Ознакомительная версия.
Опытный ратник Юрий Домаречич из галицких выгонцев, несмотря на свое недоброжелательное отношение к Мстиславу Удатному, пришел к нему с возражением:
– Зря, князь, с врагом не считаешься, чую, силен он и хитер весьма. Как бы беды не было.
Тот хохотнул:
– Это с чего ты взял, что силен? Вон как бегает!
– Хитрость это! – стоял на своем Юрий. – Степнякам в лесу нашем боя нет, они нас в степь выманивают. А нам туда нельзя. По стрелам вижу – опытные стрелки и хитрые воины.
– Чего ты хочешь?
– Сам в степь не ходи и Мстислава Киевского не пускай.
– В Олешье, что ли, сидеть?
– А хотя бы и в Олешье. Крепость сильная, в случае чего выдержит. А вражина потопчется и уйдет.
– Я сюда пришел не пережидать, пока вражина уйдет, а бить их! Уже ноне бил и еще буду! А боишься, так иди позади войска, быстрее удрать сможешь. Или совсем вернись.
Старый ратник побелел от гнева:
– Я, князь, от врага никогда не бегал и не побегу! И в трусости меня еще никто не упрекал! Ежели бы сейчас не такой час, быть бы тебе моим мечом проткнутым! А кто бежать станет, это мы еще поглядим!
Глядя ему вслед, Мстислав презрительно передернул плечами:
– Трусов развелось…
– Он не трус, – угрюмо возразил Мстислав Немой. Князь в действительности не был немым, а прозвище имел, потому что разговаривал крайне редко, иногда за день и слова из его уст не услышишь. Если уж Немой сказал, значит, задело.
Даниил задумался: прав ли тесть? Но показалось – прав, ведь враги и впрямь, стоило приблизиться, спину показали, трусят, значит. А что стрелки хорошие, так мало ли… Даниил потряс светлой кудрявой головой, он очень верил тестю, казалось, смелей Мстислава Удатного никого на Руси нет. И сила ратная у русов вон какая, за кострами и шатрами берега не видно. Где уж тут двум тьмам степняков выстоять!
В почти летнем безветрии дым над юртой лениво вился столбиком. Субедей безмолвно глядел, как на небольшое озерцо неподалеку опускалась пара селезней. Весна – прекрасное время для степи, как и везде. Из нежной, еще не пожухшей от солнца зелени травы выглядывали белые, голубые, желтые, синие цветы, словно споря друг с дружкой в яркости. Здешняя степь тоже хороша, хотя в ней мало привычных цветов и трав, нет того удивительного запаха, какой бывает только дома. Казалось, и полынь здесь пахнет иначе, и конские кизяки в кострах тоже. А все потому, что степь не была сплошной, по ее краю все равно вставали леса, и чем ближе к большой реке, за которой жили урусы, тем гуще. Полководцу совсем не хотелось приближаться к этой темной полосе на горизонте, казалось, что оттуда всегда может грозить опасность. Как любой человек, проведший большую часть жизни на коне с копьем и луком со стрелами в руках, он не боялся опасности, но не любил неизвестности. Ему не привыкать брать хорошо укрепленные города, побеждать чужие войска в поле, но леса он побаивался именно из-за неизвестности. В лесу почти бесполезны конь и лук – то, что составляет основную силу монгольских туменов.
Половцы, убедившись, что их союзники аланы разбиты, спешно бежали к своим давнишним врагам урусам. Там, за большой рекой, как рассказывали лазутчики, есть богатые города, где даже купола церквей из золота! Там много красивых светловолосых женщин, сильные мужчины и много разных умельцев. Хорошо бы, но Субедей не собирался воевать эти города, не для того шел. Приказ Потрясателя вселенной догнать и уничтожить Мухаммеда, куда бы тот ни удрал, Субедей уже выполнил, оставалось только вернуться обратно. Но взыграло ретивое, и он совершил, возможно, то, чего не следовало делать, – бросился догонять бегущих кипчаков.
Кипчаки поспешили за помощью к урусам, с которыми, как утверждал старый шакал Тегак, толмач Субедея, кипчаки – враги. Лгуна уже казнили за ложь, но дела это не меняло. Тегак, несколько лет живший среди кипчаков, говорил, что урусы воюют со Степью столько, сколько вообще существуют. Может, это и было так, но все в мире изменчиво, теперь вчерашние враги принялись помогать кипчакам. Отправленных с предложением союза послов глупые урусы перебили, нарушив один из незыблемых законов Степи, и теперь Субедей был просто вынужден наказать их за такое преступление. Отправленные дозоры доносили, что урусы собрали огромное войско, к броду на Большой реке подошло примерно восемь туменов. Это было в четыре раза больше, чем имел сам Субедей, но полководца волновало не численное превосходство врага, ему страшно хотелось успеть домой до осени, чтобы вдохнуть запах трав родной степи, пока те не ушли под снег. Субедей пережил в своей жизни много трав, видел много красивых и даже очень красивых мест, но его всегда тянуло домой, и чем старше становился, тем сильнее.
Сейчас жизнь требовала осилить нового врага, который не пожелал принять предложенную дружбу, и Субедей и Джебе должны были придумать, как это сделать с наименьшими потерями, возвращаться неизвестными землями с малым числом воинов опасно. Полководец лукавил сам с собой, он не собирался дружить с глупыми урусами. Во всяком случае, пока не собирался, ему было нужно, чтобы те выдали либо просто истребили бежавших к ним кипчаков, а очередь самих урусов придет позже. Если у них богатые города с золочеными куполами домов бога, красивые женщины и много сильных воинов, то они должны быть покорены, как все остальные. Но не сейчас, не в это лето и не такими силами. Двух туменов недостаточно для такой большой земли.
Как бы ни были смелы и опытны воины урусов, они уже допустили первую ошибку, даже две – убили послов и вышли против Субедея. Оставалось заставить их сделать следующие – перейти большую реку вброд и принять бой в степи. Это леса Субедей слегка побаивался, а в степи он чувствовал себя хозяином.
Подошел и молча сел рядом на пятки Джебе, тоже посидел, разглядывая круживших птиц.
– Отправь еще одну сотню, чтобы выманили урусов на этот берег всех. И еще воинов на восток, чтобы присмотрели подходящее место для боя.
Джебе кивнул:
– Уже сделал. Кипчаки Гемябека убили.
Субедей пожевал губами, но ничего не ответил: удивительно ли, что нойон погиб в бою?
На следующее утро еще одна сотня отправилась к Протолчьему броду дразнить русских князей, а основное войско монголов принялось отступать в поисках подходящего места для сражения.
Ничего не ведавшие князья попались на уловку. Монголы стреляли через брод с низкого левого на высокий правый берег, стрелы на излете никого даже ранить не могли, но возбужденных воинов было уже не остановить, первыми снова рванулись всадники Мстислава и Даниила, сотню отогнали и охраняли брод, пока переправлялись остальные. Когда большинство были уже на левом берегу, снова началась погоня. Монголы боя не принимали, только сыпали стрелами и бросались врассыпную.
И все же русские сообразили остановиться и подождать остальных. Два дня стояли без дела, почувствовавшие вкус крови и добычи русы рвались в степь следом за монголами. Но просто стоять было нелепо, и князья все же приняли решение выступить. Это было огромной ошибкой, потому что теперь тактику навязывал Субедей.
Русские полки день за днем преследовали бегущих монголов. Никак не удавалось не только догнать, но и вообще увидеть врага, только его заслонные небольшие отряды. Дружинники смеялись: мол, кого половцы боятся? Эти незнаемые вражины трусы, удирают так, что не догнать. Половцы пытались напомнить, что татары побили сначала считавшегося непобедимым Мухаммеда, потом грузин, а потом аланов, да и самим половцам досталось. Но теперь уже никого не могли испугать эти предостережения. Чувствуя себя отчасти виноватыми в том, что заставили такую массу людей двинуться с места и уже второй месяц гоняться по степи за неуловимым врагом, половцы торопились догнать татар раньше русов, а потому мчались впереди. Но и им удавалось только наблюдать костры спешно уходивших на восток татар. Может, и правда татары испугались и вернулись в свои земли? Тогда позор…
Одно радовало – бегущие враги бросали скот, который становился добычей русских дружинников, половцы даже добычу не брали, они всеми силами стремились опередить русов.
Не только половцы были равнодушны к легкой добыче, идущие впереди дружины Мстислава Удатного и его зятя Даниила тоже больше спешили за врагом. Вообще же дружины растянулись на многие версты, кто-то основательно отстал. Враг больше не пугал, по слухам, он многочисленный, но уж больно трусливый. Цель оставалась одна – догнать!
На коротком ночном привале к Мстиславу Удатному подошел воевода Ярун, вид он имел весьма озабоченный. Шел восьмой день преследования, врага не удавалось даже увидеть, казалось бы, впереди только победа, чем же озабочен воевода?
– Князь, следы странные…
– Чьи следы?
Ярун как-то нервно дернул головой:
– Впереди вроде не больше сотни всадников, а трава вытоптана, словно прошли две тьмы и скот прогнали…
Ознакомительная версия.
