— Он ошибается, — Мария поджала губы, — я не собираюсь так просто отказываться от того, что принадлежит мне по праву. Отец перед смертью восстановил меня на престоле. Эдуарда заставили подписать незаконный указ.
— Он подписал его сам, — встряла Елизавета, — Эдуард намекал мне о том, что собирается сделать. Ты — католичка, Мария. Поэтому он не хотел, чтобы ты становилась королевой.
— Его убедили в необходимости подписать эту бумагу. Он сделал это, подчинившись воле герцога Нортумберлендского! — припечатала Мария. Елизавета не стала спорить.
— Герцог является государственным преступником. Его следует казнить. И самозванку Джейн тоже, — Мария строго посмотрела на сестру.
— Но Джейн-то уж точно не виновата, — Елизавета вспомнила маленькую девочку, с которой подружилась в доме мачехи, — она ничего не понимает. Всё затеял Дадли.
— Тебе придётся забыть про жалость к этим людям. По-другому поступить с самозванной королевой нельзя.
— Что происходит в Лондоне? — спросила Елизавета. — Её уже короновали?
— Вот-вот собираются. Люди, которых я отправила в столицу, сообщают, что Джейн находится в Тауэре в ожидании коронации. Она назначена на десятое июля. Сегодня... — Мария нахмурилась, — а сегодня девятое. Значит, они сделают это завтра.
— Что будем делать мы?
— Сюда со всей Англии идут те, кто считает меня законной наследницей престола. Вокруг дворца разбит лагерь моих сторонников. Когда мы будем готовы выступить, мы поедем в Лондон. Надо собрать достаточное количество людей, чтобы противостоять герцогу. В любом случае отступать я не намерена.
— Ты так уверена в своих силах? — Елизавета с уважением посмотрела на сестру.
— Сил мне придают мои сторонники. А их, как я тебе уже сказала, много.
Вдруг Елизавета вспомнила про Роберта: «Он же сын герцога и наверняка выступает на стороне отца. Его жена из этих мест. Наверное, он привезёт её сейчас в Лондон». Ранее Роберт никогда не появлялся при дворе вместе с женой. Лишь на венчание она приехала в Лондон, но после снова вернулась в Норфолк. Елизавета почувствовала, как ревность начинает вымещать в душе голос разума.
«Мне нельзя думать о Роберте. Если Мария казнит его отца, то она в лучшем случае посадит Роберта в Тауэр. В худшем... казнит».
— Мы можем отсидеться в этом замке какое-то время и даже оказать сопротивление, если Дадли посмеет сюда явиться, — продолжила Мария. — Говорят, он тоже собирает войско, узнав, что ко мне стекается народ, недовольный тем, что творит герцог. Ты устала, — заметила Мария, — иди, отдыхай. Я рада, что мы вместе, — на её лице не было улыбки, но по чуть потеплевшему голосу Елизавета поняла, что сестра говорит искренне.
— Я тоже рада, что сумела добраться до твоего замка, — ответила она, — надеюсь, вместе мы сумеем победить в этом поединке.
На следующий день пришли очередные новости. Джейн была коронована. Со всей присущей ему помпой Дадли объявил об этом событии, представив в качестве будущего короля Англии своего сына Гилфорда.
— Он считает дело решённым, — докладывал приближённый Марии, из тех, кто был послан ею для выведывания информации, — королева Джейн явно находится в смятении. Она не появляется перед народом, а продолжает находиться в Тауэре...
— Там ей и место, — ворчливо вставила Мария, — продолжай.
— Но до Лондона дошли слухи о том, что здесь собирается войско в поддержку принцессы Марии. Дадли собирает своих приспешников. В основном это наёмники — немцы и итальянцы.
— У них нет совести. Раз они сражаются не за собственную родину, а непонятно вообще за кого, значит, совести нет. Нет веры! — громко заключила Мария. — С такими сражаться будет не сложно.
— В первую очередь сюда герцог отправляет сына, Роберта. Из этих мест его жена. Поэтому он надеется, что найти себе сторонников будет просто.
Услышав имя возлюбленного, Елизавета вздрогнула. Получается, Роберт выступает против неё и её сестры, как она и предполагала.
— Ты что-то хотела сказать? — Мария заметила реакцию сестры и решила, что та тоже хочет принять участие в разговоре.
— Нет, нет. Просто я знаю всех этих людей. Дадли и его сыновей, Джейн. Мне странно, что они вдруг стали моими врагами, — Елизавета вздохнула.
— Врагом может стать кто угодно и в любой момент. Это же ты у нас так хорошо изучила философию. Почему же удивляешься поступкам других людей? — Мария передёрнула плечами. — И лет тебе уже достаточно, чтобы понимать: поступками редко руководят благородные порывы. Чаще желание разбогатеть, стремление к власти, месть.
— Ты тоже стремишься к власти.
— Мне власть дана Богом. Я — наследная принцесса, от рождения мне даны определённые обязанности. Одна из них — защищать свой народ от самозванцев, которые захватывают трон. Также мне надо вернуть Англию в лоно церкви. Мой отец и браг заблуждались. Так бывает, что сам дьявол пытается устанавливать свои порядки в этой стране, — Мария словно забыла, что Елизавета тоже протестантка. — Я борюсь не столько за власть, сколько за справедливость. И, как видишь, в Англии осталось ещё много католиков — все они идут ко мне с надеждой в то, что я вновь верну им утерянную веру, — Мария вспомнила о прибывшем из Лондона гонце, — у тебя есть ещё, что нам сказать? — обратилась она к нему.
— Мне велели передать, что на востоке страны готовится мятеж. Таким образом, вы можете рассчитывать на поддержку почти всей Англии. На стороне Дадли фактически остался лишь королевский гарнизон в Лондоне и наёмное войско.
— Спасибо. Ступай, — Мария позволила гонцу уйти, — думаю, стоит дождаться, когда Дадли явится сюда собственной персоной, — обратилась она снова к Елизавете. — Но сначала я проеду по тем городам, которые находятся на моей стороне.
Мария приказала готовить кортеж к выезду.
— Ты поедешь со мной, — велела она сестре, — люди должны видеть, что и моя сестра-протестантка выступает против самозванной королевы.
И в этот, и в последующие дни Елизавета смогла убедиться: её сестру на самом деле поддерживают многие. Куда бы они ни заезжали, везде Марию приветствовали толпы людей, подкидывающие в воздух шапки и береты, вывешивающие на двери домов флаги с гербом Тюдоров, выкрикивающие слова приветствия. Её уже называли «наша королева».
Про Елизавету тоже не забывали. То, что она постоянно была рядом с Марией, нравилось народу. Они иногда выкрикивали и её имя. Обе дочери Генриха Восьмого, сводные сёстры короля Эдуарда, в глазах англичан являлись символом незыблемых традиций, продолжением династии. В тот момент всем уже стало ясно: на престол взошла не королева Джейн, а сын Дадли Гилфорд, а ещё точнее, сам Джон Дадли, герцог Нортумберлендский...
На третий день правления самозванной королевы Мария и Елизавета узнали, что в Кеннинг-холл, направляется Роберт Дадли с войском.
* * *Роберт знал, что Елизавета находится в замке сестры. Он понимал, что в случае его победы Елизавета, скорее всего, окажется в Тауэре. И не в качестве принцессы, ожидающей коронации, а в качестве заключённой. В отношении сестёр у отца были совершенно однозначные планы: казнить. Казнить, чтобы они больше не мешали ему строить собственную королевскую династию Дадли.
Войско, собранное в Лондоне отцом, было невелико. Но, что хуже всего, Роберт с ужасом наблюдал, как оно постепенно разбегается на пути в Кеннинг-холл. Его единственной надеждой оставались люди, жившие там же, где и семья его жены.
В Роберте боролись два противоположных чувства: любовь к Елизавете, нежелание причинить ей зло, и естественный инстинкт самосохранения, который подсказывал, что в этой борьбе лучше бы победил он.
Подойдя к замку Марии совсем близко, Роберт остался с наёмниками, которые лениво брели по дороге, не выказывая ни малейшего энтузиазма. Денег им отец заплатил мало — казна была пуста. Ни казнь Сеймура, ни казнь герцога Сомерсета не помогли её вновь наполнить. Набеги на церковь и монастыри закончились. Оттуда брать уже было нечего. Люди разных национальностей, с трудом объяснявшиеся друг с другом, не имели ничего общего с англичанами. Они не понимали, кого защищают и против кого воюют. Они шли в одинаковых шлемах и накидках, на которых был изображён герб Дадли, чтобы хоть как-то отличать своих от чужих.
Англичан в войске практически не осталось. В городах, которые они проходили, их не встречали ни ликованием, ни тёплым приёмом. К ним никто не присоединился и в Норфолке. Отец Эммы лишь с сожалением развёл руками:
— Все переходят на сторону Марии. Я не смог ничего поделать.
Роберт понял, что ему остаётся одно: повернуть назад в Лондон. От отца тоже шли неутешительные новости. Он со своим войском находился в Кембридже. Войско, как и у Роберта, разбежалось. Но у Джона Дадли ситуация сложилась похуже. У него не было даже наёмников. В Кембридже он оказался в полном одиночестве...
