Ознакомительная версия.
Когда Сопун, тяжело дыша, поднялся на курган, отец его, не оборачиваясь, пробормотал:
— Тебя, сынок, только за смертью посылать…
— Все хотел я тебя спросить: зачем тебе за Смертью посылать, батя? — задыхаясь, ответил колдун. — Подожди, пока у тебя мясо с костей отвалится, и со своей неразлучною косой сам за Смерть сойдешь… Скажи мне лучше, почему велел сие оружие на самую верхушку тащить? Можно было бы и у телеги его набить…
— Слышу, закусывал ты… Копченой свининой от тебя несет. Дело доброе, что догадался подкрепиться. А насчет оружия, так здесь, наверху, дольше светлее будет. И мы, пока с ним возиться станем, сможем посматривать, что делается у корчмы.
Разложил Серьга ружья и припасы к ним на выцветшей траве, заявил важно:
— Ты самопал возьмешь, он попроще будет, а я уже большую пищаль. Вот гляди, как заряжается…
Живой мертвец осторожно снял крышку с пороховницы, наполнил ее порохом по самые края и пересыпал зелье в ствол самопала. Закрыл крышку и отдал пороховницу сыну:
— Привесь к поясу. Да ствол, ствол не наклоняй, высыплется зелье!
Потом Серьга нашел в перевязи немца-пищальника вшитую сумочку с пыжами и два из них вытащил. Пыжи оказались бумажными, а на клочках вытеснены черные буквы. Грамотный Серьга кинулся было читать, однако чужие начертания букв («alten Dracole… …Bruder haben…») сразу охладили его. Забормотал:
— Надо же… Сподобился наконец печатную книгу увидеть, да и та немецкая, да и ту глупый немец разорвал на пыжи… Давай мне пулю из той сумочки, а сумочку — себе к поясу… Так… Шомпол, шомпол подай! Ту палочку, что покороче, говорю.
Круглую тусклого свинца пулю Серьга обернул пыжом и шомполом задвинул ее в ствол до упора. Затем взял с земли натруску, показал сыну, как открывается и закрывается полка, заставил самого открыть и насыпал на нее пороховой мякоти.
— Видишь в стволе скважинку просверленную? Это затравка. Мы должны протолкнуть в нее побольше тонко растертого зелья, чтобы, когда пыхнет на полке, огонь по затравке добрался до заряда в стволе. Понял?
— Да ничего я не понял, батя… То ли дело из лука!
— Ладно, потом когда-нибудь поймешь. Натруску к поясу цепляй, кому говорю! Сейчас бы нам тонкую травинку какую. Эй, а ну подай сюда свою иголку!
Попробовав сначала использовать острие драгоценной иголки, Серьга ее перевернул и принялся уже тупою стороною заталкивать пороховую мякоть в затравку. Потом закрыл полку крышечкой.
— Теперь не высыплется… Однако, если дождь пойдет или там снег, прячь замок под полу. Промокнет зелье, уже не выстрелит самопал, понятно?
— Что ж в том понятного? И где тут замок? Ты мне про замок ничего не говорил, батя.
Показал Серьга замок и поведал, что, кроме полки с крышкой, состоит он из курка со спуском, а в губки курка вставляется конец фитиля.
— Видишь, он уже вставлен, фитиль, и конец его обгорел, а нам теперь надо губки разжать немного и продвинуть фитиль вперед. Вот так. Теперь поджечь фитиль в губках — и можно стрелять. А стреляем так. Открываем крышечку полки. Прицеливаемся по стволу, вроде как из лука по стреле, потом осторожно тянем вот здесь, за спуск, пружинка сжимается, а курок наклоняется с горящим фитилем к полке. Пороховая мякоть на полке вспыхивает, а ты крепко держишь самопал, пока не выстрелит. Отпускаешь палец, и курок возвращается на место. Можно снова заряжать. Теперь подай сюда большую пищаль…
В мушкете замок оказался посложнее: здесь крышечка от полки была хитроумно соединена со спуском, так что, когда губки курка с зажатым в них фитилем приближались к полке, она сама открывалась! Для удобства прицеливания над дулом припаяна была мушка, а задняя оконечность ствола немного расплескана, и в ней сделан пропил. Зато имелось, слава богу, и упрощение: ствол у большого ружья почти в полтора раза толще, чем у самопала, и дуло шире, поэтому и затравка просверливается шире, в нее порох заталкивается и на полку насыпается такой же, что засыпается в ствол, и таскать с собою натруску с пороховой мякотью не нужно.
Теперь Сопун затравленно следил, как отец подбирает с травы принадлежности и припасы к мушкету, как складывает их в мешочки на перевязи. Вот на траве осталась потертая кожаная подушка и сошка.
— Ладно, я помню, что палку с рогулькой в землю втыкают, а на нее кладут ствол… А подушечка для чего?
— Черт ее знает, сынок, это он помогает немцам придумывать все их хитрости-мудрости. Но если была она на перевязи, я ее на место пристегну.
Было обидно колдуну, что в его зрелые годы оказался он в роли мальчишки-несмышленыша, которому отец никак не может объяснить хитроумное устройство Водяной мельницы. Тем более что и Серьга едва ли понимал, какой силой этот черный порошок, зелье, бросает пулю неведомо куда. Сейчас, когда и самопал, и большая пищаль были уже набиты, когда оставалось только в нужное время высечь огонь и поджечь фитили, любопытство не оставляло Сопуна, и он все-таки спросил:
— Батя, а ты не знаешь, зачем немец придумал большую пищаль, такую длинную и тяжелую? Чем немцам нехорош стал самопал вроде этого?
Серьга подумал и ответил недовольно:
— Откуда мне знать? Немец, он расчетливый. Лишнюю тяжесть таскать не станет, и на лишнее зелье и свинец немца не заставишь понапрасну тратиться. Я же из сего ружья надеюсь пробить латы на своем главном враге, клятом рыцаре, потому что пуля из любезного тебе самопала от железа просто отскочит… Эй, а наша русалка не пробралась ли уже в корчму? Да где ж она, сынок?
Огляделся Сопун и присвистнул. Сумерки успели сгуститься в лесу, а на кургане тоже вот-вот должна была наступить темнота. Заигрались они с батей своими железными игрушками, и забыл колдун, что должен был помочь смелой русалке, отвести дозорному глаза. Фигуру дозорного еще можно было различить возле повозки, но в двух окошках корчмы, в верхнем и нижнем жилье, уже засветились окошки.
— Ну, с Богом, сынок! Не забыть только самострел с телеги прихватить и договориться со Змеем, где он будет держать для нас коней. Если сей ночью порешим супостатов, завтра к вечеру будем дома. Казалось бы, чего хорошего ждет меня в моей могиле, да вот соскучился я по ней, признаться.
Однако мужики, живой и мертвый, увлекшись своими стреляющими железками, пропустили не только момент, когда Зелёнка проскользнула в двери корчмы. Сейчас, в сумерках, уже не тот часовой расхаживал возле телеги с самопалом на плече, которого они видели там на закате.
Четвертью часа ранее Хомяк-упырь вышел на большую дорогу из лесу, примерно в полуверсте от корчмы. Лошадь Федка он оставил привязанной к сосне на полянке, где прятался, а сам пустился к корчме по быстро темнеющей дороге. В голове у него мутилось от голода, безумно хотелось свежей крови. Когда впереди мелькнула неясная тень, он ускорил шаг и вскоре, как бы на покрытом искрами вогнутом зеркале, увидел молодую женку, которая продвигалась к корчме так же бесшумно и осторожно, как и он. Постанывая от нетерпения и пуская слюни, упырь сократил расстояние до добычи, однако вскоре испытал жесточайшее разочарование: человеческие запахи испускала одежда бабы, в теле же ее самой никакой вкусной человеческой крови не было!
В походке бесовки, в ее повадке, что ли, Хомяк-упырь распознал знакомые черты, однако он был теперь больше упырем, чем Хомяком; жажда крови поглощала все его человеческие чувства, и если бы он даже узнал теперь русалку, виновницу его неокончательной смерти, то едва ли бы напал на нее, желая отомстить. Иное дело, что женка-бесовка, обратившись к дозорному, присутствие которого возле усадьбы почувствовал с некоторых пор Хомяк, могла отвлечь внимание этого двуногого бурдюка, полного восхитительной горячей крови. Поэтому он разозлился на девку, когда она вдруг пригнулась, приняла вправо и растворилась среди придорожных кустов. Выматерил ее вполголоса Хомяк и, осторожно ступая, пошел дальше по дороге. Тут услышал он горьковатый запашок и тотчас же распознал его опасность для себя. Осторожно повернул голову: на обочине стоит одинокая осина, а нижние ветки у нее срублены. На земле под осиной, на темно-красной листве еле заметно белеют стружки. Хомяк злобно ощерился и тотчас же забыл об осине — потому что густые запахи дозорного достигли его носа. О, это был человек, и никаких на сей раз сомнений, теперь уже без дураков!
Слова «Каша» и «казак» промелькнули в сознании Хомяка, однако тут же были смыты волной изумительных вестей, принесенных запахами дозорного: тот был сыт, стало быть, кровь его сейчас исполнена питательных веществ, он был чуток пьян, выпив заморского вина, и это придаст его крови пленительный привкус! Не успев придумать никакой хитрости, ничего вообще не соображая, упырь зашагал к дозорному, как будто тот подтягивал его к себе на веревке.
— А ну стой! — услышал Хомяк, однако и не подумал остановиться. — Ты, что ли, Федко?
Ознакомительная версия.
