А великий князь, поглощая яства и хмуро слушая ее, спросил вдруг:
— Где Ярыш?
Ольга ожидала этого вопроса, а потому ответила с полной искренностью:
— Ведать не ведаю, супруг мой. Говорили, что его увезли…
— Чтобы ты ведать не ведала, где твой приятель?… Я не забыл, не забыл прудов с кувшинками, не забыл!… Я все, все помню, к-к-королева русов…
Он начал заикаться и дергаться и замолчал.
— Я и вправду не знаю, — тихо сказала Ольга. — И не надо гневаться на меня за мое незнание. Мои пути с друзьями детства давно разошлись…
Ей не следовало говорить о друзьях детства. Великий князь вскочил, заметался по палате, что-то гневно выкрикивая и брызгая слюной.
— Мне доложили, что Ярыша увезли в Псков, великий князь, — тихо сказал Кисан.
Игорь сразу замолчал и перестал бегать. Пожевал бледными губами.
— Воевода Ставко давно мертв.
— Да, но остались его люди. Они и прячут Ярыша. И будут прятать, пока он жив. Это ненадолго, великий князь.
— Почему?
Великий князь задал этот бессмысленный вопрос не потому, что не понял, что имеет в виду его советник, — он хотел получить подтверждение.
— Удар Ярыша в бою был последним. На большее у него уже не оставалось сил.
Игорь неожиданно захохотал. Трескучим прерывистым смехом.
— Наш бронзовый гигант хорошо его отделал, да?
— На нем нет живого места, — подтвердил Кисан. Это окончательно успокоило великого князя.
Он вновь уселся угощаться, спросил с набитым ртом:
— Кто же помог Ярышу добраться до Пскова? Великая княгиня только успела подумать, есть ли возможность, зацепившись за этот вопрос князя Игоря, помочь Свенельду увести дружину из Киева. Только мелькнула в голове мысль об этом, как Кисан неожиданно сказал:
— Дружинники Свенельда, великий князь. Они мешают нам навести в Киеве порядок, и хорошо бы отправить их куда-нибудь подальше. Место воеводы Свенельда — на южных рубежах, в этом его повинность перед тобой.
— Да, да, Берсень что-то говорил об этом, — припомнил Игорь. — Отправить на южные рубежи. Это правильно. Пусть держит кочевников в узде.
На этом, собственно, и закончилось тогда это напряженное свидание. Великий князь утихомирился, со вкусом ел, спрашивал, как Ольга себя чувствует, и даже подержал руку на ее животе, уверяя, что он слышит, как бьется сердце их дитяти.
— Береги себя, супруга моя, — сказал он на прощанье. — Ты носишь не просто мое дитя, ты носишь наследника Великого Киевского княжения.
И отбыл. А великая княгиня, переведя дух, подумала, что Кисан заслуживает не только жизни, но и кое-чего еще…
ГЛАВА 13
1
Когда— то, во времена расцвета Хазарского Каганата, обширные степи, лежавшие на левобережье Днепра южнее Киева (Летопись именует их Диким Полем), и в самом деле были дикими. Хазары прочно удерживали волжские рубежи, и в степи эти просачивались лишь редкие, а потому и неопасные для Киевского княжества группы кочевников. Но из Великой Степи, лежавшей в южном Заволжье, пришли печенеги, которых хазары не смогли удержать. Они переправились через Волгу, нашли в низовьях Дона и Днепра огромные и никем не занятые степи и осели здесь, разводя тысячные табуны коней. Еды было много, враги -далеко, и печенеги, разбившись на несколько орд, прочно обосновались в этих местах.
Тогда на южных рубежах Киевского государства стало весьма неспокойно. Здесь практически не было укрепленных городков, здесь в основном селились землепашцы-славяне и скотоводы из подвластных Киеву мелких кочевых племен. Всадники в рогатых шапках появлялись в вечернем мареве или на утренней заре, жгли жалкие селения, убивали мужчин, а женщин и детей уводили в полон, чтобы через перекупщиков продать их на невольничьих рынках Крыма. С печенежскими ханами договаривались о вечном мире, но за дикие налеты печенежских удальцов никакой хан ответственности нести не мог.
Это в Киеве понимали, а потому и вменили в обязанность воеводе Свенельду всячески улаживать возникающие пограничные конфликты. Это было его государственной обязанностью и перед великим князем, и перед народом киевским.
Свенельд не просто отвечал за южные границы Великого Киевского княжества — он досконально изучил их, лично перезнакомившись со всеми более или менее сильными ханами печенежской орды. И он не боялся Юга.
Юга боялся Киев.
Самую большую из левобережных печенежских орд водил Куря. Отец его, с которым Свенельд поддерживал дружеские отношения, погиб в битве с болгарами, оставив ханский титул сыну. Молодой Куря строго следовал заветам отца. И первым среди этих заветов значилась дружба с великим киевским воеводой.
К воинственным ясам из Киева можно было добраться либо через Крым с последующей переправой на Тамань, либо через Дикую Степь, и Свенельд выбрал путь через степи. Это был длинный и опасный путь, но воевода рассчитывал на помощь Кури — то есть не только на проводников, но и на посредников для переговоров со степными владыками. Поэтому его обоз на добрую половину состоял из подарков — как самому Куре (ему отдельно предназначалась осетровая икра), так и тем, с кем предстояли различные встречи. На пути через степи необходимо было во что бы то ни стало избегать даже мелких стычек.
А припасы для дружины воевода сократил до последней необходимости. Он вез походные кузни, запасное оружие и железо, снаряжение, холстину для перевязок ран и увечий, шорников с ремнями и кожами и совсем мало продуктов — только муку да немного соли. Для прокорма дружины он рассчитывал в основном на охоту, потому что в степях водилось множество сайгаков.
Куря не обманул его ожиданий. Свенельд получил не только проводников и толковых толмачей, но и личные знаки Кури, подтверждающие, что воевода Свенельд и его дружина находятся под покровительством хана Западной орды.
— Меня побаиваются, — Куря не удержался от похвальбы, но тут же поспешил объяснить: — Через меня идет вся степная торговля, и я держу цены в своих руках.
Он провожал Свенельда в степь на одно поприще. Расставаясь, вручил знаки своего рода и припал к плечу воеводы, выражая высшее почтение.
— Ты спас мое лицо воина, великий воевода. Я буду служить тебе и делам твоим всю жизнь, и, даже если мне суждено прожить долго, я не смогу расплатиться с тобой.
2
Казалось бы, все устроилось. Великий князь уже признал ожидаемого первенца своим, Свенельд исчез с глаз князя Игоря по своей воле и по его согласию, даже Ярыш в конце концов перестал натужно кашлять, хотя сила еще не вернулась в его могучее тело. И в стольном Киеве все затихло и замирилось, и…
Но Ольга вдруг стала испытывать непонятный страх. Будучи весьма разумной женщиной, она пыталась найти причину этого страха, продумывая все возможные его корни, но ей ничего ниоткуда не грозило. Ни ей, ни растущему в ней младенцу. И ясным разумом понимая это, княгиня Ольга ничего не могла с собой поделать.
Когда страх стал разрастаться, давить ее, не давать спать и просто спокойно существовать, она поняла, что не избавится от него, если кому-нибудь не расскажет, что ее мучает. Правда, «кому-нибудь» для великой княгини подразумевало: только ее супругу. Но вот как раз ему-то и не следовало говорить, и великая княгиня о нем никогда не думала как о друге, к которому спешат, чтобы просто облегчить душу.
Друга она встретила в дальнем дворцовом переходе, когда шла навестить внуков Зигбьерна. Столкнулась лицом к лицу, не думая, что вот он, тот друг, которому можно доверить непонятную тоску, рождающую еще более непонятный страх.
Навстречу, тяжело опираясь на палку, шел коренастый мужчина с такой нечесаной бородой, что казался похожим на лешего. И не посторонился — совсем как леший. И сказал:
— Здравствуй, королева русов.
— Ярыш?!
— Ходить учусь, — он улыбнулся в косматую бороду. — Будто маленький.
