Вельможа тронул коня. Брат Макарий пошел у стремени. За ними двигался пан Тшаска, а еще дальше – вспыльчивый шляхтич.
– А вотчины в порядке? – снова спросил вельможа.
– В полном порядке. Урожай богатый.
– А пани Фирлеева ничего иезуитам не отписала?
– Ни одной души.
– Знаешь, – придержал коня вельможа, – надо будет все-таки придумать тебе какую-нибудь награду, Ты молодец из молодцов. Как только я подумаю, что все это, – он показал рукой вокруг, – все эти богатства, прекрасный замок, огромные вотчины будут моими, у меня просто дух захватывает. Ты не понимаешь, отец, что значит – иметь. А я, признаюсь, уже потерял всякую надежду.
В это время послышался звук колотушки, и на мосту появилась траурная процессия. Впереди шел отец Лаврентий с деревянным крестом, за ним, надвинув капюшоны, отцы Поликарп и Ипполит, певшие замогильными голосами молитвы. Позади шли четыре работника, несшие окутанное саваном тело Мацека. Стража расступилась, и процессия, не обращая внимания на всадников и брата Макария, обошла их и направилась к слободе. Колотушка стучала в такт траурной мелодии. Фальшивое пение монахов разносилось по всей околице.
Кони задрожали в испуге. Потрясенный пан Тшаска перекрестился. Вельможа растерянно смотрел на квестаря.
– Что это такое? Похороны? – спросил он после того, как погребальная процессия скрылась за придорожными кустами.
– Да тут один умер.
Пан Тшаска сидел сгорбившись в седле и беспрестанно крестился,
– Плохая примета, ясновельможный пан, – прошептал он, с трудом раскрывая рот. – Ох, плохая примета.
– Э-э, глупости, – крикнул вельможа. – Кто-то умер, вот и все. Наверное, старик какой-нибудь.
– Молодой, еще двадцати лет не было, – объяснил брат Макарий.
– Кто-нибудь побил его. Видимо, непослушным слугой был.
– Его очень любили, – продолжал брат Макарий.
– Что же с ним случилось? – сердито спросил вельможа.
– Да отцы-иезуиты, уходя отсюда, страшное заклятие на замок наложили: что ни день, то кого-нибудь смерть уносит.
Пан Тшаска перекрестился и так рванул повод, что конь чуть не встал на дыбы. Вельможа судорожно глотнул слюну.
– Заклятье? Какое заклятье?
Брат Макарий благоговейно вздохнул:
– Да вот какое: кто не ходил на богомолье в Ченстохов и попадет в этот проклятый замок, тот скоро умрет.
Вельможа беззаботно рассмеялся:
– Ну, я-то в Ченстохове бывал.
– Это еще не все, – сказал отец Макарий. – Уцелеть может лишь тот, кто посещает пани Фирлееву с добрыми намерениями. А если задумает что-нибудь недоброе да скроет это, – обязательно умрет. Пани Фирлеева принимает всех. Нашлось несколько таких удальцов – их трупы и сейчас лежат в часовне, ожидая погребения. Ну, ваша милость, пойдем, а то милостивая пани ждет и, наверное, беспокоится.
– А это кто был? – спросил вельможа.
– Да человек один, хотел было обделать выгодное дельце, но не успел переехать мост, как его горячка хватила. Ну, полежал да и умер.
– Это правда? – побледнел вельможа.
– Правда. Ну, идем, идем, нам пора.
Однако вельможа потерял охоту въезжать на мост. Сняв шапку, словно ему вдруг стало жарко, он вздохнул.
Пан Тшаска, вытаращив глаза, со страхом поглядывал то на мост, что находился в нескольких шагах от него, то на кусты, за которыми скрылась процессия.
– Пошли, пошли, – настаивал брат Макарий. Наконец вельможа принял решение. С гордым видом
он вытянул руку.
– Пан Тшаска, поезжай вперед!
– Боже милостивый, – схватился за голову шляхтич, – за что ты караешь своего сына!
– Пан Тшаска, ты слышал, что я сказал?
– Ясновельможный пан, – захныкал шляхтич, – я никогда не был в Ченстохове.
– Ничего, – возразил магнат, – мы проверим, действует ли заклятье.
Пан Тшаска неловко соскочил с коня и оказался на коленях. Не пытаясь подняться, он ухватил вельможу за ногу:
– Пощади старика, сохрани мне жизнь! Я столько лет тебе верно служу! Столько лет!
Вельможа сердито оттолкнул его:
– Вижу теперь, как ты верно служишь мне.
– Ребенком на руках тебя носил. Учил саблей рубить, аркан бросать.
– Не ной, старик. Слышал мой приказ?
– Песенкам учил тебя, разным штукам… Вельможа выругался, лицо его исказилось от злости.
Сощурив глаза, он в бешенстве взглянул на шляхтича.
– Марш! – крикнул он так, что конь присел на задних ногах и испуганно фыркнул.
Пан Тшаска поднялся с коленей, вскочил на коня, ударил его шпорами, повернул на месте и, что-то выкрикивая, галопом пустился через кусты.
– Стой! – закричал вслед ему вельможа, но не успел и глазом моргнуть, как за паном Тшаской последовал другой шляхтич, не обращая никакого внимания на крики своего господина.
Брат Макарий с невинным видом почесывал бороду.
– Вот еретики! – покачивал он головой, делая вид, что очень огорчен.
– Подлые трусы, – заскрежетал зубами вельможа и поднял коня.
– А ваша милость не пойдет? – спросил квестарь, видя, что и вельможа собирается удирать.
– Прежде съезжу в Ченстохов, – закричал магнат и галопом последовал за своей свитой.
– Так ведь ясновельможный пан был там, – рванулся за ним квестарь.
Вельможа повернулся в седле и погрозил кулаком.
– Вернусь – рассчитаемся!
Квестарь засмеялся, с удовольствием наблюдая, как всадники выехали на дорогу и мчались друг за другом во весь опор, так что пыль поднялась столбом.
На мосту брат Макарий пошутил со стражей,
– Ну как, милые мои, в кости еще играете?
Стражники что-то неразборчиво буркнули ему в ответ. Квестарь, смеясь до слез, направился к воротам. Вдруг раздался конский топот, и к мосту подскакал управитель в доспехах, с саблей в руке. Поравнявшись с братом Макарием, он осадил коня.
– Где этот изменник? Вот я ему покажу!
– Поздно, ваша милость. Этот изменник бежал, как заяц.
– Я ему покажу, как бегать! Увидит, как со шляхтичем дело иметь. Где он?
– Вон где, – квестарь указал на дорогу, что вилась у подножья горы.
– Зачем ты это сделал? – воскликнул укоризненно управитель. – Я бы ему брюхо проткнул.
– Да он сам удрал, я его не трогал.
– Ну, попадись он мне, сто тысяч чертей, я его так обработаю, что родная мать не узнает.
И управитель ударил коня по крупу, который ринулся через кусты. Брат Макарий, приложив руку козырьком, проводил его взглядом, пока тот не исчез. Потом, еле волоча ноги, потихоньку побрел к замку. Ему было весело и легко. Он думал только о бочонке, который ему обещал управитель, и чувствовал непреодолимое желание незамедлительно изучить содержимое этого бочонка.
Проходя через нижний двор, он перебросился несколькими словами со стражей, улыбнулся молоденькой служанке, пошутил с дворовым парнем. Около главной башни брат Макарий свернул в сторону и через малинник добрался до винного погреба. Оттуда исходил аромат, как из райского сада. Он собрался было пролезть в небольшое отверстие, как это делал не раз, но вдруг кто-то потянул его сзади за рясу.
– Да воскреснет бог… – вскочил он, как ужаленный.
Позади стояла придворная дама, которую он обманул в спальне пани Фирлеевой. Квестарь в ужасе поднял руки вверх.
– Нехорошо так преследовать мужчин. Женщина, приложив палец к губам, велела ему молчать. Квестарь, наклонившись, тихонько спросил:
– Что тебе от меня нужно, почтенная?
Дама оглянулась, желая убедиться, что кругом нет никого, и, сложив руки, прошептала:
– Отец, беги! Беги!
Пожалуй, впервые в жизни квестарь был удивлен. Почесав лысину, он шепотом спросил:
– А что за беда такая?
– Отцы-кармелиты оклеветали тебя перед нашей госпожой, и теперь тебе грозит скорая смерть. Они сказали, что ты колдун, заришься на ее богатства, что у тебя в сердце нет веры, а лишь сатанинская хитрость. Ясько получил приказ заключить тебя в «Доротку», а потом предать суду. Беги, отец, мне от всей души жаль тебя.
– А ты не лжешь, не смеешься надо мной?
– Клянусь смертным часом, клянусь последним утешением, не лгу, – била себя в грудь дама. – Я сама слышала, как отец-настоятель наговаривал на тебя нашей госпоже.
– Ну, почтенный настоятель! – крикнул брат Макарий, но тут же закрыл рот рукой.
Женщина умоляюще смотрела на квестаря.
– Беги!
Брат Макарий, увидев у нее на глазах слезы, склонил голову набок и почти весело спросил:
– А по какой это причине ты оказываешь мне такую услугу?
Дама покраснела и, стыдливо опустив глаза, молча перебирала оборку платья.
Квестарь насмешливо свистнул:
– А я, красавица, не верю, чтобы меня отцы-кармелиты так очернили.
– Не веришь? Да они суду тебя предадут, закуют в колодки. Ну и не верь, отец мой. Мне-то какое дело. Я выполняю христианский долг и больше ничего. Не верь. Они говорили, что ты великий грешник.
Брат Макарий взял ее за руку и нежно спросил:
– А ты не боишься с великим грешником говорить?
