— Теперь ты поспи, — сказал он, — а я посижу…
Вдруг с первой арбы легко спрыгнула Бадия и подошла к ним.
— Ложитесь-ка вы оба, — сказала она, — а я покараулю. Мне все равно не спится. — В голосе ее звучали и жалоба и приказ одновременно, так что не покориться было нельзя.
Юноши согласились.
— Только ступайте на свою арбу, к родителям, — посоветовал Зульфикар. Когда Бадия удалилась, шепнул на ухо Завраку — Из-за этой ее настойчивости меня уже раз изгнал зодчий из дома. Я не желаю больше огорчать старика.
— Все равно ты любишь ее, — отозвался Заврак, — да и она к тебе небезразлична.
— Не надо, — попросил Зульфикар.
— Им-то со стороны виднее…
— Оставь ты, ради бога, эти разговоры.
— Влюбленные — самые беспечные на свете люди, — продолжал Заврак, — ничего вокруг себя не замечают.
— Дашь ты мне немного поспать или нет? Вот и сон из-за тебя прошел.
— Завидую тебе, друг мой. Полюбят ли меня когда-нибудь? Мой глаз, да и фигура тоже…
— Не в фигуре счастье, Заврак, не надо огорчаться — ты добр и умен, ты благороден.
— Это только ты так говоришь а девушкам подавай красоту да осанку. Ну, спи, друг, спи.
— О чем вы тут шепчетесь? — спросила, вновь подойдя к ним, Бадия. — Мне страшно одной, все кажется, вокруг ползают змеи. А вон там, слышите, воют шакалы. Воют и плачут, словно младенцы…
— Идите-ка на свою арбу, госпожа, так будет лучше.
— Да чего вы гоните меня, разве я не стала вам сестрой? Не бойтесь вы, ради аллаха, даже Харунбек нас не осудит.
— Тогда садитесь рядом с нами, — предложил Заврак.
— Не так-то уж мне хочется сидеть рядом с вами. Просто мне страшно. Вот посмотрите, на вершине бархана стоит див. Смотрите, смотрите, он движется. У меня мурашки по коже бегают. Люди говорят, что нельзя пролить кровь дива, потому что из каждой капли его крови рождается новый див. Это правда?
— И где только вы наслышались всех этих ужасов, госпожа? — рассмеялся Зульфикар.
— Не говорите так, — ответила Бадия шепотом. — Мы ведь ночуем в степи. И все нечистые духи видят нас. А вдруг соберутся и устроят здесь пир. Как известно, пир злых духов приносит беду. Вот они сидят на корточках на самой вершине холма и делают мне знаки. Ох, до чего же страшно. А может, это души тех убитых бродяг?
— Да вы, оказывается, просто трусиха… Ну-ка, смелее, никого тут нет. Может, суслик пробежал или полевка. Неужто нам, не испугавшимся бандитов, трястись при виде полевой мыши! Поговорим-ка лучше о другом. Посмотрите на небо. Это не звезды, а изумруды, правда ведь? Да как их много. И такие красивые. Так и хочется сорвать их.
— И правда, хочется…
Зульфикар обрадовался, что отвлек Бадию, рассеял ее страх. Понизив голос, он начал читать газель:
Что же станет с душой, если слез и страданья не будет.
Если спутница-грусть разделять ожиданья не будет?
Эта жизнь мне на что, если жить с луноликой в разлуке?
Год и век ни к чему, если мига свиданья не будет.
Разлученное с ней, сердце высохнет, выгорит, свянет,
Если вздохов благих, причитанья, рыданья не будет.
Не вини красоту, что, прельщая, терзает и ранит,
Кто ей предан навек, тот просить подаянья не будет.
Может смерть подойти, прежде чем я откроюсь любимой,
Злей обиды такой, тяжелей испытанья не будет.
Если краешком глаз на безумца не взглянет плутовка,
Тот надеждой пустой отвечать на признанья не будет.
Горе сгубит Лутфи, несчастливца застав одиноким,
Если образ ее он хранить и в изгнанье не будет.[27]
— «Что же станет с душой, если слез и страданья не будет», — как верно сказал великий Лутфи. Это он про нас, — заметила Бадия.
— Я ведь удостоился счастья видеть господина Лутфи. Он немного моложе нашего устада, высок ростом и худощав. В позапрошлом году мавляна Лутфи приходил к нам. Был на строительстве медресе. Верно? — Заврак взглянул на Бадию.
Бадия молча кивнула. Она думала о том, как пытался отец спасти Низамеддина: обратился к этому знаменитому поэту, но тот не сумел сломить упорство государя и пришел к ним в дом выразить свое сочувствие. Слышала она и о том, что поэт покинул Хорасан. Бадия восхищалась этим человеком, сдержавшим свое слово, не пожелавшим простить государю отказа.
— Господин Лутфи — настоящий друг, — проговорила она. — И этот достойный человек покинул Хорасан. И впрямь на страну накатилась зима и начались холода… Жестокость государя переходит все границы.
— Да и был ли вообще справедливый государь? — спросил Зульфикар. — Чингисхан, Угэдэй-хан, Чигатай-хан, Казан-хан, Туглик Тимур, Кебак-хан, Амир Тимур… кто из них делал добро народу?
— Говорить такое можем лишь мы, ибо в нашей семье был сторонник хуруфитов. А вы, господин Зульфикар Шаши, будьте осторожны, не следует произносить этих слов. Такие речи вели в свое время сарбадары.
— Ну вот, начали со змей и чертей, а кончили владыками, — усмехнулся Заврак. — Давайте уж о чем-нибудь другом. Завидую я этой свинье Гаввасу, храпит себе на всю степь. Вы тут обменивайтесь друг с другом бейтами, а я сосну малость.
— Нет уж, не выйдет! — Бадия схватила Заврака за полу чекменя. — Мы все в одной лодке, и у нас одна жизнь.
— Я всегда говорил, что вы тиран почище Кебак-хана! — недовольно протянул Заврак. — Я ведь чего хотел? Чтобы вы поговорили свободно, хотел, как говорится, проявить свое великодушие. А вы не оценили моего благородного порыва. Ведь кроме джиннов и дивов, царей и змей в мире существует еще и… любовь.
— Господин Нишапури, советую сначала думать, а уж потом говорить, — оборвала его Бадия. Она любила шутки, но не желала переходить границы дозволенного. — Язык мой…
— … враг мой, — подхватил Заврак.
На рассвете отдохнувший арбакеш напоил лошадей, запряг их, и путешественники, наскоро умывшись и перекусив, тронулись в путь.
И снова пески, а дальше за ними настоящие барханы. Чуть остывшие за ночь пески с первыми лучами солнца накалились. Зодчий разбудил дремавшую рядом с ним Бадию и показал ей огромную полосатую змею, свернувшуюся клубком под солнцем. Открыв глаза, Бадия уставилась на змею, и сон ее мигом улетучился.
И снова пески, пески, пески… И на следующий день то же самое. Казалось, не будет конца этим пескам и этому пути. Путники изнемогали от усталости.
Ехавший на второй арбе Гаввас Мухаммад уже давно ворчал, а теперь разлегся и начал стонать. Балованный сын довольно состоятельных родителей, он каялся теперь, что покинул родной дом и пустился в дальний путь. Он стонал, охал, проклинал судьбу, но Заврак с Зульфикаром скрывали это от зодчего, да и от Бадии, ехавших на передней арбе. Однако Бадия почуяла неладное и спросила Зульфикара, что стряслось. Зульфикар ответил, что ничего особенного, просто Гаввас совсем загрустил и проклинает своих спутников.
— Как тебе не стыдно вести себя так? — не выдержал наконец Заврак.
— Это ты, проклятый, сбил меня с толку, — вопил Гаввас, — ни за что я не выехал бы из Герата! Зачем я только поехал с вами! К чему мне эти муки! Это ты меня с толку сбил!
— А по-моему, вы поехали по собственному желанию. И Заврак тут ни при чем, — вмешался Зульфикар. — Мы и не думали брать вас с собой.
— А вы не встревайте в наш разговор, вам хорошо, вы из Бухары, вы вообще едете к себе домой.
— Я вовсе не хотел вас обидеть. Возьмите себя в руки, будьте же наконец мужчиной! Как не стыдно? Если зодчий услышит, то огорчится.
— Не нуждаюсь я в ваших советах! И не желаю даже смотреть на эти пески! Из-за ваших любовных шашней я вынужден страдать и мытарствовать и в конце концов подохнуть среди барханов. А у меня семья, дети!
— Да вы, оказывается, просто глупы, — спокойно сказал Зульфикар, высвобождая свою ногу из-под Гавваса, распластавшегося на арбе. Зульфикара так и подмывало отвесить Гаввасу увесистую пощёчину, но он сдержался.
— Зря стараешься! — сокрушенно покачал головой Заврак, взглянув на Зульфикара. — Я давно знал, что он просто свинья! Это не впервой. Недаром же он купеческий сынок.
— Сам ты свинья! — заорал Гаввас.
— Да что с ним говорить! Ему даже экзамена не устраивали, и в подземелье он, как ты, не был. Устад Кавам пристроил его к нашему зодчему. Глядя на его художества, змеи и те сбрасывают кожу.
Гаввас отвернулся от своих спутников и снова громко застонал.
— Ой-ой-ой! — охал он. — Умираю! Будь прокляты эти пески, будь прокляты те, кто подбил меня на эту чертову поездку. Остановите лошадей! Остановите! Я вернусь назад!
Бадия спрыгнула со своей арбы и подошла к ним.
— Что тут происходит? — спросила она.
Зульфикар молча пожал плечами.
— Скажите арбакешу, — кричал Гаввас, — пусть поворачивает назад. Ой-ой-ой! Умираю!
