Ознакомительная версия.
Архивист вытащил очки, взял кусок пожелтевшей кожи с мелкими разрывами, зашитыми тонкими льняными нитками, бережно прощупал его, посмотрел на свет и почти уткнулся носом в его письмена.
– В это трудно поверить, – изумленно изрек он через минуту. – Судя по написанию старославянских букв и составу восковой печати, это не старше XIV века. То, что это расположение подземных ходов, не вызывает сомнений, и, с учетом нашего разговора, мне нетрудно догадаться, куда они ведут. Где и как вам удалось это раздобыть? – тихо добавил он заговорщицким тоном.
– Сейчас это не важно, – ответил Белинский. – Важно ваше профессиональное мнение. Что, на ваш взгляд, могут означать эти знаки и оттиск на печати?
Ученый снова надел очки.
– Я бы с уверенностью сказал, что это эмблема ордена иезуитов – те же черные расходящиеся из центра волнистые лучи. Но, как видите, из-за этих сколов и трещин внутри печати не видна остальная атрибутика ордена: крест, три гвоздя и анаграмма IHS – аббревиатура трех слов In hoc signo – «Под этим знаком ты победишь». Буквы на пергаменте тоже порядочно стерты, к тому же наполовину съедены рваными краями свитка. Без специального исследования тут не обойтись. Вот этот крест, в центре, я полагаю, обозначает Святоюрский храм. Четыре маленьких кружочка с точками посередине, возможно, обозначают входы в подземелье. На планах таким образом отмечали городские колодцы, которые во Львове нередко имели боковые отходы. Например, в 1885 году такой колодец откопали на территории монастыря Сестер милосердия. Ну а что обозначает этот знак, в виде лягушки, соединенный линиями с кружками, вы, очевидно, догадываетесь? – многозначительно посмотрел он на Белинского.
– Да, доктор, догадываемся. Скажите, можно ли сейчас по этой карте определить место расположения этой лягушки?
– Сомневаюсь, для этого надо знать хотя бы две привязанные к местности точки. А все эти скрытые под условными знаками постройки, дороги, пруды с ручьями уже давно не существуют, и на месте колодцев стоят дома и улицы современного города.
– А не хранятся ли в архиве старые карты с обозначением городских колодцев?
– В феодальные времена колодцы, как и водопровод, были засекречены и редко наносились на карты, ведь они могли попасть в руки врага. Потом, колодцы постоянно засыпались, выкапывались новые. Только в 1864 году инженер Рихард открыл во Львове двадцать подземных источников с пресной водой. Хотя… – Историк неожиданно умолк, снова взялся за очки и с минуту внимательно изучал пергамент. Наконец, что-то вспомнив, ткнул пальцем: – Примерно вот здесь, в районе этого кружка-колодца, с юго-западной стороны горы, где сейчас Святоюрская улица, была пещера, которую в XVIII веке епископ Лев Шептицкий велел замуровать и установить на ее месте кузницу. Имеется запись, что рядом с кузницей был студенец[162], откуда воду вытаскивали колесом. Если я не ошибаюсь, эта кузница точно обозначена на одной из карт, имеющихся в наших фондах. Очевидно, зная расстояние между кузницей и церковью, можно было бы определить положение остальных трех колодцев.
– Можем ли мы надеяться получить эту карту?
– Я постараюсь, – закивал историк, – я постараюсь найти карту, хотя знаете, честно говоря, у меня большие сомнения в отношении смысла всего этого предприятия. Из лекций в Политехническом обществе доктора Помяновского я знаю, что уровень грунтовых вод в районе улицы Шептицких[163] не более полуметра от поверхности. И по его оценке, стены старых канализационных каналов и подземных переходов здесь уже давно треснули и пропускают воду, так что все ходы, возможно, уже давно превратились в каналы.
– И все же, господин Бальтанович, когда мы можем ожидать от вас, я надеюсь, положительный ответ по поводу упомянутой вами карты?
– Будьте любезны позвонить мне через неделю, а лучше – через две, – уточнил архивист.
Они стали прощаться. Переводчик Ян Кольчинский с благодарностью крепко пожал руку ученому и пожелал ему успехов в его исторических изысканиях.
Слегка хмельная и изрядно уставшая от ночной работы Эльза, проститутка по кличке Клятка, ковыляла домой, в крохотный флигелек во дворе углового дома на Словацкого, когда заметила на скамейке в конце аллеи молодого пана. Она машинально свернула в его сторону, чтобы предложить свои услуги.
Клятка принадлежала к местной «общественной изнанке», как называл промышлявших в парке воров и проституток комиссар районного полицейского участка Алойзи Палюх. Главным в этой криминальной компании был шестикратно судимый вор Юрек, строго следивший за поступлением доходов и кадровым составом своего племени. Что касается доходов, то война внесла свои коррективы – первое место по прибыльности теперь занимал сбыт самогонки, которую варили и доставляли с Верхней Лычаковки и Подзамче. На это занятие пришлось переквалифицировать часть воров. Остальные по-прежнему умыкали сумочки и портфели у потерявших бдительность посетителей парка, расслабившихся в тишине, среди ароматов пышных цветочных клумб или задремавших на травке после посещения паркового ресторана. Среди этой братии выделялся умелец по кличке Wędkarz[164], ловко орудующий из-за кустов длинной палкой с насаженным крючком.
Случалось, некоторые из воров, что помоложе, не могли устоять перед соблазном ограбить рискнувшего пройти через парк в позднее время, предложив ему «купить кирпич». Но подобные действия общество осуждало, ведь за ними, как правило, следовали крайне неприятные профилактические меры со стороны властей. И в таких случаях Юрек, чтобы избежать неприятностей, просто сдавал зарвавшегося громилу полиции. Впрочем, так же он поступал и с другими неудобными ему подопечными.
Клятка работала с тремя подельницами – толстой Крыськой, которую клиенты называли Циклопом, Франькой с бельмом на глазу, по прозвищу Нельсон, и кривоногой крепышкой Вандой по кличке Орангутанг.
В отличие от Клятки они не были вхожи в парковый ресторан по эстетическим причинам, за что относились к ней с враждебной завистью и использовали любой подходящий случай, чтобы скомпрометировать ее перед Юреком. Та отвечала взаимностью и докладывала шефу об их скрытых гешефтах со спиртным.
Во Львов Клятка приехала из Калуша, где после смерти родителей жила у тетки. Та и отправила ее ухаживать за больным дедом – бывшим охранником женской тюрьмы. Но дед вскоре умер. Возвращаться в Калуш ей не хотелось. Бывший приятель деда помог ей перебраться с казенной квартиры в небольшой флигелек в том же дворе и устроил посудомойкой в парковый ресторан. Молодая смазливая девчонка недолго оставалась незамеченной в таком злачном месте. Старая сутенерша Мытка сразу сообщила патрону Юреку, что появился новый товар для офицеров пехотного полка с соседней Цитадели.
Девушка не смогла устоять, боясь потерять то немногое, что было отпущено ей, сироте, судьбой, да и теткино воспитание не отличалось богатым моральным и религиозным содержанием. Но вскоре она признала некоторые преимущества своего нового положения: внимание и деньги, которыми одаривали ее некоторые состоятельные smakoszy cielesnych uciech[165], перевешивали постоянный страх перед венерическими болезнями.
С началом войны многое изменилось, и не в лучшую сторону. Теперь ей приходилось перебиваться случайными клиентами и постоянно оглядываться по сторонам, боясь увидеть приближающийся военный патруль.
Госпиталь в школе Сенкевича был переполнен военными с венерическими болезнями, поэтому власти активно отлавливали проституток и вывозили их из города. В эти дни на улицах Львова можно было наблюдать забавные сцены, когда разодетые и размалеванные жрицы любви под эскортом вооруженных солдат в серых шинелях шествовали на городской вокзал.
Клятка все больше жалела, что не послушала альфонса Марека и не уехала с ним в Краков, где, несомненно, имела бы wiekszy fart w polowaniu[166].
– Pan się nudzi?[167] – услышал Белинский, еще сидевший на скамейке и размышлявший над итогами своей встречи. Он поднял голову и несколько секунд непонимающе смотрел на молодую женщину. Неожиданно в его глазах промелькнула некая заинтересованность, и он ответил:
– Czy nie siadzie tu pani na chwilk??[168]
Рассиживаться здесь и болтать с каким-то непонятным типом на виду у сторожа Корека не входило в планы Клятки: ведь этот старый кретин непременно сообщит Юреку, а тот подобные контакты принимал всегда однозначно.
Но, поколебавшись, она все же присела на край лавки, продолжая открыто разглядывать необычного клиента. Теперь он казался моложе и мог сойти за преподавателя, правда, они уже не появлялись в парке после закрытия русскими университета и Политехники.
– Я хотел бы вам кое-что предложить, – начал капитан, не в состоянии скрыть улыбку, вызванную видом девушки: размазанная помада, сбившаяся набок шляпка и при этом полные вызова и кокетства глаза.
Ознакомительная версия.
