ГАРРИ ТАБАЧНИК - ПОСЛЕДНИЕ ХОЗЯЕВА КРЕМЛЯ

Июнь в тот год в Москве был необычайно жарким и душным. Черные блестящие лимузины, несущиеся к зданию ЦК,напоминали лоснящихся летних жуков. Открытого участия в развернувшейся за стенами здания ЦК в самом центре Москвы ожесточенной схватке Андропов не принимает, он еще не член ЦК, но происходящее имеет для него огромное значение и потому он с напряжением ждет исхода. С облегчением он узнает, что в решающий момент его шеф поступил именно так, как того требовала ленинская диалектика. Он показал себя подлинным мастером, отлично владеющим этой абсолютно необходимой для партийного работника науки, одной из основополагающих заповедей которой является умение отказаться от того, что защищал вчера и, если того требует обстановка, полностью изменить свои взгляды. Именно так и поступил Суслов. Он точно рассчитал, что за падением главных фигур неминуемо последует падение их сторонников во всем партийном аппарате. Это даст ему, Суслову, которому Хрущев будет обязан своей победой, возможность заполнить вакансии своими людьми.

Отказавшись от принципов, ’’серый кардинал” проголосовал против своих идеологических друзей. Он поддержал своего противника — Хрущева. Членом Президиума становится Брежнев, а через четыре года место в ЦК получает Андропов.

И в октябре 1962 года, когда в Кремле решали, какой ответ дать Президенту США, было ясно, что тот или иной ответ означает победу одних и поражение других членов Президиума. В Белом Доме ждали ответа, от которого зависела судьба мира, а в Кремле были озабочены еще и собственной карьерой.

Хрущев понимал, что кубинский кризис может оказаться для него роковым. Ведь всего за год до этого едва не стал для него таким эпизод с самолетом У-2.

Обломки сбитого американского самолета разместили в одном из павильонов парка Горького. Довольный Громыко охотно отвечал на вопросы, даже поправлял переводчика Виктора Суходрева, время от времени вставляя английские слова. Министр детально объяснял, как был захвачен летчик Гарри Пауэрс, что он цел и невредим и будет предан суду за шпионаж. Ко всеобщей неожиданности вдруг появился Хрущев. Взгромоздившись на стул, чтобы его было лучше видно, он оказался как раз напротив меня, так как я тоже влез на стул позади толпы корреспондентов. Окружившим его журналистам Хрущев заявил, что несмотря на сбитый самолет он все-таки поедет в Париж на встречу с Эйзенхауэром. Это заявление далеко не у всех в Москве вызвало одобрение.

18 мая читатели ’’Правды” были поражены. На страницах газеты появилась перепечатанная из ’’Нью-Йорк Геральд Трибюн” статья Уолтера Липпмана. Дословная перепечатка статьи ’’реакционного” американского журналиста было явлением неслыханным, тем более, что автор отмечал, что отношение главы советского правительства к эпизоду с самолетом У-2 делает его уязвимым ’’для критиков как внутри Советского Союза, так и среди его коммунистических союзников”, якобы за то, что он поступился суверенитетом страны. Привыкшим читать между строк советским читателям, а еще более тем, кто внимательно следил за совет-

ской прессой за рубежом, явно давали понять, что, у казалось бы, всесильного Хрущева не только есть противники, но что они достаточно влиятельны. Иначе ведь статья в ’’Правде” просто не увидела бы света.

Незадолго до этого китайцы довели до сведения Хружева, что они не намерены присоединяться к соглашению о разоружении, принятому без их участия. Они вообще были против встречи в Париже. Мао боялся, что, если СССР заключит соглашение с США, обе сверхдержавы станут властелинами мира.

После статьи в ’’Правде” не оставалось сомнений в том, что и Липп-ман выступает против самой возможности американо-советского сближения. На то, что стояло за всем этим, указывали строчки о недовольстве среди коммунистических союзников. Из-за них и была перепечатана вся статья. Понятно было, что это дело рук Суслова, в чьем прямом подчинении находилась ’Правда” и... заведующего отделом соцстран ЦК Андропова. Оба были заинтересованы в укреплении отношений с Китаем и оба были за более антиамериканскую политику, чем та, которую пытался проводить Хрущев.

Встреча в Париже так и не состоялась. Силы, к которым принадлежал Андропов, одержали победу. Вскоре после этого, в октябре 1961 года на XXII съезде его выдвигают в ЦК. А из эпизода с американским самолетом он сделал два важных вывода. Он понял, как важно уметь манипулировать прессой. Этим он будет пользоваться и в дальнейшем. И он запомнил, как опасно быть обвиненным в пренебрежении суверенитетом страны. Чтобы избежать этого обвинения, не следует считаться ни с какими жертвами.

В среду Президент должен был принять советского министра иностранных дел. Встреча эта запланирована была давно,и вот теперь Кеннеди колебался: стоит ли встречаться с Громыко, но потом решил принять его и выслушать, что тот скажет.

Громыко прибыл к вечеру. Он сразу же заявил, что Хрущев поручил ему сообщить, что Президент ошибается. Вся помощь Кубе заключается в поставках сельскохозяйственной техники. Советский министр явно хотел убедить его в том, что советские суда везут на Кубу не ракеты, а всего лишь навсего безобидные трактора и сенокосилки. По тому, как говорил Громыко, было ясно, что он ничего не знает о фотографиях. Президент слушал его, в какой-то степени, как пишет Роберт Кеннеди, даже восхищаясь его апломбом и способностью лгать. Советский министр без тени смущения продолжал что-то говорить о комбайнах и молотилках, а Президента так и подмывало вынуть из ящика стола фотоснимки. показать ему их и спросить: Вы называете эти ракеты сенокосилками, господин министр? Но он удержался.

Громыко продолжал лгать, давалось ему это легко и видно было, что дело это для него привычное. Пройдет двадцать один год, и он так же без тени смущения будет лгать, называя перед лицом всего мира сбитый корейский пассажирский самолет шпионским.

— У лжи все-таки короткие ноги, — подумал Кеннеди. — Завтра они запоют по-другому.

Громыко еще раз повторил заверения о сельскохозяйственном оборудовании и добавил, что ни при каких обстоятельствах СССР не снабдит Кубу наступательным оружием.

— Единственно, что мы даем им — так это только оборонительное

оружие, — повторил Громыко. — никаких ракет там нет. Да и наших специалистов там всего, — он загнул пальцы на руке, — раз, два и обчелся. Переводчик на мгновение замешкался, пока нашел нужный эквивалент.

Кеннеди кивнул, а про себя подумал о двадцати двух тысячах советских солдат и офицеров, находящихся на Кубе. Это становилось скучным. Он глянул в окно. В темнеющем небе вспыхнули красные точки огней на вершине колонны Вашингтона. При чрезвычайном положении их придется погасить, — пронеслось в голове Президента. — Но до этого не дойдет. Даже если надо будет слушать этого лжеца еще столько же — он готов, если это поможет сохранить мир.

— У нас нет на Кубе никакого оружия, которое бы представляло угрозу для США, — закончил Громыко.

Кеннеди дал понять, что встреча окончена. ’’Впечатление от этого разговора у него осталось малоприятное”, — вспоминал позднее брат Президента — Роберт Кеннеди.

Расставшись с Громыко, Президент позвонил в Нью-Йорк Эдлаю Стивенсону, представителю США в ООН и обсудил с ним его предстоящее выступление в Совете Безопасности. Вот как описывает это заседание Роберт Кеннеди:

У нас имеются доказательства, - сказал Стивенсон. - Ясные и неопровержимые... Вы, Советский Союз, доставили это оружие на Кубу. -Он повернулся к советскому послу Зорину. — Вы, Советский Союз, а не Соединенные Штаты, создали эту новую угрозу... Господин Зорин, я напомню вам, что вы сами на днях отрицали наличие этого оружия. Сегодня вы опять утверждаете..., что ракет на Кубе нет, или — что мы не доказали, что они там имеются... Прекрасно, сэр. Разрешите задать вам простой вопрос: отрицаете ли вы, посол Зорин, что СССР разместил и продолжает размещать на Кубе ракеты... а также возводить стартовые установки? Да или нет? Не ждите перевода, отвечайте: да или нет?

— Я здесь не в американском суде, сэр, и не намерен отвечать на вопросы, заданные в прокурорском тоне, — стараясь сохранить невозмутимость, произносит Зорин. — В должное время вы получите ответ, сэр.

— Вы находитесь в данный момент перед судом мирового общественного мнения. Вы можете ответить: да или нет? — продолжает настаивать Стивенсон.

— Продолжайте вашу речь, — повторяет Зорин. — Вы получите ответ в должное время.

— Я готов предоставить доказательства тут же, на этом заседании, — произносит Стивенсон и показывает фотографии советских ракет. Это производит ошеломляющее впечатление на Совет Безопасности и на весь мир.”

Пройдет два десятилетия, и уже во времена андроповского правления точно так же будет вести себя преемник Зорина Олег Трояновский, когда ему предъявят запись переговоров советских летчиков, сбивших корейский пассажирский самолет.