– Шутки в сторону, – сказал над ее ухом рыжий. – Предлагаю еще поспать. Лично для меня ночь была непростительно короткой.
Вот что хочется, поспать!
Рыжий угадал смутное желание Жаккетты.
– Ладно, у меня тоже глаза закрываются! – сказала Жаккетта.
В комнате Жанны, как и в комнатах, которые занимали Жаккетта и рыжий, было две двери. Одна дверь выводила в коридор, а другая в смежную комнату, где поселилась Жаккетта.
Жаккетта заперла дверь, ведущую в коридор и вслед за рыжим вышла из комнаты госпожи.
Рыжий через вторую смежную дверь ушел в свою комнату а Жаккетта, убедившись, что госпожа спит, прикрыла дверь, разделась и нырнула в свою кровать, чувствуя, как радуется чистое тело свежим простыням.
Глаза ее закрылись и она сразу уснула, даже во сне чувствуя радость оттого, что спит не на тюфячке на полу, не на дне лодки, а в самой настоящей кровати.
Но прошло совсем немного времени и она проснулась, потому что кто-то сел на край ее кровати. Ну кто? Рыжий конечно.
– Тебе чего? – недружелюбно спросила Жаккетта.
– Двигайся! – сказал рыжий. – Уговор ведь был поспать. Я сейчас приду.
И ушел в свою комнату.
Жаккетта стрелой вылетела из кровати и, как была голая, кинулась к двери. Заперла ее на крюк и для надежности еще прислонилась спиной.
Рыжий толкнул дверь с той стороны Дверь не открывалась. Он толкнул еще сильнее.
Жаккетта уперлась пятками в пол и превратилась в несокрушимую подпорку. Толчки с той стороны прекратились.
Но не успела Жаккетта ни огорчиться, ни обрадоваться, как открылась дверь в коридор, про которую она совсем забыла.
Невозмутимый рыжий появился на пороге со своей обычной улыбкой на устах и пузатой бутылкой вина в руке.
– Очень мило с твоей стороны, что ты уступила мне всю кровать, – заметил он. – Но это излишне, мне вполне хватит и половины. Я, признаться, давно ломал голову, светлые у тебя волосы при синих глазах или темные? Фатима могла тебе так голову выкрасить, что мама родная не догадалась бы о настоящем цвете волос. Теперь вижу, что темные.
Жаккетта, которой показалось, что от смеси стыда, ярости и возмущения ее уши стали не просто красными, а огненно-малиновыми, отлепилась от двери и демонстративно выпрямившись, прошла к кровати.
– Буду спать, хоть ты тресни! – заявила она, забираясь на постель.
– Спи, моя радость, кто же тебе не дает! – отозвался рыжий. – А ты не хочешь убедиться, что я не крашеный?
– Не хочу! – отрезала Жаккетта, поворачиваясь спиной.
– А жаль!
Судя по звукам, рыжий бесцеремонно раздевался. Жаккетте до ужаса хотелось повернуться и глянуть хоть одним глазом, но она держалась.
– Спокойной ночи, звезда гарема!
Рыжий тоже очутился в кровати. Большой и горячий.
Жаккетте стало так хорошо, что она чуть не замурлыкала от счастья. Но вспомнив, что она ненавидит пирата, Жаккетта принялась молча выпихивать его спиной и попой. С ужасом думая, а вдруг, и правда, упадет, обидится и уйдет?
Как же, скорее кровать бы упала, чем рыжий отодвинулся на длину хоть трех овсяных зерен!
– Маленькая моя, я тебя тоже очень хочу! – заявил он. – Но не атакуй меня так сразу. Дай согреться.
Жаккетта попыталась пихнуть его локтем. Это было стратегической ошибкой. Одна рука у нее была прижата телом, вторую рыжий тут же обезвредил, после чего начал беспрепятственно изучать Жаккетту от коленок до макушки.
Жаккетта таяла от наслаждения, не забывая для порядка взбрыкиваться.
– Не женщина, а какой-то брыкучий мул, – заявил рыжий. – Ну скажи хоть словечко.
– Дурак!!! – сказала словечко Жаккетта.
Бес противоречия, крепко сидевший в ней, победил расслабившееся тело. Она вспомнила, что рыжий всю дорогу насмехался над ней, называя то птичкой, то рыбкой, то еще бог знает кем. И вообще, она его ненавидит на всю жизнь, особенно за то, что грудь гладить перестал!
– Придется целовать! – вздохнул рыжий и развернул ее лицом к себе. – В воспитательных целях.
Жаккетта уткнулась лбом в его гладкую, безволосую грудь. И подумала, что шейх-то был куда шерстистей.
– Подними личико! – попросил мягко рыжий.
– А целовать не будешь? – спросила Жаккетта, поднимая лицо.
– Конечно буду! – утешил ее рыжий.
А целовался-то он, пожалуй, даже лучше мессира Марчелло…
Удивленная этим открытием, Жаккетта даже перестала дергаться.
– Ну что, как выражаются наши флорентийские друзья, спустим моего сокола на твою горлинку? – предложил рыжий.
«В жизни не встречала человека, который бы столько болтал!» – подумала Жаккетта и решительно заявила:
– Никогда!
– Да? – удивился рыжий. – А зачем же ты тогда ерзаешь по моему бедру? Лепестки помнешь. Есть же более естественный способ.
– Ненавижу тебя! – всхлипнула Жаккетта. – Что ты надо мной издеваешься?!
– Так, мы опять сворачиваем на старую дорожку! – сказал рыжий и отбросив все слова в сторону, наконец-то занялся Жаккеттой всерьез.
Такой оборот дела Жаккетте очень понравился.
Нет глупых вопросов, на которые надо давать глупые ответы.
Есть ты и он, и хочется раскрыться, принять его и хоть на несколько мгновений стать единым целым в странном, дергающем душу и тело сгустке времени, принимая чужой напор и подчиняясь ему, и увлекаясь им в неизвестно куда, в сладко-горькое ничто, где остро пульсирует счастье…
* * *
Сколько прошло времени – так и осталось тайной в веках. Несколько миллионов лет наверняка. Во всяком случае, до конца света и Страшного Суда стало значительно ближе.
* * *
«Вот и борение святой Бриджитты кончилось… – думала Жаккетта под аккомпанемент ровного дыхания рыжего. – Надо новую покровительницу искать. Кюре говорил по этому, как его, алфавиту иди. А кто там следующий и не упомнишь. Надо будет спросить».
«А все-таки обидно. В романах госпожи Жанны кавалеры пока даме тысячу раз в любви не объяснятся, и подойти не смеют. А здесь хоть копье к горлу приставь, ни один вразумительно про любовь не скажет, чтобы было конкретно, ясно и понятно: я тебя люблю. Коротко и главное. А если и скажет, то наврет. Госпожа Жанна своего Марина, небось, и близко не подпускала, пока он все, что положено, не сказал. И что? Там он был от нее без ума, а здесь, видно, хозяйство, то да се. Вот она и рыдала. И что теперь дальше будет, ни Пресвятой Деве, ни Аллаху неизвестно…»
– Да, маленькая, совсем забыл! – сообщил ей проснувшийся рыжий. – Если ты хочешь услышать, то я тебя люблю.
– А ну пошел отсюда! – разъярилась Жаккетта. – Ничего я слышать не хочу!
– Опять за старое… – потянулся рыжий.
Кровать хрустнула.
– Уматывай! – категорически сказала Жаккетта. – Получил, что хотел – и уходи. Не надо мне твоих одолжений!
– Почему одолжений? – поинтересовался рыжий и достал из-под кровати бутыль. – Разве такая роскошная женщина, как выяснилось очень в постели горячая, не достойна любви?
Жаккетта задумалась: опять издевается или хоть капельку правды сказал?
Рыжий терпеливо ждал ее ответа.
– Когда любят, так не говорят! – заявила она наконец.
– А как говорят?
– Не так! – отрезала Жаккетта. – Так, как ты сказал люблю, про миску каши говорят.
– Да, я не прав! – согласился рыжий. – Тут не миской каши, а целым котлом пахнет!
– Я тебя укушу! – пригрозила Жаккетта.
– За что? – удивился рыжий.
– За шею! – рявкнула Жаккетта.
– Моя маленькая зубастая рыбка проголодалась, – сделал вывод рыжий. – Спешу за обедом. Любишь псито?
– Что?
– Это местная вкуснятина. Тушат мясо с зеленой фасолью. По глазам вижу, что уже любишь.
Он поставил бутыль на пол, оделся и вышел в коридор.
«Одно слово – рыжий!» – махнула рукой Жаккетта. – «Такого не переспоришь!»
Повинуясь чувству долга, она тоже оделась и пошла посмотреть госпожу.
Жанна спала.
В этот день она так и не проснулась.
Ночью в новолуние вода в заливах была совсем черной, как дорогой черный бархат.
Черные кипарисы стояли на темном острове над черной водой и протыкали макушками звездное небо.
Оставив спящую Жанну в гостинице, рыжий, не давая Жаккетте опомниться и толком переварить хваленое псито, увлек ее на ночное купание. В ту же бухточку, где рыдала утром Жанна.
Летняя вода была теплой и затягивающе мягкой. Теплыми были и нагретые за день прибрежные камни.
Рыжий моментально скинул всю одежду и, фыркая как дельфин, сразу же уплыл в неизвестность по черной воде, оставив Жаккетту на берегу.
Жаккетта, не торопясь, разделась и с недоверием вошла в ночную бездонную воду.
Плавала она почти никак – то есть, при большом желании, выплыла бы, но плавать ради удовольствия было не по ней.
Расположившись на мелководье, чувствуя как мелкие рыбешки легко тыкаются носами в ее ноги, Жаккетта сидела и с упоением хлопала по водному бархату ладонями, разбивая в клочья гладь. По ее меркам это было купание в полную силу.
