— Имя он не назвал?
— Нет. Просит о встрече с представителями нашей разведки.
— Хорошо. Я сейчас сам подъеду…
У контрольно-пропускного пункта на границе с Западным Берлином Реброва встречал немецкий офицер-пограничник.
— Я — генерал КГБ Ребров, — представился Ребров, выйдя из машины. — Где мужчина, о котором вы сообщали?
— Он завтракает. Прошу…
Ребров распахнул указанную ему дверь. В небольшой комнате за столом сидел заросший щетиной человек и с аппетитом пил кофе с бутербродами. Этого человека Ребров узнал сразу. Его трудно было не узнать. За прошедшие тринадцать лет он почти не изменился.
— Господи, Крафт, это вы! — радостно воскликнул Денис. — Ну, наконец-то! А мы уже совсем потеряли вас!..
— Денис? Ребров! А вы здесь как? — вскочил Крафт. — Вот уж не рассчитывал! Неужели прибыли специально для моей торжественной встречи?
— Да нет, это случай! Я в Берлине по делам, сегодня вечером должен был улетать… Это судьба!
— Хоть в этом мне повезло, — засмеялся Крафт.
— Мы забираем его, — обернулся Ребров к офицеру-пограничнику.
Тот молча козырнул…
В машине Ребров засыпал Крафта вопросами.
— Что с вами было? Куда вы пропали? Мы уже не знали, что думать!
— Где-то месяца три назад я вдруг понял, что мне сели на хвост, причем очень плотно. Пасли каждый мой шаг. И хотя никаких доказательств у них не было, стало ясно, что дела мои плохи. Они все равно меня возьмут… Рано или поздно. Я рванул в Европу, но меня и тут вычислили.
— Неужели не было возможности дать нам знать?
— Увы… В общем, я понял, что надо уходить совсем, и проще всего сделать это в Берлине. Я оторвался от хвоста и по британскому паспорту вылетел в Западный Берлин. А потом прибрел, как блудный сын, на контрольно-пропускной пункт…
— Господи, вы не представляете мое изумление, когда уже после процесса, находясь в Москве, я узнал, что нахальный американский бизнесмен Крафт, с которым я столкнулся в Нюрнберге, и наш агент Гектор — один и тот же человек! В Нюрнберге я был уверен, что вы на самом деле работаете на американскую разведку и пытаетесь выведать у меня какую-то информацию. Когда генерал Филин, уходя в отставку, сдавал мне дела и сообщил об этом, я своим ушам не поверил… Он очень смеялся тогда, глядя на мою вытянувшуюся физиономию.
— Кстати, как он?
— Сергей Иванович умер — у него было больное сердце…
Первый Московский международный кинофестиваль, проходивший в том же году, был событием незаурядным. Толпы людей осаждали кинотеатры, где шли фестивальные фильмы. По всей Москве были развешаны плакаты с кадрами из фильма «Судьба человека» — Сергей Бондарчук в роли пленника нацистского концлагеря.
Ребров и Крафт, неторопливо бредшие по шумной московской улице, остановились около одного из таких плакатов.
— Вы вспоминаете Нюрнберг? — спросил Крафт.
— Довольно часто. Особенно Пегги, — засмеялся Ребров. — Разве можно забыть такое?!
— Пегги уже нет, Денис.
Ребров, пораженный, остановился.
— Невозможно поверить. Пегги… А что случилось?
— Год назад она вдруг узнала, что в Боливии есть целый городок в горах, где обосновались, бежавшие из Германии нацисты. Она решила, что ее долг, долг человека, который видел Нюрнберг своими глазами, поехать и написать, что там происходит. Я видел ее перед отъездом, предупреждал, что это небезопасно. Но вы же помните Пегги — ее невозможно было остановить. Она все-таки поехала туда и… не вернулась.
— Ее убили?
— Неизвестно. Она просто не вернулась.
Несколько шагов они прошли в молчании.
— А княжну Куракину вы помните? — каким-то загадочным тоном вдруг спросил Крафт. — Ту самую, к которой Вы меня ревновали? Ладно-ладно, не смущайтесь! Между прочим, я тогда, в Нюрнберге, не понял, что она имела в виду, когда передала через Пегги вам всего два слова — чистый понедельник.
— Она имела в виду рассказ Бунина… Там героиня в конце жертвует своей любовью и уходит в монастырь.
— Вот оно что, — протянул Крафт.
Через несколько шагов он остановился, повернулся к Реброву и мягко, но настойчиво сказал:
— Жизнь не рассказ, Денис.
— В каком смысле?
— В прямом. Жизнь не короткий рассказ с однозначным концом, а длинный-длинный роман, где победа может обернуться поражением, а катастрофа — торжеством.
— К чему вы это?
— К тому, что я видел княжну в Париже, когда скитался по Европе.
— Когда?
— Полгода назад. Она преподает в Сорбонне историю русской культуры.
— Значит, она…
— Нет, она не ушла в монастырь. Была послушницей, готовилась к постригу, но поняла, что не готова к этому выбору. Кстати, она до сих пор княжна, потому что так и не вышла замуж. А знаете, почему я вам все это рассказываю?
— Агент Гектор привык поставлять в Центр секретные сведения, — неловко попытался отшутиться Ребров.
— Ну, пусть так… Так вот, агент Гектор сообщает: сегодня в Москву прибыла делегация французских кинематографистов. Среди переводчиков Ирина Юрьевна Куракина…
Пресс-конференция блистательных французских звезд проходила весело и шумно.
Княжна Куракина и еще одна переводчица — француженка порой даже не поспевали с переводом за стремительным обменом вопросами и ответами.
И все-таки в какой-то момент Ирина вдруг почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Она обернулась и увидела Реброва. Он смотрел на нее, не отрываясь, и в этот момент она созналась себе в том, в чем боялась сознаться раньше — она прилетела в Москву только ради этой встречи, последствия которой она не могла и даже не пыталась себе представить.
Постскриптум«Чем все должно кончиться, я не знал и старался не думать… и все это без конца держало меня в неразрешающемся напряжении, в мучительном ожидании — вместе с тем был я несказанно счастлив…»
Из рассказа Ивана Бунина «Чистый понедельник» 2000–2011 гг.
