— А вы? Вы чего тут торчите? Ждете, когда скуластые наездники прискачут в Пантикапей и начнут вас резать, как гусей? Вон из города, пропойцы! Хватит бражничать! За дело! Рабов, бежавших из Гермонассы, найти. Селение керкетов, укрывших бунтовщиков, сжечь дотла. Шайку, действующую под Фанагорией, выловить. Главарей казнить, остальных продать. Узнать, чей род напал на Феодосию. Отнять скот, вождя связать и привести ко мне. Пусть скифское отребье смирно сидит в вонючих палатках. Даю вам три дня. Не выполните — пеняйте на себя. Убирайтесь!
Тронный зал опустел. Асандр, сильно ссутулившись, опустив лысеющую голову на грудь и уронив руки на колени, долго сидел один в мрачном, полутемном зале. В груди, где-то по главному дыхательному пути, ныло глухо и мучительно.
Он знал: и половины указании не выполнят эвпатриды. За двадцать пять лет монархического гнета они отвыкли ясно мыслить. Подавленные, глубоко огорченные тем, что произошло у них па глазах — ведь царь избил высокопоставленного архонта, как земледелец нерадивого раба, — они соберутся сейчас у кого-нибудь в доме, напьются, развеселятся, позовут арфисток и забудут об Асандре. А завтра опять притащатся с больной головой во дворец, чтобы снопа безропотно выслушать гневного старика. Стадо покорных овец.
Предоставь им Асандр побольше самостоятельности, ожили бы, конечно.
Нельзя — понюхав свободы, осмелеют, расправят плечи, из овец превратятся в леопардов и набросятся на него же, Асандра.
Строгость и еще раз строгость!
Вдвое туже затянуть петлю. Наказать троих-четверых для острастки прочих. Взбунтуются остальные? Не взбунтуются.
У Асандра много солдат.
Нет, он не может больше сидеть вот так, один, без людей, в низком и пустом зале! Почудилось — кто-то тихо крадется сзади, чтобы ударить по затылку, Асандр съежился и робко оглянулся. Никого.
Ему захотелось очутиться среди гогочущей толпы наемных солдат. Ощупать твердые, как бронза, мускулы. Постучать кулаком по крутым, закованным в панцирь спинам. Заглянуть в широко раскрытые, изрыгающие веселую брань зубастые рты. Удостовериться, что не все потеряно, что существует еще сила, готовая и способная по воле его предать огню и мечу всю Тавриду.
При всем своем богатстве он не мог содержать более двух-трех тысяч наемников, но уже и это — грозная мощь в такой маленькой стране, как Таврида.
— Эй, Златоцвет! К Скрибонию.
Окруженный тремя десятками плечистых телохранителей, Асандр добрался на носилках до главных казарм, расположенных тут же, в замке. Здесь находилась часть наемного войска — остальные солдаты были разбросаны по сто, двести, триста человек по гарнизонам других крупных поселений.
Уже у ворот царя оглушил шум, доносившийся из тесных приземистых построек.
Воины проводили время кому как заблагорассудится.
Тут, собравшись в кружок, ели жареное мясо, запивая крепким, неразбавленным вином из серебряных фляг. Там изо всех сил били в барабаны и плясали. Дальше схватились бороться. По углам шла жаркая игра в кости. Молодежь, рассевшись на каменном полу, слушала рассказы бывалых людей. На площадке метали копья, учились отражать коварные удары.
Все это сопровождалось громкими криками, визгом, грохотом, треском — можно было вообразить, что солдаты отбивают внезапную атаку врага, а не занимаются мирными повседневными делами. Самое удивительное — адский шум, видно, нисколько не мешал сладко спать воинам, недавно вернувшимся из караула.
— Славные юноши, — с удовлетворением сказал Асандр рыжеволосому глашатаю. — Барсы! Соколы!
Но славные юноши, они же барсы и соколы, тут же огорчили царя.
Они не обращали на него никакого внимания. Будто к ним явился не властелин Боспора, а какой-нибудь жалкий продавец соленой рыбы.
— Что это значит? — набросился Асандр на хилиарха (тысячника) Скрибония. — Порядка не вижу! Шум, гам, визг. Казарма здесь, или базар?
Скрибоний — человек не очень высокий, чуть выше среднего роста, зато мускулистый, широкогрудый, тучный, с бычьем шеей, мясистым носом и густой бородой — казался великаном перед тщедушным Поликратом и был почти так же грузен, как сам Асандр, который всего лет десять назад никому не уступал в конной и пешей битве.
Глянув царю в глаза, хилиарх ответил спокойно:
— Это солдаты, государь, а не девицы.
Он круто повернулся, и над площадью прогремел голос, хриплый, отрывистый, точно лай свирепого пса:
— По местам!
Не успел царь оглянуться, как у казарм выросли, словно из-под земли, строгие, плотно сомкнутые ряды.
Куда девался гомон?
Он оборвался так резко, так быстро сменился тишиной, что Асандр испугался — не оглох ли он внезапно.
И в ясной, полной тишине как-то неуверенно, жалко и чуть смешно прозвучали слова царя:
— Здравствуйте, солдаты.
— Слава Асандррру!!! — крикнули дружно и разом сотни глоток.
Именно эта четкость навела старика на горькую мысль: его приветствуют не потому, что любят, а потому, что так полагается. Солдатская обязанность. Появится другой царь — и ему так же браво прокричат славу. Тьфу!
Каким ветром их сюда занесло? Скифы. Армены. Сарматы. Геты. Маиты. Понтийские греки. Фракийцы. Албаны. Иберы. Кельты-бастарны. Наемный сброд. Они смотрят на Асандра кто отчужденно, кто с веселой дерзостью, иные даже враждебно. И царь осознал вдруг: не ему служит шайка отпетых головорезов, а вон тому хромцу, проклятому Скрибонию. По одному знаку хилиарха солдаты, вместо того, чтобы грудью защищать Асандра, разорвут его на куски и разнесут, если понадобится, весь Пантикапей.
Царь не мог обойтись без наемников, разве доверишь оружие простонародью? Попробуй доверить… Половину государственного дохода тратил Асандр на содержание войска и вот теперь убедился — наемники ему не опора. Ни те, что живут в столице, ни те, что разместились в других городах. Заменить Скрибония? Взбунтуются солдаты. Выгнать этих и набрать других? Попробуй выгнать. Асандра охватил ужас. Скорей! Прочь из волчьего логова.
Вторая половина дня. Небо так и не прояснилось. Мелкий дождь, брызгавший с короткими перерывами с утра, перешел в редкий мокрый снег.
— Что за весна выдалась в нынешнем году? — сердито ворчал Асандр по дороге домой. — Невозможно терпеть!
Он вернулся во дворец удрученный, подавленный. Встреча с солдатами не успокоила, а еще больше расстроила царя. Что делать? Где выход? Одинокий, угрюмый, бродил монарх по безлюдным сумрачным комнатам, и в душе старика нарастала тревога. Где выход? Что делать?
Царь случайно оказался у дверей домашнего святилища, куда не заглядывал много лет.
В памяти, обострившейся благодаря напряженным раздумьям, отчетливо возникли слова давно забытых гимнов.
Было время, когда Асандр — молодой, здоровый — прибегал к алтарям богов, прося у них помощи, и удача сопутствовала ему после каждого молебствия; успех, которого Асандр добивался собственной силой и проницательностью, он, по тогдашней наивности, приписывал покровительству неба.
Позже, когда началась полоса сплошных промахов, благие чувства Асандра, уже основательно потрепанного жизнью, испарились.
«Вот почему у меня — беда за бедой, — подумал с горечью старик. — Я отвернулся от богов, и боги отвернулись от меня…»
С трепетом в груди, с детской радостью прислушиваясь к возрождающейся надежде, вошел Асандр в капище. Дрожащими от волнения руками возжег он душистые травы на алтаре пред мраморным изваянием Зевса. Опустился на колени и торопливо, сбиваясь, как бы стараясь наверстать упущенное за столько лет, забормотал молитву.
Он молился долго. Излил богу все жалобы, выложил перед ним все обиды. Но камень молчал.
Проходили века, люди рождались, ели до отвала, голодали, мерзли на ледяном ветру, задыхались от зноя, любили, ненавидели, убегали, преследовали, убивали и сами падали мертвыми; на земле бушевали войны, пожары, землетрясения, извержения вулканов, наводнения, саранча пожирала растения, чума уносила тысячи жизней, но за сотни лет на неподвижных беломраморных ликах богов не промелькнуло даже тени.
Камень есть камень. Что с него возьмешь?
Асандр устыдился малодушия. Он, кряхтя, поднялся, вытер ладони о полу хитона. Хорошо, никто не видел царя распростертым перед этим глухонемым истуканом. Засмеяли бы! Старик с ненавистью глянул на Зевса, плюнул и ушел.
Что делать, как быть? Где же выход, в конце концов? Отчаявшись найти его, Асандр призвал к себе магов, волхвов, астрологов, предсказателей, колдунов и ведьм, во множестве расплодившихся в Пантикапее за последние голы.
Волосатые, грязные, с дико сверкающими глазами, они бесновались вокруг царя и пытались открыть посредством отвратительных символических обрядов тайны этого и потустороннего мира, определить смысл жизни и показать путь к достижению вечного блаженства. Особенно усердствовал один одержимый. Изо рта у него густыми хлопьями падала пена. Этого нетрудно было достичь, пожевав корень струтия.
