Боярин лукаво посмотрел на князя. Тот ответил ему повеселевшими глазами.
— Тут, — боярин кивнул на купца, — принёс одну весточку. Не знаю, повредит она тебе или нет.
— Говори! — приказал князь купцу.
Тот опять прокашлялся и начал:
— Побывал я, князь, в Риге.
— Когда успел? — удивился такой вести князь.
Купец улыбнулся:
— Волка ноги кормят, — он опять покашлял и осторожно произнёс: — один купец сказывал, что Александр-то остановился...
— В Пскове, — ответил князь за него.
— Аты откель знашь? — удивился Елферьев.
— А где ему быть? Новгород, — князь призадумался, — вряд ли возьмёт.
— Не взял, ты прав, — подтвердил и купец.
— Да! — оживился Иван Данилович.
Это известие приятно было слышать, ведь он угадал его.
— Но, — лицо купца стало серьёзным, — Александра, сказывают, видели в Вильнусе. Не сидится на месте, видать, подмогу ищет.
— Да, я знаю, — сказал князь и перевёл взгляд на боярина, — утрами ты всегда приносишь не очень хорошие новости. — Он прошёлся по гриднице, потом подошёл к боярину: — Василий, — князь положил руку на его плечо, — я уезжаю в Сарай через два дня, боюсь, что Узбек меня заждался. Скажи Миняю... — и он глазами досказал свою мысль.
Тот понимающе кивнул.
Иван Данилович был прав. Хан действительно ждал... только не самого князя, а вестей от него. Несколько дней тому назад он узнал, что его враг и соперник ногайский хан послал племянника к литовскому князю Гедимину. По спине хана побежали мурашки от одной мысли, что его главные силы где-то громили Тверское княжество, а тем временем ногаец, воспользовавшись этим, может соединиться с литовцами, которые год от года набирали силу, и напасть на него.
Иван Данилович торопился. Сообщение купца его сильно встревожило. Он даже поругивал себя, что дал возможность Александру так свободно уйти. «А если они договорятся с этим Гедимином? Нет, с этим что-то надо делать. Гедимин — весьма опасный враг. Что же делать? Но... пока это всё же далёкая опасность. А сейчас как встретит меня хан, когда я не выполнил его требование? О, Пресвятая Богородица, не оставь меня, смилуйся и помоги! Не для себя стараюсь», — переживал князь.
В Сарай Иван Данилович прибыл под вечер. Приказав обозу следовать на двор, сам поехал к ханскому шатру. Всё тут оставалось по-прежнему. Подступы были ярко освещены, грозная стража стояла повсюду. Но он решил всё же вначале заехать к старому знакомому Ахмылу, чтобы он рассказал, чем живёт ханский дворец.
Ахмыл не спал. Два стражника, узнав князя, расступились перед входом. Войдя вовнутрь, князь увидел, что Ахмыл, сидя на шкурах, масляными глазками следил за танцами двух молодых, по-змеиному гибких танцовщиц. Шаги смельчака, позволившего себе без спроса войти в его шатёр, напугали Ахмыла, и он схватил саблю. Но на его ноги упала, словно с неба, роскошная соболья шуба. Её шерсть горела волшебным светом, а нежность приятным теплом окутала ноги. Ахмыл поднял глаза и узнал князя. Отбросив подарок и саблю, он вскочил, и они обнялись, как старые друзья.
Ахмыл хлопнул в ладоши, и появились вышколенные слуги. Он что-то сказал им, и вскоре кувшины с арзой, разные закуски появились перед хозяином и гостем. Но по напряжённому лицу гостя хитрый монгол понял, что тому не терпится остаться вдвоём и что от него хочет его русский друг.
Он бесцеремонно прогнал танцовщиц, китайца и рассказал ему о ханской тревоге.
От Ахмыла князь шёл пешком, обдумывая сказанное. И когда он входил во двор, то уже знал, как поведёт себя при встрече с ханом. Он даже повеселел. И, прежде чем лечь спать, упал на колени перед иконой и попросил Пресвятую Богородицу не оставлять его и впредь своими милостями.
Утром, под вой труб и гром барабанов, появился Федорчук. Войска возвращались в столицу. Теперь Ивану Даниловичу можно было смело подходить к Узбеку. Он не ошибся. Такого ещё не было. Хан обнял его и жирными губами несколько раз, по русскому обычаю, поцеловал в щёки. Взяв под руку, повёл к трону. Такой торжественной встречи русского князя со времён Батыя ещё не было. Князь успел взглянуть на Федорчука и подмигнуть ему. Мясистое лицо Федорчука расплылось в счастливой улыбке. Полководец понял, что князь его не выдаст. Ведь в том, что он не доставил Александра, был отчасти виновен и полководец. Узбек тотчас мог выместить на нём свою злобу.
Князь начал рассказ издалека. Хвалил татарского полководца и его воинов, потом перешёл к Александру.
— Никто не мог предвидеть, что тверский князь окажется таким трусом, бросив на произвол судьбы своё княжество.
При этих словах Иван Данилович весьма выразительно посмотрел на Федорчука. Тот даже приподнялся и стал громко поддакивать. Но хан покосился на него, и тот сразу умолк.
— Мы шли по пятам, всё ожидая его нападения, — продолжал Иван Данилович, — но когда представили, что князь мог бежать к Гедимину, мы подумали, — и он вновь посмотрел на Федорчука, который сильнее закивал головой, — что, если литовский князь прознает, что твои, хан, войска находятся так далеко от тебя, не появится ли у него желание... — князь замолчал и склонил в почтительном поклоне голову. — Великий и бесподобный, перед умом которого меркнут лучи яркого солнца, великий наследник Ан-Насира, твоё спокойствие мы сочли дороже какого-то трусливого человечка, пусть даже и князя. Он никогда не уйдёт, моё солнце, от наших рук. Да пошлёт тебе небо тысячу лет, да будет прекрасным твоё царствование. И мы решили вернуть твоё войско. Теперь, мой повелитель, моё сердце спокойно.
Иван Данилович не сказал «я», а «мы». Хан понял, что речь шла о Федорчуке, и его лицо выражало само блаженство. Хан поднялся и, подойдя к князю, сказал:
— У многих русских князей я вижу в глазах только ненависть и страх. Твои же глаза светлы, как и твои помыслы. Ты заслуживаешь того, чтобы стать великим! Садык! — хан повернулся к главному визирю, — подготовь немедленно грамоту.
Но на этом ханская милость не кончилась. Хан неожиданно спросил:
— А кого ты хотел бы видеть на троне в Тверском княжестве?
Иван Данилович, не задумываясь, ответил:
— Константина Михайловича.
— Быть по сему! — хан вновь посмотрел на Садыка. — Только, — продолжил хан, — вам придётся найти Александра.
Князь согласно кивнул. Но у него лихорадочно работала мысль: «Константина надо срочно вызвать в Орду. Тут, как говорится, куй железо...» И полетел княжий посланец с небольшой охраной на северо-запад, загоняя нещадно коней.
Хан не отказал себе в удовольствии пригласить великого московского князя на пир. Посадив гостя, на зависть родни, рядом с собой, он беспрерывно угощал его хорзой. Это была великая честь. После пирушки, слегка покачиваясь, князь решил проветриться и до своего очага идти пешком. Не успел он сделать и нескольких шагов, как его догнал Ахмыл. Не мог татарин просто так отпустить обласканного самим ханом гостя. Они обнялись, и князь пригласил татарина к себе. Тот охотно согласился.
Не прошло и полмесяца, как Константин появился перед очами Ивана Даниловича. Тот ему обо всём рассказал. Не предполагал Константин, что дело может так кончиться. В душе он навсегда расстался с Тверским княжеством, боясь за свою жизнь. А тут такое! Упал он перед Иваном Даниловичем на колени и стал в благодарность целовать руки.
— Да ты что, князь. Ты ж моя родня. Я ведь не девка какая. Одного я от тебя хочу — жить в мире, — говорил князь, за плечи поднимая Константина.
Единственное, что смутило Константина, это то, что надобно изловить Александра. Таков приказ хана. Тверской князь пригорюнился. Иван Данилович, поняв, какие чувства взыграли в душе честного князя, хитро ему подмигнул и добавил:
— Ловить, брат, не значит ещё поймать!
Лицо Константина осветила улыбка.
Для Андрея лето пролетело в один миг, так же незаметно подкралась осень. Этот переход трудно было определить, потому что безжалостное солнце ещё с середины лета беспощадно выжгло всю степь. О том, что подошла осенняя пора, он услышал от старых казаков, да и ночные холода подтверждали это.
А в казацком стане жизнь не менялась. Она, казалось, была такой же безмятежной, ленной, и никто ни о чём не хотел задумываться. Вяло шла подготовка к будущему походу. Только есаул Андрей требовательно, настойчиво, а порой и безжалостно, часами заставлял казаков сидеть в похолодевших водах Дона. Или выдумывал походы, в которых молодые казаки сутками, без еды и питья, сидели в засадах. А уж о сражениях на мечах или саблях, безумных скачках и говорить было нечего. Но, к удивлению многих, никто от Андрея бежать не собирался. Наоборот, просились к нему. Старые, авторитетные казаки, к каждому слову которых с внутренним благоговением все охотно прислушивались, одобрительно кивали головами при виде изнурённо бредущих к своему куреню андреевских воев.
