твой осознанный выбор, так тому и быть.
В подтверждение своих слов старый рыцарь хлопнул в ладоши.
— Ладно, хватит об этом. Расскажи мне, что творится в мире. Что происходит за воротами замка из того, о чём мне следует знать? Последние новости, которые до меня дошли, — это что Ричард с Филиппом осаждают короля Генриха в Ле-Мане. Осада ещё продолжается?
— Нет, давно уже закончилась. Она и продолжалась-то всего несколько недель. В конце июня город пал, и Ричард сжёг его, сперва выгнав оттуда всех жителей. Это было десять дней тому назад. Король Генрих перед самой капитуляцией сумел бежать в Шиньон, Ричард погнался за ним сразу после того, как приказал поджечь город. Прошлым вечером я был в Туре, на капитуле Храма, и за один вечер услышал несколько историй о том, что с тех пор произошло, но ни один из рассказов не показался мне правдивым. Приходит так много вестей из самых разных источников, что глупо пытаться отличить правду от вымысла.
— Расскажи мне хотя бы некоторые из этих историй.
Андре поморщился и покачал головой.
— Поговаривают, что разрушение родного города так подкосило старого короля, что он серьёзно занедужил и лежит на смертном одре. Говорят, когда он обессилел, сломленный болезнью, его ограбили вечно отиравшиеся вокруг него прихвостни и прихлебатели, и теперь он остался ни с чем.
Мессир Анри нахмурился.
— Отвратительно. Но ты говоришь, что Ричард за ним гнался? Полагаю, он догнал отца, как только старик заболел, если не раньше. Неужели он ничего не сделал, чтобы пресечь воровство?
— Сомневаюсь, что ему известно о происходящем, отец. Ричард занят другими делами и ни о чём больше не помышляет.
— Другими делами... какими, например?
— Удивительно, что вы вообще об этом спрашиваете. В первую очередь, разумеется, его занимает Вексен. Перед лицом смерти Генрих сделал то, чего никогда бы не сделал раньше: официально провозгласил Ричарда своим наследником. Это случилось три дня назад, третьего июля... Если верить тому, что я слышал вчера вечером. По слухам из того же источника, Генрих велел выпустить из заточения свою жену Элеонору, которую последние шестнадцать лет держал в заточении в башне в английском городе Винчестер. Мало того, король официально отказался от каких бы то ни было прав на Вексен и согласился передать принцессу Алису Филиппу Августу и Ричарду — с тем, чтобы Ричард мог на ней жениться и уладить дело с вексенским приданым. Тогда все проблемы англо-французского соглашения о Крестовом походе решатся раз и навсегда.
Мессир Анри долго молчал.
— Старик, должно быть, и впрямь серьёзно заболел, раз пошёл на такие уступки, — проворчал наконец старый рыцарь. — Да и Ричард наверняка сильно на него давил.
— Да, отец. И он вырвал у короля не только это. Генрих вынужден был уступить всю жизнь принадлежавшие ему замки и поместья и передать Ричарду те земли, о которых раньше и речи не было. Поговаривают, что Ричард не оставил Генриху ничего, что могло бы поддержать королевское достоинство. А ещё я слышал, будто король вслух молил Бога, чтобы тот дозволил ему жить до тех пор, пока он не найдёт управу на неблагодарного сына. Но вскоре после этого Генрих умер: Всевышний, над которым король столько раз насмехался, отказал ему в этом удовлетворении. Правда, я не могу поклясться в истинности известия. То есть известия о смерти Генриха. Остальные присутствующие в нём усомнились. И не забывайте — я сообщаю новости, полученные из вторых рук.
В голосе Андре зазвучали горькие нотки:
— Впрочем, я слышал также, что Ричард стал рыдать и молиться за душу своего отца за несколько часов до смерти старика, едва добился от него всего, чего хотел.
— Кто мог сказать тебе такое?
Мессир Анри, и без того мрачный, сердито насупил брови.
— Кто посмел произнести подобные слова? Кем бы он ни был, он не друг Ричарда Плантагенета.
Андре хотел было ответить, но отец опередил его:
— Ты сказал, что был на капитуле Храма в Туре. И именно там, открыто, в присутствии посторонних, велись подобные разговоры? Мне трудно в это поверить. Конечно, можно предположить, что в тесном кругу рыцари обсуждают такие вопросы и, возможно, не стесняются порицать сильных мира сего. Но ведь ты пока не храмовник, и мне непонятно, с чего тебя облекли таким доверием.
— Ну, отец, я ведь не совсем посторонний, — промолвил Андре, скромно пожав плечами. — Меня пригласили как будущего тамплиера двое рыцарей Храма, с которыми я свёл близкое знакомство в последние несколько месяцев. Оба тесно сотрудничают с де Сабле и по поручению ордена служат связными между де Сабле, герцогом Ричардом и королём Франции. Будучи гостем этих двух рыцарей, я и услышал так много.
— Пусть так. Но, Андре, всё равно не следует забывать, что дружеские отношения — это одно, а клятвы и сохранение секретов — совсем другое. Каковы бы ни были твои намерения, ты пока не принадлежишь к ордену и тебе незачем быть причастным к его тайнам. Да и вообще, не нравятся мне такие разговоры. Они попахивают неверностью, даже изменой.
Андре наморщил лоб.
— Неверностью? О чём вы, отец? Изменой кому? Мы с вами толкуем не о вассалах короля или герцога, а о рыцарях Храма. Они преданы только самому Папе. Их верность принадлежит Святому престолу, и никакой мирской властитель, будь то император, король или герцог, не может на неё претендовать.
— Это я понимаю, Андре. Но понимаю и то, что ты пока не один из них. Если только... Не умолчал ли ты о чём-нибудь? Может, тебя уже причислили к избранным?
Анри спросил это насмешливым, скептическим тоном, что ничуть не удивило и не обидело молодого рыцаря. Андре давно свыкся с тем, что в его жизни есть тайны, которые он никогда не сможет открыть отцу, дела, которые они никогда не смогут обсудить вместе.
