На рассвете сопровождающий пришел за торговцем и проводил его в шатер главнокомандующего. Убийца должен был скрывать свое волнение и с горячностью говорить о своих друзьях, желающих устранить императора и помочь его сыну захватить власть.
Помощник обыскал его и не обнаружил никакого оружия. Короткий кинжал с двумя лезвиями был спрятан под плоской шерстяной шапкой, которую обычно носили торговцы в холодное время года.
— Входите, главнокомандующий ждет вас.
Повернувшись спиной к своему посетителю, Урхи-Тешшуб склонился над картой.
— Благодарю вас за то, что вы приняли меня.
— Будь краток.
— Каста торговцев разделилась. Одни желают мира, а другие нет. Я вхожу в число тех, кто поддерживает покорение Египта.
— Продолжай.
Случай был самый подходящий: Урхи-Тешшуб все еще не поворачивался, занятый нанесением на карту маленьких кружочков.
Торговец снял свою шапку, взялся за рукоятку маленького кинжала и стал приближаться к военному, не прекращая говорить.
— Я и мои друзья, мы убеждены, что император не способен привести нас к желанному триумфу. Вы же — напротив — блестящий воин… Умри, сдохни как последняя собака за то, что убил моих сыновей!
Человек повернулся в тот момент, когда торговец наносил удар. В левой руке он тоже сжимал рукоять кинжала. Кинжал торговца вонзился в горло его жертвы, а воин ударил в сердце нападавшего. Они оба, мертвые, рухнули на землю.
Настоящий Урхи-Тешшуб приподнял полог своего шатра.
Чтобы узнать правду, ему пришлось пожертвовать жизнью простого воина, похожего на него телосложением. Глупец плохо поступил, убив торговца, которого Урхи-Тешшуб хотел бы допросить. Но он услышал достаточно, чтобы узнать, что Хаттусили не солгал.
Брат императора, осторожный и трезво мыслящий человек, перешел на его сторону, теша себя надеждой, что победитель и будущий хозяин Хеттской империи не будет неблагодарным.
Хаттусили ошибся.
Аша не пришлось грабить ни торговца, ни путешественника, так как он раздобыл гораздо лучшего помощника: молодую двадцатилетнюю женщину, бедную вдову. Ее муж, пехотинец крепости Кадеш, погиб в результате несчастного случая при переходе вышедшего из берегов Оронта. Оставшаяся одна, без детей, она с великим трудом обрабатывала клочок бесплодной земли.
Упав в изнеможении на пороге ее фермы, Аша объяснил ей, что его ограбили бандиты, но ему удалось бежать, продираясь через заросли ежевики и терна. Находясь в плачевном состоянии, он умолял ее приютить хотя бы на ночь.
Когда он искупался в теплой воде, нагретой в каменном тазу, построенном в очаге, отношение крестьянки резко изменилось. Ее сдержанность превратилась в непреодолимое желание ласкать тело этого воспитанного человека. Лишенная любви в течение многих месяцев, она поспешно разделась. Когда крестьянка с прелестными формами обхватила руками шею Аша, а груди ее прижались к его спине, египтянин не стал избегать ее объятий.
В течение двух дней любовники не покидали ферму. Крестьянка не имела большого опыта в любовных утехах, но была страстна и щедра. Она была одной из тех редких любовниц, воспоминание о которой Аша надолго сохранит в своем сердце.
За окном шел дождь.
Аша и крестьянка, раздевшись, лежали возле очага. Руки дипломата ласкали тело молодой женщины, стонавшей от удовольствия.
— Кто ты на самом деле?
— Я же сказал тебе: ограбленный и разорившийся торговец.
— Я не верю.
— Почему?
— Потому что ты слишком утончен, слишком элегантен. Твои движения и твоя речь не похожи на манеры торговцев.
Аша запомнил этот урок. Годы, проведенные в университете Мемфиса и в кабинетах государственной службы, казалось, оставили неизгладимый отпечаток.
— Ты не хетт, тебе не хватает грубости. Когда ты занимаешься любовью, ты думаешь о своей подруге. Мой муж заботился только о своем удовольствии. Кто ты?
— Ты обещаешь хранить тайну?
— Клянусь богом грозы!
Взгляд крестьянки горел от возбуждения.
— Это трудно…
— Доверься мне! Разве я не доказала тебе свою любовь?
Он поцеловал ее грудь.
— Я сын знатного сирийца, — объяснил Аша, — и мечтаю записаться в ряды хеттской армии. Но мой отец запретил мне сделать это из-за суровости тренировок. Я сбежал из дома — хотел увидеть хеттскую империю сам, без сопровождения слуг, и доказать свою доблесть, чтобы быть зачисленным в армию.
— Это безумие! Военные — это кровожадные животные.
— Я горю желанием сражаться с египтянами. Если я не буду действовать, они завладеют моими землями и отнимут у меня все мое имущество.
Она положила голову ему на грудь.
— Я ненавижу войну.
— Но ведь она неизбежна?
— Все уверены, что она разразится.
— Знаешь ли ты место, где тренируются воины?
— Это — тайна.
— Ты видела, как здесь проходили войска?
— Нет, это богом забытый уголок земли.
— Ты согласна ехать со мной в Хаттусу?
— Я, в столицу… Я никогда не была в столице!
— Прекрасная возможность. Там я встречусь с воинами и смогу поступить на службу.
— Прошу тебя, откажись от этой мысли! Неужели ты так жаждешь смерти?
— Если я буду бездействовать, мою провинцию разрушат. Надо сражаться со злом, а зло — это Египет.
— Но столица далеко…
— В сарае я видел большое количество глиняных горшков. Их изготовил твой муж?
— Он был гончаром до того, как его силой забрали в армию.
— Мы продадим их и поселимся в Хаттусе. Мне кажется, что я не смогу забыть этот уголок.
— Моя земля…
— Сейчас зима, земля отдыхает. Мы выезжаем завтра.
Она легла совсем близко у очага и протянула руки, чтобы сжать в объятиях своего любовника.
В Доме Жизни Гелиополиса, самом древнем здании страны, все шло своим чередом. Исполнители обрядов проверяли тексты, используемые во время празднования таинств Осириса. Государственные жрецы изо всех сил старались отогнать злой рок и опасные силы. Астрологи уточняли предсказания на будущий месяц. Целители готовили свои снадобья. Необычным было то, что библиотека, включавшая тысячи папирусов, первыми версиями которых были «Тексты Пирамид» и «Обряд воскрешения Фараона», была закрыта для читателей.
Она находилась во власти исключительного посетителя — Фараона Рамзеса.
Прибыв ночью, Правитель уединился в большой библиотеке с каменными стенами. Они хранили самые важные достижения египетской науки, относящиеся как к реальному миру, так и к невидимому. Рамзес вновь ощутил необходимость пересмотреть записи в архивах в связи со здоровьем Нефертари.
Великая Супруга Фараона медленно угасала. Ни придворный врач, ни Сетау не смогли определить причину болезни. Царица-мать поставила тревожный диагноз: нападение темных сил, против которых обычные медицинские средства были бессильны. Именно поэтому Фараон искал ответ в архивах, изученных до него многими правителями.
По истечении десяти часов поисков, наконец, забрезжил луч решения проблемы, и он тотчас же выехал в Пи-Рамзес.
Нефертари приняла ткачих, съехавшихся из всех храмов Египта и дала указания, необходимые для пошива обрядовых одежд до наступления следующего половодья. Царица преподнесла в жертву богам свертки красной, белой, зеленой и синей материи и вышла из храма, поддерживаемая под руки двумя жрицами. Она нашла в себе силы сесть в крытые носилки, доставившие ее во дворец.
Лекарь Парьямаху поспешил к ложу Великой Супруги Фараона и заставил ее принять тонизирующее снадобье. Он, однако, не слишком надеялся на снятие тяжелой усталости, с каждым днем все больше изнурявшей Нефертари. Как только Рамзес вошел в комнату своей жены, лекарь удалился.
Фараон поцеловал лоб и руки Нефертари.
— Я полностью измучена.
— Нужно меньше утомляться.
— Это не похоже на временную усталость… Я чувствую, как жизнь покидает меня, подобно утекающему потоку воды, становящемуся все слабее.
— Туйя полагает, что речь идет не об обычной болезни.
— Она права.
— Кто-то нападает на нас из темноты.
— Моя шаль… Моя любимая шаль! Какой-то колдун использует ее против меня.
— Я также пришел к такому выводу и попросил Серраманна приложить все усилия, чтобы найти виновного.
— Скажи ему, чтобы он спешил, Рамзес, пусть поторопится…
— У нас есть и другие способы борьбы, Нефертари. Но нам потребуется завтра же выехать из Пи-Рамзеса.
— Куда ты повезешь меня?
— В место, где ты будешь недоступна для нашего невидимого врага.
Рамзес провел много времени с Амени. Личным писцом Фараона было отмечено, что за последнее время не произошло ни одного события, заслуживающего особого внимания. Снедаемый тревогой при мысли о длительном отсутствии Фараона, Амени старался ничем не пренебрегать, чтобы избежать любой оплошности, опасной для благосостояния страны. Рамзес заметил, что он вел каждое дело с похвальной скрупулезностью и выбирал сведения с образцовым чувством логики.
