– Очень важен момент вдоха вашего противника. Вы же должны выдыхать во время своей атаки. Атака, пропущенная на вдохе, может быть намного опаснее, чем прием, пропущенный на выдохе. Нужно уловить тот момент, когда ваш противник вдыхает. Именно тогда он представляет собой слабое место.
– Почему?
– На вдохе противника всегда удобный случай для атаки, так как тело менее сосредоточено. Момент вдоха – удобный случай, который ваша интуиция должна уметь уловить. Атаковать на вдохе противника, когда он слабее в защите, – это очень важный секрет и большое искусство.
– Помните, что во время вдоха ваш противник невольно напряжен, уязвим – помните об этом не только в состязаниях или боевых поединках, но и в повседневной жизни, в спорах, дискуссиях.
– Вы не должны показывать ваши слабые места ни в боевом искусстве, ни в повседневной жизни. Жизнь – это борьба! Нужно всегда оставаться собранным, не раскрывать своих недостатков и стараться избавляться от них в упорных тренировках самообладания.
– В дыхании постоянно сосредотачивайте ваше внимание на выдохе, который должен быть медленным, долгим и должен как можно ниже захватывать брюшную полость. Глаза не спускайте с глаз вашего противника – следите за его внутренним движением. Старые мастера говорили: «Знаешь противника и знаешь себя – победа будет за тобой; знаешь себя, а его не знаешь – один раз победишь, на другой потерпишь поражение; не знаешь ни себя, ни его – каждый раз будешь терпеть поражение».
– Концентрируйте ваше внимание на вашем выдохе – это очень важно! Пусть он будет более долгим, возможно более спокойным – это помогает не быть усталым и взволнованным.
Все это было отлично понятно во время беседы. Но на татами, где счет идет на секунды… Нет, спасибо и низкий поклон мастеру Сато за всю семинарскую муштру!
Преподаватели с некоторым удивлением отмечали, что, в отличие от многих, русский сразу уловил, что значит чувствовать, будто голова не просто прикреплена при помощи шеи на плечах, а является как бы прямым продолжением бедер. Он уже умел работать корпусом, разворачивать его при помощи бедер, знал некоторые повороты и уклоны. Намечалось у новичка и мало у кого возникающее сразу «внутреннее зрение» – способность уловить и предупредить прием, который собирается применить противник.
Поняв это, мастер почти сразу стал ставить русского в спарринг с наиболее сильными учениками. Правда, был в этом и еще один умысел: в русском видели нередко не условно-спортивного, а реального противника – еще чувствовались отзвуки недавней Русско-японской войны. Это был отличный повод для мастера напомнить своим питомцам: «Тот, кто умеет сражаться, не дает волю ярости. Тот, кто умеет побеждать противника, не вступает с ним первый в схватку».
Считалось, что при равной технике или даже несколько уступая партнеру, более сильный всегда имеет больше шансов на победу. И в эти первые дни Василий нередко оказывался на татами с безжалостно заломленной рукой или почти придушенный разгоряченным противником. Он поднимался и, по обычаю дзюдо, благодарил за науку смиренным поклоном. А вечерами на жестком тюфячке, брошенном поверх татами, чувствуя всем телом боль дневных синяков и растяжений, он вспоминал не только уроки учителя Сато, но и давно, казалось, забытые борцовские приемы отца, с удивлением отмечая не только их различие, но и сходство.
Вспоминались и слова Сато о том, что человек, хорошо овладевший приемами борьбы, имеет всегда преимущество над противником, даже если у него незавидные физические данные. Василий не считал себя слабаком, да и не был им, значит, дело в технике. Не зря Сато настаивал, что превосходство в технике – это и превосходство в моральном состоянии. «Использовать духовные силы, значит, оставаться спокойным, но готовым ко всему и полным энергии, – учил он Василия. – Нужно расслабить руки и ноги, почувствовать себя свободно, полностью контролируя обстановку. От состояния твоего духа зависит правильная реакция на действия противника».
«Значит, – думал Василий, – не удается полностью расслабиться». И он знал причину этого – ему пока не хватало в Кодокане того чувства общности, дружественности, семьи, которое он так быстро обретал в учебных заведениях Русской православной миссии, хотя и там большинство учеников было японцами. Но то ли он был тогда младше и доверчивее, то ли такими же были его сверстники – сейчас это ощущение открытости не приходило к нему, а без этого тяжело было его русской широкой душе.
Он рвался в миссию, отпрашивался в собор, втайне надеясь увидеть владыку Николая, но преосвященный уже редко показывался там. Василий совсем уже было решился попросить в миссии о встрече с владыкой, но во время одного из спаррингов получил перелом ребра и на некоторый период слег.
Этот жестокий урок запомнился ему надолго: бросок противника – и зал перевернулся вверх ногами. Он инстинктивно попытался вскочить, но острая пронзительная боль пронзила все его существо… «Встань!» – приказал он себе. Но боль не отпускала. И хотелось не двигаться – только лежать.
«Встань!» – ему показалось, что он выкрикнул это во весь голос, и он с тревогой открыл глаза. Тренировка шла своим чередом, на лежащего никто не обращал внимания. Он собрался с силами и поднялся. В глазах опять потемнело от боли. Напротив, усмехаясь, стоял противник – здоровый детина, швырнувший его на татами. Усмешка сменилась удивлением – он явно не ждал, что русский поднимется. Ведь от такого броска ломаются ребра – это японец знал точно. И он не ошибся – ребро у Василия действительно оказалось сломанным. Но он стоял. И даже по обычаю смиренным поклоном поблагодарил соперника за науку. Хотя, по большому счету, благодарить должен был бы противник за тот урок, который преподал ему русский: главная победа – победа воли над болью и слабостью, победа над самим собой.
А потом, когда пришлось наверстывать упущенное, его снова захватил жесткий, стремительный ритм Кодокана. «Ничего себе – мягкий путь!» – сердито думал он порой.
А мастера не забывали подчеркнуть именно этот принцип преподаваемого ими единоборства: «Нет ничего в мире мягче и слабей воды, но в борьбе с твердым и крепким ничто не в силах ее превзойти и ничто ее не заменит. Человек при рождении нежен и слаб, а когда умирает – тверд и крепок. Все существа – и трава, и деревья при рождении нежны и мягки, а когда гибнут – сухи и ломки. Ибо твердость и крепость – спутники смерти, а нежность и слабость – спутники жизни. Так учил еще великий Конфуций. Вот почему большое и крепкое оказывается внизу, а нежное и слабое – наверху».
И Василий вспоминал переданный отцом рассказ прадеда о полубылинном Олексе, бросившем оземь многопудового монгольского богатыря. Однако сила духа – это сила духа, а прав был и доктор Кано, когда придавал большое значение знанию разных хитростей и уловок, способных физически вывести противника из равновесия.
Василий запоминал: в обороне поддайся нажиму и стяни противника в свою сторону. А если тот тянет на себя, сделай резкий толчок вперед. В атаке толкни противника, а затем, используя его сопротивление, резко потяни в другую сторону. Можно и наоборот – сначала потянуть противника на себя, а затем, также используя его сопротивление, толкнуть в обратном направлении. Если стоишь тесно с противником, резким рывком отрывай его от пола силой ног и всего корпуса.
Совсем интересно стало, когда дело дошло до бросков и захватов. К тому времени питомцы доктора Кано уже не с прежней охотой выбирали себе в партнеры «русского медведя» – он явно наловчился давать сдачи. Многому его научили еще в Киото, в семинарии, разница была в том, что здесь все было классом выше – и сама преподаваемая техника, и мастерство противников. Но еще учитель Сато отмечал, что Вася-сан – способный ученик. Хватало ему и тех качеств, которые считал главными основатель дзюдо: способности к полной самоотдаче, мужества и умения мгновенно принимать решения.
Дни шли, похожие один на другой, когда однажды хмурым февральским вечером его внимание привлек колокольный звон. Мощный колокол собора отбивал удары медленно и печально, роняя звуки, словно слезы. Василий насчитал двенадцать и выбежал из зала, где тренировался, не обращая внимания на возмущенный возглас мастера.
Он остановил пожилого японца, спешившего к собору, и еще не успел задать вопрос, как тот проронил, покачав головой: «Сю-ке Николай…»
«Епископ Николай…» – машинально перевел про себя Василий. Неужели что-то случилось с владыкой? И уже по дороге узнал, что подтвердились самые горькие его опасения.
В миссии было не до него – готовились к последнему прощанию с преосвященным. Но Василия здесь помнили, и понемногу из разговоров он представил себе картину последних дней преосвященного. Добавил несколько скорбных слов и узнавший Василия епископ Сергий. Он помнил этого юношу еще по Киото и знал об особом отношении к нему владыки Николая.
