– Ты ведь не знал, что она райская! А знал бы, так ни за что бы не убил! Правда?
Хусен кивнул.
– Ты же ведь не знал, что убить птицу – большой грех. Не знал – значит, и бог тебя простит.
Хусен тогда успокоился. Но и по сей день он с болью вспоминает об этом случае и всякий раз, заслышав голос этой птицы или невзначай увидев ее, вздрагивает. Вот и сейчас: сон слетел с него мигом. Пусть поет, сколько хочет, Хусен не тронет ее…
Мать обещала привезти из Моздока мяч. Не сейчас, а в другой раз. Она решила, если удачно продаст таркала,[50] снова поедет на базар, тогда и купит. «Хоть бы продала, – думает Хусен. – Неужели не повезет нам? Люди ведь продают?»
Сегодня Кайпа впервые выехала на арбе. Наконец решилась: продала корову и купила лошадь. Сегодня она привезет муки и подсолнечного масла. Больше ничего. Надо беречь деньги, снова собирать по крохам на корову. Потому что ведь и без коровы не прожить, хотя все говорят, что главное в хозяйстве – лошадь.
В надежде, что мать привезет муки и масла и он тогда досыта наестся вкусных, жаренных на масле чапилгов, Хусен взялся за дело: замочил кукурузных отрубей и дал цыплятам. А пока они клевали, не спускал глаз, чтобы воробьи не подлетали на цыплячий завтрак. Подползший к двери Султан сидел и пристально смотрел во двор. На минуту и он показался брату похожим на цыпленка. Хусен больше не сердился на Султана. С тех пор как мать все же снесла его в какой-то из дворов, где резали скотину, и подержала во вспоротом коровьем желудке, он стал заметно поправляться. Теперь и на ноги встает. Но ходить пока не ходит. Попробует шагнуть, закачается и в страхе тотчас садится и дальше уже ползет.
– Хусен, бапи,[51] – попросил Султан. И когда Хусен протянул ему кусок сискала, он взял, потом показал на красные вишни и захныкал.
– Ну чего тебе? Вишни? Сейчас принесу.
Хусен направился к дереву. Вишни – это можно. Лишь бы не ревел. Он обхватил ствол дерева обеими руками, уже собирался подтянуться, и вдруг услыхал, как его зовет Эсет. Хусен забыл обо всем и побежал к плетню. Сквозь щели на него смотрели два знакомых синих глаза.
– Хусен, иди к нам.
– Что случилось?
– Ничего. Просто так. А знаешь, что мне дади привез?
– Куклу, наверно?
– Тоже мне, куклу! – скривила губы Эсет. – Что я, маленькая?
– Ну что же тогда?
– Догадайся! Что покупают девушкам?
От нетерпения и от радости глаза Эсет горели, как угольки.
– А ты разве уже девушка? – усмехнулся Хусен.
– Ну я же не о том! Просто мне хочется, чтобы ты сам догадался, что мне купили.
– Откуда мне знать? Что я, святой, что ли?
– Ну ладно, так и быть, я сейчас покажу тебе. – Эсет вприпрыжку понеслась к дому.
А Хусен тем временем услышал плач Султана и побежал к нему. Братишка плакал оттого, что на него, распушив свои крылья, кидалась нахохлившаяся квочка. Она уже успела клюнуть его в щеку, и здорово. Султан прижал ладошку к царапине и ревел в голос. Курица хотела было и на Хусена броситься, да вдруг увидела в небе ястреба и затихла.
Наступила тишина. Хусен взял Султана на руки и пошел в сад.
– Ну где ты пропадаешь, Хусен? – крикнула Эсет. – Я ведь жду тебя.
Хусен подошел. Синие глаза смотрели встревоженно. В руках у Эсет была гармошка.
– Что он плачет? – спросила девочка.
– Пока мы с тобой болтали, квочка его клюнула, – сердито ответил Хусен.
– Хорошо, что не в глаз.
– Сказала бы сразу, что тебе купили, я бы не торчал здесь так долго и с ним бы ничего не случилось…
Эсет на минуту помрачнела. Опять Хусен сердится на нее. Но, глянув на Султана, она потеплела и засветилась нежной улыбкой, пожалела мальчонку. Стала утешать. А на Хусена и внимания не обращала, будто его и не было рядом. Султан потянулся к гармошке. Эсет попробовала заиграть. Но стройной мелодии у нее не получилось. Однако и этого было достаточно, чтобы мальчик совсем забыл про свою болячку и успокоился. Даже таких нескладных, отдельных звуков он никогда еще не слышал. Зато Хусен не восторгался этой мелодией.
– Ты играть-то не умеешь! Зачем тебе гармошка? – поджав губы, бросил он.
– Выучусь. Ведь мне только вчера ее купили! – без обиды ответила Эсет.
Султан опять потянулся к гармошке и снова заныл.
– Не тяни свои лапы! – закричал на него Хусен. – Не видишь разве, плетень?
– А вы идите к нам, – позвала Эсет. – Я одна. Никого дома нет.
– Где же ваши?
– Уехали в Моздок. Гармошку тоже оттуда привезли. А что тебе привезут из Моздока? – полюбопытствовала Эсет.
Хусен потупился.
– Ничего. Нам надо деньги копить на корову.
Эсет тоже загрустила.
– Если бы дади исполнил свое обещание и купил вам лошадь, не пришлось бы корову продавать… Потому он теперь и во Владикавказ не ездит – боится встретить Дауда. А как ты думаешь, Хусен, на моздокской дороге он не может встретить дади? А?
– Откуда я знаю?
– Ну как же не знаешь? Он ведь ваш родственник?
– И что, что родственник? – глаза Хусена опять смотрели сердито.
– А ты не знаешь, где он сейчас?
– Зачем тебе? Хочешь донести?
– Я не доносчица.
– Зато твой отец доносчик! Наверное, подучил тебя выспрашивать. Ведь это он тогда донес, будто у нас Дауд! Из-за него и Сями убили!
Эсет нечего было возразить. Хусен прав. Она не забыла, как отец все выведывал у нее, не видит ли она у соседей Дауда. Девочка и тогда понимала, что делал он это не из простого любопытства.
Нет, Эсет не станет возражать Хусену, не будет ссориться с ним.
– Идем к нам. Мне скучно, – попыталась она перевести разговор.
– Отчего же скучно? У тебя гармошка, вот и весели себя!
– Мне и с гармошкой скучно!.. Одной!.. – сказала и зарделась. А голос при этом был такой нежный, такой просящий, будто ребенок ластится к матери.
– Не могу я уйти к вам. Мальчишки залезут и оберут вишни, – уже дружелюбно ответил Хусен. – Идем лучше ты. Досыта вишен наешься.
– Нани будет ругать, если узнает, что я уходила…
Они бы еще долго спорили – и плетень им не мешал, да Султан услыхал про вишню, снова захныкал и потянул брата в сад. Хусен и сам не прочь полакомиться. Еще не согретые солнцем ягоды особенно вкусны с сискалом.
Эсет так и не пришла к ним. Дела были сделаны, теперь и Хусену скучно. У Гойберда – никого. Рашид, как обычно, ушел в поместье купать овец, все остальные – у родственников, полют кукурузу. Мажи еще с вечера радовался этому, предвкушая сытную еду в поле. О том, что целый день будет жариться на солнце, он не думал.
С соседского двора неслись нестройные звуки гармошки: Эсет учится играть.
Конечно, если бы не сад, Хусен охотно пошел бы к соседям. И ничего обидного не сказал бы Эсет. Сегодня 1 он вдруг почувствовал какую-то нежность к ней и теперь уже твердо решил больше никогда не ссориться. Ведь она с ним всегда миролюбива и ласкова, всегда старается порадовать, сделать что-то приятное. Раньше Хусен не думал об этом, но сегодня… Сегодня случилось что-то непонятное. Правда, и на этот раз он чуть не обидел ее. Из-за Дауда. А ведь давно пора поверить, что Эсет не способна на подлость. К тому же Дауда никто не разыскивает и не преследует. С тех пор как убили Сями, больше не было никаких обысков п засад. А Дауд чаще обычного приходит в село.
Хусен ругает себя за то, что обидел Эсет. А звуки гармошки становятся все громче и увереннее. Они уже нравятся Хусену. Ему хочется подойти к плетшо и крикнуть: «Эсет, я больше никогда не обижу тебя». Но он не делает этого. Внезапно, будто о чем-то вспомнив, бежит домой. Взяв у матери конопляных ниток, он выскочил в сад. Нарвал вишен, привязал их к палочке – и вот готова красивая гроздь. Очень красивой она получилась. Хусен направился к плетню. Гармошка молчала. Может, Эсет ушла домой? Надо крикнуть ее! А вдруг не услышит? Но в эту минуту его будто кто толкнул в грудь. Хусен обернулся и увидел входящую к ним в ворота Эсет. Хусен спрятал гроздь за спиной, медленно пошел навстречу девочке и, подойдя, торжественно подал ей.
– Ой, какая красивая! – вырвалось у ошеломленной Эсет.
Она замерла, и только горящие глаза ее перебегали с грозди на Хусена.
– Бери, это я тебе, – смущенно сказал Хусен.
– Мне?! – Взяв обеими руками подарок, она прижала его к груди. – Как красиво ты сделал!
Они уже сидели у двери, а Эсет все еще восхищенно смотрела на гроздь, не решаясь сорвать с нее ягодку.
– Я не буду их есть, Хусен! – сказала она.
– Ешь. Я еще сделаю. Красивее и больше этой.
– Красивее?! Что может быть лучше!
Терпение Эсет было недолгим. Срывая вишни одну за другой, она быстро разделалась с гроздью.
– Я очень люблю вишни, – проговорила Эсет и недовольным взглядом обежала свой голый двор, где, кроме акаций вдоль забора, не было ни деревца, – Только у нас их нет.
– А у нас сколько хочешь, – похвастался Хусен. – У меня даже оскомина от них.
– У моей дяци тоже их много. Только они не едят. Возят в Моздок, продают.
