По городам тоже происходило страшное. Доля жертв простиралась от 50% в Твери и Угличе до 85% в Переяславле Рязанском. На селе было полегче.
Как водится, по царским указам, которые сочинял и распространял Никон, простому народу уделялось чисто статистическое внимание, а царской фамилии — персональное. Всех больных или подозрительных изолировали строгим караулом, чтобы подыхали в покое и других не беспокоили. Профилактических распоряжений, известных с декамероновских и шекспировских чумных времен, типа, есть чеснок, мыться чаще, не плевать в общественных местах — Историком не замечено.
И, напротив, себя оберегали тщательно. Вот, царице с Никоном и детьми нужно перебраться с карантинной стоянки в чистом поле под сень Колязина монастыря. И тут становится известно, что намедни дорогу перебежала черная кошка, то есть, через нее перевезли на погребение чумное тело думной дворянки Гавренёвой. Что делать? А вот что. В точке перевоза заразного трупа накладываем на обочины сажен по десяти и более дров и выжигаем всё к чертовой матери до остекленения почвы, велим «уголье и пепел вместе с землею свезть и насыпать новой земли, которую брать издалека». Был бы не сентябрь, так можно было бы на новой земле и цветочки посадить — как в нашем детстве — буквицами «Слава КПСС!». Но не вышло, повалил ранний снег. В Москве так засыпало Кремль, что пройти по двору было нельзя, а разгребать завалы — некому.
Письма к Никону о стихии и чумных волнениях приходили ежедневно. Чтобы не заразиться от грешных курьеров, и, не надеясь на молитву и водяное крапление, святой отец придумал огненный шлюз. Устроен он так. В специальной избе, расположенной на карантинной меже, в противоположных стенах делаются двери. Комната между ними разгорожена жаровнями на козлах. На жаровнях разводится адский : ну, хорошо, — святой огонь. Подозреваемый гонец входит с дороги в чумную дверь, достает письмо и держит его перед собой — лицом к огню. Наш стерильный Писец, близоруко щурясь с другой стороны, вчитывается через огонь в текст и переписывает его на чистый лист. Потом через свою, чистую дверь уносит копию Никону. А гонец — через свою — отправляется кончаться или как Бог даст.
В октябре чума стихла, кое-кто из заразившихся даже стал выздоравливать, видать бацилла потеряла силу. Это вернулся с войны наш царь Алёша. Соответственно и удача поменяла прописку. Армия без царя еще взяла Витебск, но тут же начались неприятности. Русские реквизировали по деревням хлеб на прокорм армии, и запорожцы принялись продотрядовцев убивать. Они наконец-то поняли, что московское подданство — не хрен собачий. Хмельницкий снова что-то бредил в ответ на московские окрики. То он не понимал, как поделить 20 000 царского жалованья на 100 000 войска (да по 20 копеек, Богдан!), и заначивал жалованье у себя. То сообщал, что, благодаря ему, король венгерский и господарь молдавский хотят присоединить свои республики к России, а на деле никто и мыслей таких не держал. Митрополит киевский предательски писал королю Яну Казимиру, что с Москвой ему худо, и просился назад.
Новый 1655 год начался еще неприятнее. Везде по свежеприсоединенной Украине вспыхивали антимосковские бунты, магдебургский Могилев поддался Радзивиллу, наместники царские сидели непрочно, некоторые так и изменили. Смоленск, насилуемый оккупационным гарнизоном, мог в любую минуту вернуться к королю. Пришлось Алексею, коротко заехавши в Москву помолиться, скакать в Смоленск, назначать смертную казнь за мародерство и торговую — за попустительство. Смоленск успокоился, и царь выступил на Литву и Польшу. Опять война заладилась. Были разбиты Радзивилл и Гонсевский, взят город Гродно, и столица Литвы Вильна. Затем была захвачена Галиция, разбит гетман коронный Потоцкий, взят Люблин. Наши обложили Львов, но из-за предательства Хмельницкого, получившего от львовян взятку в 60 000 злотых, Львов уцелел.
Польша была повержена, но досталась не победителю. С севера налетела шведская армия короля Карла X Густава, захватила всю Польшу с Варшавой и Краковом, и Карл принял корону польскую. Князь Литовский Радзивилл принес ему присягу и получил заверение в скором возвращении земель, захваченных Алексеем. Так война польская стала войной шведской. Просто великой Польши не стало, а возникла великая Швеция. И нужно было заступаться за Яна Казимира, который, хоть и католик, но всё-таки — из наших, из поляков, из славян. Красная стрела на штабных картах теперь повернулась с юго-запада на северо-запад. 15 мая 1656 года Алексей снова сел в седло. Вдогонку ему Никон благославил донских казаков — «громителей берегов Черноморских» — ехать с богом на погром берегов балтийских — общим курсом на Стокгольм!
Блистательный поход Алексея отмечен скороговоркой армейских сводок:
30 июня взят Канцев;
5 июля — Полоцк;
31 июля Динабург;
и тут же — Кокенгаузен.
Потом возникли осенние трудности. 23 августа царь лично приступил к Риге, но слабая русская артиллерия не смогла проломить тевтонских стен. У прибалтийских крестьян закончились полевые работы, они аккуратненько зарыли урожай и деловито перековали косы с поперечного положения на продольное. Этими косами был нанесен удар в спину русской армии. Всё-таки, никогда в Прибалтике не понимали, за что нас любить.
Осажденные выскочили из Риги и тяжко поразили осадный гарнизон. Пришлось нашим отступить в Полоцк, прихватив по дороге Дерпт с одним из первых в Европе университетов. Летом 1657 года Ригу тоже посетила эпидемия чумы, которую занесли то ли наши переболевшие интервенты, то ли шведские защитники. Начался мор, умер командующий Делагарди, шведы «выбежали» из города. Но и нашим заходить в чумной город было неохота. Вообще, итоги войны оказались какими-то размытыми. Польшу потеснили, но Балтики не достигли, Украину присоединили, но Хмельницкий погуливал на сторону — писал в Крым, Молдавию, шведам и венграм о соединении. Теперь с похмелья он мечтал быть королем польским, а во хмелю — владычицей морскою, и приказывал строить корабли. Получалось, Украина присоединена только на бумаге, со шведами продолжает дружить, а поляков уважать. Так Хмельницкий прямо и заявил московскому послу Бутурлину. Он впадал то в гнев праведный против Москвы, то умильно клялся в преданности царю, то просился в отставку по болезни. 27 июля 1657 года эта болезнь одолела великого гетмана, и он почил в бозе.
Хмельницкий завещал гетманство сыну Юрию, хоть «завещать» было и нельзя. Рада избрала гетманом писаря Выговского, который происходил из шляхты, а потому войско запорожское уже через год снова попало под Польшу с договором о 22 пунктах. Начались войны казаков с царскими наместниками.
А в Польше Рада предложила нашему царю Алексею стать царем польским. Но их попы тоже воспротивились и составили 21 пункт, почему это никак не возможно, особенно, если Алексей не перейдет в католичество.
Опять началась война. 28 июня 1659 года 150-тысячная армия князя Трубецкого сошлась с объединенным украино-крымским войском под Конотопом. Прославленная в прежних кампаниях московская конница погнала казаков, но попала в окружение и погибла вся. 5000 пленных русских были выведены в поле, где казаки и татары методично зарезали их по уговору. После этого хан ушел домой, а Выговской потерпел поражение от уцелевшего Трубецкого.
Украина совсем спятила. Ей и в Россию хотелось, и с Москвой не жилось. Обозный коронный (это чин такой) Андрей Потоцкий доносил королю: «Одно местечко воюет с другим, сын грабит отца, отец — сына. Страшное представляется здесь Вавилонское столпотворение». Наконец, левобережные полковники перебили остатки армии Выговского и подтвердили присягу царю. Гетманство захватил Юрий Хмельницкий и склонил всё войско поддаться Москве. Он еще много раз потом бегал туда-сюда.
Война на Украине продолжалась 13 лет и окончилась в 1666 году 13-летним перемирием. Внимательный читатель заметил, конечно, страшное сочетание цифр в этих датах и сроках, и далее не будет удивляться тягостным отношениям Украины и России.
Начало 13-летней войны, ознаменовавшееся чумой, сломало светлые иллюзии первых лет правления царя Алексея. Дальше все события его царствования катились под горку. Хроническое запустение казны, ежегодные бунты черни, казни и убийства — всё вошло в привычную колею. Царь велел печатать медную монету с номиналом серебряной. Народ восстал. На Пасху 1662 года в селе Коломенском царю не дали отстоять обедни, стали требовать казни подозреваемых в измене бояр Ртищева и Милославского, — на их дворах купец Шорин ставил монетное оборудование. Царь обещал учинить сыск. Ему не верили, нагло хватали за руки, кричали всякие неприятные слова. Пришлось дать стрельцам соответствующую команду. Погибло 7000 зевак и 200 «гилёвщиков» — заводил. Испуганная гилем царица на целый год слегла в постель. За это были казнены еще 7000 арестованных по монетному делу, 15000 отделались торговыми казнями — им поотрубали дерзкие руки и ноги, и по заживлению ран отправили в Сибирь. С конфискацией, конечно.
