Фрейлина подошла к Государю, присела перед ним в глубоком реверансе, потом обратила к нему свои восторженные голубые глаза с мечтательной поволокой, что-то негромко сказала. Никто не обратил внимания на эту сцену, все привыкли к повышенной эмоциональности Ани в отношении монарха, но Аликс метнула в сторону Подруги взгляд, похожий на колючую голубую молнию. Потом, с любезной улыбкой хозяйки дома, пригласила гостей садиться за обеденный стол.
Хозяин и хозяйка поместились на разных концах стола. Аликс с недобрым чувством отметила, что Аня хотела сесть поближе к Ники, но ей это не удалось, её оттеснили Воейков и другие высшие чины свиты, которые сегодня пришли на обед. Но фрейлина почти не притронулась к еде, а всё время то преданно, то с тоской смотрела на Ники. Но он практически не обращал на неё, к радости Государыни, почти никакого внимания.
«Так тебе и надо, Корова, – злорадно думала Аликс, называя Подругу кличкой, придуманной ею для конспирации от прислуги в разговорах с Ники о самых близких знакомых и родственниках, – пока ты экзамена не выдерживаешь… Ты должна была бы смотреть так на меня, а не на моего мужа… Подумать только, ничего не ест! Взяла с меня пример! Но у меня хоть фигура остаётся и ноги мои Ники безумно нравятся! А у неё – толстый живот и тонкие ноги!.. Наверное, поэтому она избегает ходить вместе со всеми дамами в купальню и никогда не купается в открытой воде!.. Надо будет сегодня ночью рассказать Ники о её недостатках… Чтобы у него и мысли не возникло о её якобы «русской красоте»… Но посмотрим, как она будет вертеться передо мной после обеда!..» Ревность бушевала в Императрице. Она смогла заставить себя съесть только несколько ложек супа – всё остальное её внимание было поглощено тем, как бы незаметно наблюдать за каждым движением Вырубовой.
По установленному порядку царский обед длился ровно пятьдесят минут. Государыня поднялась от стола первой, поблагодарила гостей, извинилась и пошла к себе наверх. Хозяин и гости перешли в расположенную рядом гостиную со старинной итальянской мебелью – пить кофе и немного посудачить.
Ане очень хотелось остаться рядом с Ники, но она не решилась нарушить приглашение Императрицы. Семеня в узкой длинной юбке, Подруга направилась через длинную галерею на второй этаж, в будуар Александры Фёдоровны.
Государыня уже прилегла на свою любимую кушетку и успела взять себя в руки, чтобы у фрейлины не возникло никаких подозрений. Она была мила, расспрашивала Анну о последних столичных сплетнях. Узнав, что Мария Павловна Младшая отправилась на несколько дней в Стокгольм, чтобы официально в Коронном суде получить подтверждение своего развода с герцогом Зюдерманландским, и что «весь Петербург» ей сочувствует, Императрица с горечью высказала сожаление в непорядочности многих отпрысков великих князей и тех, кто их окружает и потакает их слабостям.
Потом Аликс пожалела «бедную Аню» и попросилась к ней в гости, осмотреть её помещения в Свитском корпусе, чтобы затем, может быть, отдать какие-то распоряжения об улучшении её комнат. Это было необычно, но Вырубова, разумеется, согласилась.
Подруги прошли верхним коридором к боковой лестнице, спустились на площадку между свитским корпусом и дворцом.
Учитывая больные ноги Анны и её дружбу с Государыней, комендант Ливадии предоставил фрейлине квартиру на первом этаже.
Аликс вошла в небольшую прихожую, откуда попала в просторную гостиную. Всё ей очень понравилось. Почувствовав колебания Ани подле двери, ведущей в спальню, Государыня обязательно решила сунуть свой нос и туда. Вырубова открыла эту дверь, и Аликс остановилась на пороге, поражённая. Она получила новое мощное подкрепление своих подозрений: почти во всех углах и на всех стенах комнаты было великое множество больших и малых фотографических карточек… её Ники.
Это были и увеличенные снимки фотографий, сделанных «Кодаком» самой Аней, портреты Государя, фотографические и гравированные, которые можно приобрести в книжных магазинах, и даже хорошая копия с живописного портрета художника Серова.
Лицо Александры Фёдоровны вспыхнуло. Только теперь Аня поняла, какую глупость она сделала и почему Аликс вела себя так необычно. Враги её и Аликс посеяли семена ревности в сердце Императрицы.
Не говоря больше ни слова, Государыня резко повернулась, и её остроносые туфельки через несколько секунд застучали по каменным плитам дорожки. Аня сначала хотела её догнать, объяснить, но потом гордо тряхнула головой, так что рассыпалась причёска из длинных русых волос, упала на кровать и горько заплакала.
В своей спальне, уткнувшись в подушку, так же безутешно рыдала Александра Фёдоровна.
Наутро после прибытия в Ливадию началась размеренная и устоявшаяся крымская жизнь Царской Семьи. Император с утра выходил на пешую прогулку, спускался к морю или быстрым шагом, за которым редко кому, кроме флигель-адъютанта Дрентельна, удавалось угнаться, достигал середины Горизонтальной тропы примерно в трёх верстах от дома и возвращался назад. После завтрака или после обеда он обязательно работал.
Он и в Ливадии продолжал пунктуально выполнять свои государственные обязанности, внимательно читая доклады министров и шефов различных ведомств, быстро схватывая суть дела, испещряя страницы своими замечаниями. Иногда министры прибывали с личными докладами, и тогда он подробно обсуждал с каждым все нюансы проблем, находя порой неожиданные решения. После занятий с бумагами он играл в лаун-теннис или кегли с детьми, офицерами Конвоя или «Штандарта», другими гостями, которым разрешено было запросто посещать Ливадию.
Иногда он шёл вместе с Алексеем в Ореанду и, если море не очень волновалось, катался с сыном в гребной двойке.
Небольшая неловкость утром первого дня, казалось, прошла совершенно незамеченной Семьёй: лучшая Подруга Аликс, которую накануне вечером видели весёлой и совершенно здоровой за царским столом, без объяснения причин не явилась к завтраку. Перед обедом, когда хозяева и немногочисленные гости молча возносили молитву Создателю, отсутствие Вырубовой привлекло внимание прежде всего прислуги. Затем великие княжны стали коситься на чистый прибор и пустой стул поблизости от хозяйки дома, а затем обращать недоумевающие взгляды на Mama.
Общий разговор о достоинствах Крыма весной, жарких погодах здесь, на Южном берегу, и холодах и сырости в это время в Петербурге ничем не прерывался. Только Александра Фёдоровна что-то шепнула графу Гендрикову, когда он подошёл к Государыне по её знаку.
Обед продолжался чередой повседневных простых блюд и негромким тоном застольных разговоров, изредка прерывавшихся весёлым смехом детей.
Гендриков через несколько минут вернулся и так же деликатно, как и получал задание, доложил вполголоса Императрице, наклонив напомаженную и надушенную голову к её причёске, что «госпожа фрейлина сказались больной, у неё повысилась температура и она просит прислать к ней доктора Боткина».
Милое и по-домашнему доброе лицо Аликс перекосила злая гримаса, но она мгновенно овладела собой и так же вполголоса сказала графу:
– Василий Александрович, будьте любезны, передайте Анне Александровне, что лейб-медикус Евгений Сергеевич заболел, лежит в своей каюте на «Штандарте». Если Анна Александровна пожелает, то я попрошу детского доктора Деревенко нанести ей визит. Но если Анна Александровна в состоянии поехать на моторе в Ялту, к стоянке «Штандарта», то, разумеется, доктор Боткин не откажется ей помочь, поскольку он сам не в тяжёлом, слава Богу, состоянии…
Обер-церемониймейстер Императрицы снова вышел. Только после этих необычных переговоров в столовой Николай Александрович с немым вопросом посмотрел на супругу. Не говоря ни слова, она сделала рукой знак, из разработанной ими в юности системы секретно, чтобы никто другой не понял, оповещать друг друга, означавший: «Не стоит твоего внимания…»
Наблюдательные слуги и некоторые царедворцы, которых судьба привела на этот обед, заметили смену настроений Императрицы в связи с отсутствием Подруги. Они сразу сделали логический вывод о некоей, краткой или длительной, будет видно дальше, опале любимой фрейлины.
Государыне всё это было крайне неприятно. Во-первых, Аня не имела права обижаться и устраивать такую публичную демонстрацию. Это она, Императрица, была страдающей стороной… На её мужа покушалась лучшая подруга, постоянно демонстрируя Ему свою экзальтированную влюблённость и обожествляя Его… «Корова» уже переступила грань приличий, отделяющую пылкие чувства верноподданной к своему платонически обожаемому монарху… Множеством фотокарточек Николая в своей спальне она ясно показала, что у неё на сердце лежит блуд, а не истинная и духовная дружба с Аликс. «А я-то так упивалась простыми и искренними на первый взгляд отношениями с Подругой… Оказывается, для Анны всё это было лишь маскировкой влюблённости в Ники!..» – горько думала царица.
