Похвала гуннам из уст мудрого человека, сравнение их с римлянами растрогали вождя кочевников:
— Нам довольно победы. Если римляне смогут заплатить половину цены раба за каждого пленника, они свободны.
— Благодарю тебя, великодушный завоеватель! Я буду за тебя молиться, и освобожденные тобой люди попросят за тебя Господа!
— Это лишнее, моя удача зависит от силы рук и меткости глаз моих воинов. Да и странны твои слова… Что ты будешь просить у своего Бога для меня? Великих побед? Но я воюю с римлянами.
— Я буду просить великой мудрости для тебя, — ответил Лев.
— Но если я ее обрету, то стану непобедимым и более опасным для римлян.
— Возможно, у тебя пропадет желание воевать.
— Ну, это вряд ли, — усмехнулся Аттила. — Мои воины не умеют пахать землю, ловить рыбу; их руки великолепно владеют мечом и луком, но едва ли управятся с плугом и неводом. Каждый должен делать то дело, для которого рожден.
— Что ж… во вселенной все происходит по воле Господа. Твое появление на Италийской земле — тоже Его замысел.
— Ваш Господь должен вас защищать, а Он почему-то посылает множество врагов, — скептически усмехнулся Аттила.
— Люди грешны, и ты не случайно появился на Италийской земле. Ты — наказание Господа, посланное на нас, грешных. Только удары судьбы заставят римлян услышать глас Божий.
— Постараюсь, чтобы как можно больше твоих соплеменников пострадали за свои грехи, — не сдержал улыбки Аттила. — Скоро мои воины будут на улицах твоего города, и чем дольше римляне будут сопротивляться, тем меньше милосердия останется в сердцах гуннов.
— Я не сомневаюсь в силе войска гуннов, но, прости, не могу представить твоих воинов на улицах Рима. Господь не допустит гибели города, в котором нашло убежище множество его последователей и в котором кроме грешников много праведников.
— Рим может избежать гибели, — неожиданно согласился Аттила. — Есть только один способ спастись твоему городу: отдайте мне нареченную невесту вместе с наследством.
— Это невозможно, — признался Лев. — Гонория посвятила себя Богу, и ни один мужчина не может ее коснуться.
— Вот как?! — нахмурил брови Аттила. — Я согласился отпустить пленных за малую цену, а римляне ни в чем не хотят мне уступить?
— Гунны обратят в прах подлый город! И никто не сможет им помешать! — вдруг раздался скрипящий голос из угла шатра, причем фраза была произнесена на латыни. Единственный глаз Ульдина дышал ненавистью, казалось, еще мгновение, и он выскочит из глазницы.
— Я понимаю тебя, — промолвил Лев. — Кто-то из нашего народа обошелся с тобой подло. Однако ненависть не лучший помощник разуму. Наш Господь учит отвечать добром даже на зло, и милость Божья станет великой наградой за терпение…
— Я имею право на ненависть. — Мягкость Льва немного успокоила старика, но не изменилось его отношение к римлянам. — Вся моя жизнь, мой нынешний вид — свидетельства коварства римлян. Я пытался жить в дружбе с твоим народом, когда был моложе Аттилы. Мой отряд нанялся на службу к восточному императору и в самых трудных битвах приносил ему победу. Тогда по империи бродили мятежные готы Гайнаса, и никто не мог их уничтожить либо изгнать. Мне обещали горы золота и полное содержание для моих воинов за то, что оказалось римлянам не по силам. Гунны потеряли много храбрых воинов, однако настигли готов во Фракии. Я собственноручно отрубил голову Гайнасу, доставил ее в Константинополь и бросил к ногам императора.
Буду честен: мне вручили обещанную награду, а гунны первые годы получали хорошее довольствие. Все было замечательно (если не считать многих наших товарищей, погибших за империю), пока были нужны наши мечи и луки, наша кровь и жизни. Но вот наступил мир, и римляне позабыли о своих защитниках. Вместо хлеба нам присылали тысячу оправданий, почему его нет: неурожай, нашествие саранчи, морские разбойники захватили суда с зерном… А дети гуннов умирали от голода. Я не стал мстить лжецам, но повел свой отряд в земли западных римлян. Нас давно приглашал их военачальник Стилихон.
В те времена бесчисленные толпы готов Радагайса вторглись на их земли и двигались к Риму, оставляя позади себя дымящуюся пустыню. Стилихон оказался славным воином. Он встал на пути готов, а гунны с аланами напали на Радагайса с двух сторон. Мы избивали готов до тех пор, пока те не взмолились о пощаде. Нам достались вереницы пленных; воины продавали их по солиду за голову. После этой победы готы бежали в страхе от одного лишь случайно произнесенного слова "гунн".
Победители получили ужасные награды; "щедростью" западные христиане превзошли восточных. Стилихона казнили через два года. Затем они решили избавиться от меня хитроумным способом. Римлянам не нужно было войско гуннов, но каждый знатный римлянин мечтал обзавестись десятком-другим наших храбрых воинов. История повторилась: я перестал получать от Рима деньги и съестные припасы, но в то же время десятники и сотники щедрыми посулами сманивались вместе со своими воинами. Гунны продавали себя, как еще недавно сами торговали готами.
Войско таяло без битв и труднейших походов. Я почувствовал, что ко мне приближается "награда" Стилихона. С верными людьми я вырвался во Фракию, но римляне желали отнять у меня жизнь. Они вступили в сговор с готами — моими злейшими врагами. Римляне и готы окружили наше небольшое войско недалеко от тех мест, где встретил свой последний час Гайнас.
Гунны сражались, как всегда, храбро, но враги численно превосходили их в десятки раз. Особенно усердствовали готы, которые помнили: кто виновен в смерти их храбреца — Гайнаса. Им представился случай отомстить, и готы без сожаления платили тремя своими жизнями за каждого сраженного гунна. Римлянам оставалось только добивать раненых. И еще… Твои соотечественники пришли поиздеваться, когда все закончилось.
Я лежал на трупах своих воинов, кровь текла из отрубленной левой ноги. Словно в тумане, ко мне приблизились легат с военным трибуном.
"Оказывается, непобедимый гроза готов также смертен", — произнес легат.
"Он еще жив, смотри-ка, шевелит своим обрубком, силится встать на ноги, — ухмыльнулся военный трибун. — А встать-то не на что".
"Ноги гунну не особенно нужны. Они родятся, живут и умирают на коне".
"Ему трудно будет сохранить равновесие. Ведь правая часть тела теперь тяжелее первой".
"В наших силах помочь несчастному, — сочувственно произнес легат и приказал: — Ликтор! Отруби нашему другу правую ногу, да так, чтобы обе сравнялись".
Я перестал видеть и слышать, когда топор ликтора опустился на здоровую ногу. Умереть мне не позволили готы. Их знахари остановили кровь и каленым железом прижгли остатки моих ног. Готы спасли меня… только для того, чтобы продлить мучения. Они в качестве награды за помощь попросили у римлян железную клетку и в ней возили меня по весям и воинским стоянкам. Все готы желали видеть когда-то непобедимого Ульдина в положении пойманного в силок зайца. Так продолжалось много лет. Охранявшим меня готам захотелось еще больше порадовать соотечественников: сначала мне вырвали глаз, потом отрезали нос. Чтобы причинить большую боль, каждый день раны посыпали солью. Жажда мести помогала мне выжить.
Иногда меня не кормили целыми неделями. Я ел траву, которая произрастала в клетке. Несчастные глупцы захотели лишить меня даже такого пропитания, они посыпали солью всю землю в клетке. Соль съела траву и принялась за металл. Однажды я почувствовал, что нижние прутья могу переломать, словно древко стрелы.
Мне удалось доползти до коней готов. И… о чудо! В табуне я увидел своего красавца — Урагана! Он откликнулся на мой зов, единственный мой безмолвный друг! Умное животное поняло, что хозяин не сможет, как прежде, вскочить на его спину, и легло подле меня. Так я взобрался на своего Урагана. Никто не смог остановить меня, гунн на коне — это единое целое, которому по силе нет ничего равного на земле. Лишь по ошибке природы или богов они не рождаются соединенными вместе.
