Ну должен же быть какой-нибудь выход! Нельзя сдаваться без борьбы! Нужно думать!
От раздумий, как обычно, разболелась голова.
– Жаккетта, собирайся! Мы идем в город! – приказала Жанна, отодвинув на время все думы в сторону.
Жанна не знала, куда пойдет, но ноги безошибочно привели ее на древнюю улочку Коронари, знаменитую множеством лавок.
Летнее солнце дышало жаром и было так приятно то нырять в прохладный полумрак лавочек, то опять подставлять себя его горячему оку.
С горя Жанна накупила множества мелочей, поднимающих настроение.
Гребни, шпильки, платочек, обшитый знаменитым венецианским кружевом, венецианские же шелковые чулки, новые ароматические шарики поммандер и прочее, прочее, прочее…
Постепенно на душе стало легче, опять захотелось слегка улыбаться, проходя мимо римских кавалеров.
Жанна вышла из очередной лавочки и, поджидая отставшую с покупками Жаккетту, оглядела улочку в поисках следующей.
И вдруг увидела, как по римской улице Коронари невозмутимо шествует баронесса де Шатонуар.
Великолепная, непотопляемая ни при каких обстоятельствах мадам Беатриса, тоже находящаяся в инквизиционном розыске по обвинению в колдовстве и отправке своих мужей на тот свет ускоренным способом!
Мадам Беатриса шла с таким видом, словно Вечный Город был захудалой дальней деревушкой, которой она оказала великую милость и честь своим присутствием.
* * *
И первыми словами, которыми встретила мадам Беатриса Жанну на улочке Рима после долгой разлуки и стольких событий в жизни обеих, были:
– Здравствуй, моя дорогая! Ты прелестно выглядишь! Представляешь, всюду только и говорят, что нижние юбки теперь будут на жестком каркасе! Каково?!
Остановившись у входа в лавочку и нимало не смущаясь тем, что намертво загораживает в нее вход, мадам Беатриса продолжила:
– А ведь все тянется еще с 60-х годов, когда распутница Хуана Португальская придумала себе подобное платье, чтобы скрыть очень интересное положение. Только она не додумалась спрятать обручи под платьем, а приказала нашить их поверх. Тогда эта идея не вызвала одобрения. Но сейчас испанки как с ума сошли – опять вытащили ее на свет божий, но обручи пришивают на нижнюю юбку – она и встает колоколом. Говорят, так они подчеркивают тонкость своих талий. Вот уж не одобряю! Талия – либо она есть, либо ее нет, и незачем пыль в глаза пускать, если фигура не та. Ты, моя девочка, надеюсь, еще такой юбкой не обзавелась?
Мадам Беатриса пронзила взглядом, словно копьем, Жаннины юбки.
– Так, ты я вижу, нахваталась идей у венецианских модниц? Нижняя юбка с утолщенными складками по талии? Верно? Ах, молодежь, все то они на лету хватают!
– Здравствуйте, госпожа Беатриса! – улыбнулась Жанна. – Очень рада Вас видеть! Какими судьбами Вы в Риме?
Баронесса на секунду задумалась.
– Скажи мне, моя девочка, когда мы с тобой виделись в последний раз, а то я как-то запамятовала и не могу сообразить, с какого момента тебе начать рассказывать?
* * *
Вообще-то, в последний раз Жанна видела мадам Беатрису у себя в Аквитанском отеле, как раз в тот период, когда умер герцог Бретонский и армии принцев, домогающихся руки наследницы герцогства Анны Бретонской держали оборону против французских королевских войск, больше интригуя между собой, чем сражаясь с общим противником.
Вынужденная на что-то решаться, Анна Бретонская, почти не имеющая собственных сил, в большой тайне дала свое согласие на брак Максимилиану Австрийскому.
Находясь (как обычно, проездом) в Ренне, госпожа Беатриса очень ловко выведала у Жанны, на ком же остановила свой выбор юная герцогиня.
После чего отправилась в Нант, второй город Бретани по значению после Ренна, осажденный королевскими войсками, который оборонял один из женихов, Ален д» Альбре, и поделилась с ним интересной новостью. Обиженный экс-жених тут же сдал город королю.
У Жанны были все основания думать, что все это мадам Беатриса делала по указанию регентши Французского королевства, старшей сестры короля мадам де Боже.
Баронесса очень легко меняла свои политические ориентиры и привязанности…
* * *
Но Жанна не стала вспоминать ту встречу, а просто сказала:
– Последние известия о Вас я получила от своего земляка, который теперь работает помощником инквизитора в Ренне. Он сказал, что родственники Ваших мужей обвинили Вас в колдовстве и Вы в розыске. Я страшно за Вас волновалась и переживала. Мне вскоре пришлось покинуть Европу и я больше полугода ничего не знаю, никаких новостей.
– А-а, дорогая, все это пустяки! – небрежно отмахнулась баронесса. – Я всегда говорила – это дурачье, которое зубами держится за земли, по закону принадлежащие мне, способно на любую пакость. Только пользы им от своих подлостей никакой. Ты думаешь, я стала дожидаться, пока какой-нибудь воняющий козлом не хуже тамплиера доминиканец станет бесноваться в моем присутствии и обвинять меня бог знает в чем?
Слава Господу, я не первый день живу на этом свете! Я тут же поехала сюда, в Рим, бросилась в ноги его Святейшеству и объяснила все, как есть!
И трех дней после моего пожертвования на нужды борьбы с неверными не прошло, как все уладилось. Ты знаешь, Папа Римский о-очень интересный мужчина…
– Вам всегда так легко все удается… – вздохнула Жанна. – А я вот никак не могу попасть на прием. Толкусь в канцелярии…
– Девочка моя! – воздела руки к небу баронесса. – Да в своем ли ты уме?! Ну кто же действует через канцелярию? Это пристало бюргерам и простолюдинам! Слава богу, мы – дамы, и дамы неплохих фамилий. Я добилась аудиенции, обратившись за содействием к госпоже Катанеи, та попросила своего друга, кардинала Борджиа, а тот организовал мою встречу с папой, причем в неофициальной обстановке. Но обо всем об этом позже, если надо, мы все устроим! А ты, кстати, слышала какой страшный процесс был в Ренне?
У Жанны ослабли ноги.
– Да, краем уха. Практически ничего. Я уехала в самом начале… – тихо сказала она.
– Так ты ничего не знаешь? – обрадовалась баронесса, похоже знавшая все про всех. – В городе арестовали колдунью. Очень известную в Бретани колдунью Мефрэ. Ее пытали, а затем торжественно сожгли на площади перед собором. А по ее показаниям арестовали очень много людей – весь Ренн втихомолку ходил к ней за снадобьями. Кто-то откупился и отделался не так тяжко, а кого-то и костер не миновал. Первую арестовали госпожу де Круа, ты должна ее знать.
Жанна еле кивнула.
– Ну вот, она теперь в монастыре под строгим надзором, замаливает грехи… – довольно сообщила мадам Беатриса. – А за ней взяли еще ряд лиц.
Баронесса скороговоркой перечислила арестованных.
– Но не всех же взяли, кто-то, наверное, объявлен в розыск… – выдавливая из себя слова, с усилием сказала Жанна.
– Может быть, но я перечислила тебе тех, кого она назвала.
– Неужели всех? – сказала Жанна еле слышно.
– Да-да, дорогая, ты же знаешь, какая у меня память на имена! – воскликнула баронесса. – Вот слушай еще раз!
Гордясь собой, баронесса еще раз перечислила названных колдуньей.
Имени Жанны в этом перечне не было.
Не было!!!
– Сейчас, говорят, страсти улеглись. Так всегда бывает, поверь мне. Сначала шум, гам, костры пылают, затем тишина. Девочка моя, ты белая, как полотно, что с тобой?!
– У меня голова болит! – со слезами пролепетала Жанна. – С утра. Я, наверное, вернусь сейчас на квартиру и лягу. Жду Вас завтра.
– Ну хорошо, моя девочка! – согласилась баронесса. – Ты, действительно, что-то неважно выглядишь. Сейчас ложись, а утром я тебя навещу. По какому адресу ты остановилась?
Слуга баронессы поймал экипаж для Жанны.
Она с помощью Жаккетты забралась во внутрь и прислонилась виском к стенке.
– Отвезите нас на какую-нибудь набережную, – сказала вознице Жанна, чувствуя, что хочет побыть у воды.
Ехали в тишине.
Молчала Жанна. Молчала и слышавшая весь разговор от слова до слова Жаккетта.
* * *
Наконец пахнуло водной свежестью, правда с легким налетом какой-то затхлости.
Велев вознице подождать, Жанна пошла к Тибру. Тихо струились его воды. Деревья, стоявшие на берегу, купали в струях свои ветви.
Не обращая внимания на то, что намокнут башмаки и юбки, Жанна прямо в платье вошла по колено в воду.
Странные чувства, прямо противоположные друг другу, переполняли ее.
С одной стороны она чувствовала, что от громадного облегчения сейчас взлетит над землей, лопнули, наконец, те цепи, что смертным ужасом сковывали ее. Словно воды Тибра смывали, уносили в море видение возможного костра. Было так хорошо, что даже страшно: казалось, в любой момент душа покинет тело и вспорхнет.
Но с другой стороны почему-то было невыносимо обидно!
Получалось, все напрасно?
Бегство, пираты, гарем, предательство Марина, лишения и опасности? Женская блажь толкнула ее на край земли? А никакой опасности не было? И сейчас она, Жанна, могла благополучно жить в Ренне, в своем Аквитанском отеле, никого не боясь и не от кого ни скрываясь? И не глотать глиняную пыль Триполи, не нюхать рыбную вонь пиратского трюма?
