешь.
– Вы работайте размеренно. Здесь конем нужно быть, а не человеком. Я повидал немало людей которых живыми выбрасывали за борт, на корм рыбам. Вы люди крепкие и можете многое выдержать. Так что делайте как я скажу…
До вечера они кое-как дотянули. Поступила команда втянуть весла внутрь. Затем был ужин, если это было можно так назвать, луковица и ячменная лепешка. А затем время для сна.
Жара спала и по палубам гребцов пополз отвратительный запах давно не мытых тел.
Федор поморщился и упал на скамью.
– Слышь, Федор, – прошептал ему Василий. – Не держи зла на меня…
– Какое зло после такой работы, Василий? Я едва жив… А еще уйти отсюда грозился. Думал, дурак, что все будет столь просто. А меня предупреждали, что все будет не просто.
– Предупреждал? Кто?
– Да, так один человек. Ты ведь не знаешь, как я выжил.
– Не знаю, а ты не знаешь, как я попал сюда за весло. Но одно нам сделать стоит.
– Что?
– Бежать отсюда пока нас не уморили.
– Бежать? Это хорошо бы. Но как? Ты забыл, что на нас цепи. Железа…
– Эй вы, – послышался голос Минки Иванова. – Видать не вышло по-вашему? Не три дня вам здеся плавать шляхтичи. Да и зовут тебя, паря, не пан Анжей, как я услышал. Так?
– Я Федор, если ты хочешь знать мое настоящее имя. Чего теперь скрывать.
– И верно нечего.
– И из каких же ты будешь людей, Федор?
– Стремянной стрелец. Из боярских детей.
– Сын боярский? Вона как. А то шляхтич, шляхтич. Ну а ты кто на самом деле? – спросил Ржева Минка.
– Я на деле Василий Ржев, дворянин, и своего имени не скрывал. Ты скажи, нам Минка, а бежать с этой каторги можно?
– Говорили, что были подобные случаи. Но не на нашей галере. Но это дело непростое и здесь нужен счастливый случай. А вот когда они придет этот случай?
Може через месяц, а може и через год. Во как. вы пока прекратите гутарить, а лучше спите. Вам нужно отдохнуть. А то завтра не выдюжите. Потом все обсудим.
Федор сразу же уснул…
Казацкая Рада в Гармановцах под Киевом Городок Гармановцы шумел словно растревоженный улей. Здесь собрались тысячи казаков и все они ждали, когда из войсковой канцелярии выйдут старшины и объявят решение.
У всех на устах было имя Юрия Хмельницкого.
– Юрий гетман законный, – говорили казаки.
– Он сын Богдана и Богдан всегда хотел предавать булаву гетмана в своем роду! – голосил казак в рваном польском жупане и заплатанной шапке.
– Да рази Юрась Хмельниченко настоящий гетман? – возразил ему казак в жупане преяславкого полка.
– А Выговский? Он лучше? Поссорил нас с белым царем!
– Нахлебаемся горя от того, что с царем поссорились!
– Снова татары у нас лютуют и ляхи. Все от Выговского пошло!
Такие разговоры были везде. Единого мнения не было, и казаки часто пели со слов своих полковников и сотников.
Полковники киевский Иван Екимович, преяславский Тимофей Цецюра, черниговский Андрей Силин всюду кричали о том, что Богдан завещал предать булаву своему сыну, но Ивашка Выговский хитростью перехватил булаву у наследника и сам стал гетманом.
Их сторону принял авторитетный в Украине кошевой атаман Запорожского войска Иван Сирко. Он привел с собой на Раду тысячу крикливых запорожцев и они всюду, где могли затевали драки и скандалы.
В доме, где совещалась старшина, положение было не многим лучше, чем на улице.
Полковники были готовы скрестить сабли.
Выговский попытался призвать казаков к спокойствию:
– Панове, полковники. Что вы творите? Неужели не понимаете, что своими распрями вы губите отчизну? Простят ли вам люди ваше поведение?
– Пан гетман! А тебе простят люди татар? Сколь сел разорили твои союзники!
Посмотри, что делается на Украине? И все это твоя вина! – прокричал полковник Екимович.
– И во всем виноват только я? А ты не чувствуешь в том своей вины? – Выговский посмотрел Екимовичу прямо в глаза.
– Моей вины в том нет, гетман! И казаки то знают. Это ты утопил в крови Полтаву и казнил Пушкаря и Барабаша! Ты пролил братскую кровь и теперь говоришь об отчизне?
– Остерегись, полковник! – Гуляницкий схватился за саблю. – С кем говоришь! Перед тобой пан гетман!
– Самозваный гетман! Мы не признаем более Ивана Выговского гетманом – закричал Тимофей Цецюра. – Обманом получил булаву и за два года залил кровью Украину.
– А еще Богдана поминает! – поддержали Цецюру.
– Верно. Говорит, мол и тот татар звал. Но у него победы были. А где твои победы?
– Долой Выговского!
– Юрия Хмельницкого в гетманы!
– Хмельницкого!
– И казаки ждут того от нас на площади!
– Панове! – снова слово взял Выговский. – Панове! Али вам снова Черной Рады захотелось?! Хотите, чтобы чернь всем у вас управляла? Разве можно так стоить государство? Одумайтесь! Чернь и голота казацкая что они разумеют? Они способны лишь разрушать!
– То казаки! То наши братья!
– А гетман ляхам продался!
– Иуда!
Гетман понял, что здесь ему ничего не добиться и вышел из комнаты где они совещались. За ним последовали его сторонники. Он тайно покинул Гармановцы и отбыл в свою ставку. Там были его войска и с ними он собирался дать отпор мятежникам.
Он ждал, что скоро к нему подойдет Сом с татарами, и они одолеют предателей.
Тогда он уже никого не станет жалеть. Он сказал об этом Гуляницкому:
– У нас осталось все шесть тысяч казаков. Да четыре тысячи наемников. На их верность мы можем пока рассчитывать.
– Этого мало чтобы начинать войну, пан гетман. Против нас выступят каневский, киевский, перяславский, неженский полки. Он соединяться со слободскими казаками и войсками Трубецкого. Ты не забыл, что рядом в Путивле стоит русская армия в 20 тысяч человек. Поляки нам не окажут существенной помощи.
– Но скоро к нам придет Данило Сом. Ты не забывай про Сома, пан полковник.
– Много ли он приведет войска? Он обещал 6 тысяч, но верно ли это? Хан Мехмед Гирей все еще на троне. Станет ли он нам помогать после того что случилось?
Сомнительно.
– Станет, полквник. Станет помогать! Султану нужны сабли против русских. Данило сообщил мне, что он сам прибудет вместе с мурзой Киябеем, что ведет к нам 6 тысяч сабель. И он прислал мне письмо от самого хана!
Выговский бросил на стол пергамент с печатью. Гулянцкий развернул его и убедился, что гетман не ошибается. Все так и есть.
– Странно все это, Иван. Как-то все слишком хорошо получается. Слишком гладко.
