ориентироваться, чтобы впоследствии иметь возможность дать императору совет, которому последний придаёт большую цену.
— Я могу лишь повиноваться и, обязанный подобным повиновением, буду видеть в своём госте только графа Фалькенштейна! — ответил граф Потоцкий.
Иосиф жестом руки пригласил Потоцкого и Кобенцля сесть и спросил:
— Ну, что делается у вас, в Польше? Очень бранят нас там за то, что мы немного уменьшили королевство? Моей матери, императрице, было очень тяжело делать это, но что поделаешь? Это было решено в Петербурге и Берлине и нам лишь оставалось подумать о себе при разделе.
Потоцкий пытливо посмотрел на императора, который в самой непринуждённой светской форме давал разговору столь опасное направление; он несколько секунд раздумывал над ответом и затем неуверенно проговорил:
— Вы, ваше величество, поймёте, что потеря значительной области возбуждает огорчение в моих соотечественниках, что здесь и там вспыхивает патриотический гнев и что даже те, кто вынужден необходимостью приносить жертву для спасения самостоятельности, всё же должны оплакивать эту жертву.
— Мне почти сдаётся, что жертва не достигла цели, — сказал Иосиф, устремив на графа взор своих больших, ясных глаз. — Едва ли можно говорить о самостоятельности страны, когда последняя занята чужеземными войсками, и князь Репнин, как мне кажется, пользуется в королевстве польском большей властью, чем король Станислав Август.
Потоцкий пожал плечами и, видимо, затруднился ответом на это беспощадно-откровенное замечание императора.
— Императрица поддерживает порядок в Польше, для которого наше государственное управление не представляет достаточных гарантий, — наконец, сказал он.
— Вы понимаете, дорогой граф, — продолжал Иосиф, — императрица Екатерина — моя высокая союзница, и я надеюсь, что наш союз будет крепнуть и крепнуть; своим соглашением мы можем покорить мир, но это не мешает слегка следить за соседом и думать и о том времени, когда вследствие изменившихся обстоятельств уже нельзя будет оставаться друзьями. Вы говорите, что ваша конституция не может поддерживать порядок; конечно вы правы; государство без порядка бессильно и ничтожно. Всё же мне не кажется необходимым благодаря тому отдаваться под чуждое господство; мне кажется, что лучше было бы упорядочить неудовлетворительное и опасное государственное устройство. При последнем договоре Россия взяла из польских пограничных областей наименьшую часть, — оживлённо продолжал император, — но такое бескорыстие и самоограничение было щедро уравновешено тем, что всё остальное королевство почти находится во власти русских. Если положение вещей останется таким, как оно есть, то дело станет только за наименованием, чтобы превратить Польшу в русскую провинцию.
— Вы, ваше величество, пожалуй и правы, — сказал Потоцкий ещё боязливее и ещё сдержаннее, — но как можно будет изменить государственное устройство, ревностно оберегаемое польским дворянством и русскими войсками, и какое государственное устройство было бы уместно?
— Я вижу, дорогой граф, что мы отлично понимаем друг друга, — сказал Иосиф, — что я найду у вас те разъяснения, которых ищу, так как в поставленном вами вопросе во всяком случае вся будущность Польши; вы поймёте, что и я усердно размышлял над этим вопросом. Самостоятельная, сильная и цветущая Польша может быть доброй соседкой для Австрии; ведь нужно помнить о том, что в Вене до сих пор ещё полны благодарности великому Собесскому, оказавшему нам со своим храбрым польским войском рыцарскую помощь в великой беде; равным образом и от России мы можем ждать добрососедских отношений. Но всё же лучше, когда между двумя великими державами остаётся прочная преграда и когда сильная Польша, которая как я надеюсь, постоянно будет другом Австрии, если она лишь постигает свои истинные интересы, в то же время будет прочным залогом мирных отношений между Австрией и Россией. В этом смысле, дорогой граф, я размышлял о данном вопросе и, как я полагаю, нашёл его разрешение.
— Я не удивляюсь, — сказал Потоцкий, — что высокий ум вашего величества умеет разрешать самые тяжёлые задачи, и мне очень интересно выслушать, как это произойдёт.
— А мне очень хотелось бы слышать ваше мнение относительно найденного мною разрешения задачи, — воскликнул Иосиф, — то есть, я желаю выслушать мнение человека, который лучше всех знает нужды своего отечества и может осуществить на деле мнение, разделяемое им. Королевство с замещением престола путём избрания невозможно в наше время, — оживлённо продолжал император, — выборный король неизбежно станет или бессильной тенью, игрушкой партий и зарубежных сил, или диктатором. В том и другом случае нет места для основанной на правопорядке державы. Отбросьте мысль об избирательном престоле, создайте наследственную королевскую династию, и Польша снова возродится.
— Где же найти такую династию? — спросил Потоцкий.
— В роде монарха, царствовавшего в Польше и, несмотря на некоторую слабость, сохранившего по себе, как я думаю, хорошую память, — ответил Иосиф. — Изберите одного из принцев саксонского курфюршеского дома наследным польским королём; он всегда найдёт поддержку в германской империи и в Австрии и с ним придётся иначе считаться, чем с графом Понятовским!
— Вы, ваше величество, высказываете мысль, уже возникавшую у многих, а также и у меня, — сказал Потоцкий. — Но каким образом добиться такого избрания? как объединить голоса сейма?
Иосиф положил руку на локоть Потоцкого и сказал:
— Были, времена, дорогой граф, когда над миром господствовало железо, когда рыцарский меч закованного в латы воина решал все великие вопросы судеб народов. Железо утеряло свою силу; теперь миром владеет золото, так как золотом можно купить всё — и порох, и ядра, и людей.
В глазах Потоцкого вспыхнул мимолётный огонёк.
— Конечно, золото господствует над миром, — сказал он, — но этот могущественный талисман не имеется в нашем распоряжении в Польше.
— Поэтому нужно подумать о том, чтобы создать его, — воскликнул Иосиф, — и средство к тому найти по-видимому не трудно. Ваше правительство учредило в Варшаве ломбардный банк с целью упорядочить финансы и создать прочный центр торговым оборотам.
Потоцкий пожал плечами.
— Банк действительно основан, — сказал он, — но он влачит призрачное существование, которое тоже вскоре угаснет: у него нет ни денег, ни кредита.
— Я готов предложить вам и то, и другое, — сказал Иосиф, — торговая компания в Вене вступит в сношения с вашим банком, будет субсидировать его деньгами и принимать к учёту его векселя. Подобная же готовность имеется налицо, как мне сообщили, и в Берлине. Для Пруссии также должно быть желательно не нуждаться в сильной охране русских границ. Когда ваш ломбардный банк, опираясь на Вену и Берлин,
