Изяслав дара речи лишился: уж не издевается ли над нам Святослав!
Теперь уже не только Тука, но и брат его Чудин, а за ними и воевода Коснячко - самые приближенные к Изяславу вельможи - негромко засмеялись.
- В уме ли ты, брат мой? - вновь заговорил Изяслав. - Чтоб я стал княжескую лестницу рушить тебе в угоду! Да ты не пьян ли?
На скулах Святослава заходили желваки. Он сделал шаг вперед, собираясь ответить резкостью на резкость.
Но внезапно двери на противоположной стороне зала растворились и пред взорами князей и их бояр предстала княгиня Гертруда, жена Изяслава.
Она не вошла, а вплыла в зал, так легка была ее походка. За княгиней следовали служанки, две из которых держали за углы длинный лиловый плащ своей госпожи.
Гертруда была одета на немецкий манер в узкое платье-котту бирюзового цвета с поясом, спускавшимся на бедра. У платья был глухой закрытый ворот и узкие обтягивающие рукава. Голову княгини покрывал круглый платок из белой ткани с отверстием для лица, поверх платка через лоб шла повязка, украшенная драгоценными камнями. Служанки также были в узких платьях, но более скромных цветов.
Тот, кто видел польского князя Казимира Пяста[10], мог легко заметить в чертах его сестры Гертруды характерные для Пястов густые светлые брови, изгибающиеся низко над глазами, слегка припухлые губы и удлиненные от уха к подбородку скулы. И если природа смягчала в лице Гертруды массивный нос ее отца, князя Мешко[11], и выступающую нижнюю челюсть ее племянника, князя Болеслава Смелого[12], то она отнюдь не умалила жестокости в ее характере и страсти к золоту, унаследованные властной полькой от того и от другого.
Святослав первым поприветствовал Гертруду, когда та приблизилась.
Лицо Изяслава не выразило особенной радости при появлении жены. Гертруда что-то тихо прошептала мужу на ухо и сразу же повернулась к его брату.
- Доброго здоровья тебе, Святослав! - Княгиня белозубо улыбнулась. - Приехал поругать моего Изяслава? Поделом ему, будет меньше советников своих слушать. - Гертруда с неприязнью взглянула на бояр и бросила через плечо: - Прочь ступайте!
Бояре с поклонами удалились.
Коснячко хотел было остаться, но Изяслав жестом велел удалиться и ему. Воевода ушел с обиженным лицом.
- Зачем пожаловал, друг мой? - вновь обратилась к Святославу Гертруда. - Надолго ли к нам? Вижу гнев у тебя, с чего бы это?
Святослав знал, какое сильное влияние имеет на мужа Гертруда, поэтому без утайки поведал обо всем.
- Опять Ростислав?.. - Гертруда нахмурилась. - Чувствую, будет он воду мутить, покуда не успокоит его стрела или копье! Что же вы решили, братья?
Княгиня перевела взгляд карих глаз с мужа на Святослава и обратно.
- Я так мыслю, надо выбить Ростислава из Тмутаракани, - высказался Святослав.
- А по мне, пусть он там и сидит, - возразил Изяслав.
- Хорошо ты чужие столы раздаешь, брат.
- А ты вспомни, что сам про Смоленск говорил.
- Иль тяготеет Смоленск более к Киеву, нежели к Чернигову?
- Днепровские города все под рукой Киева.
- Так уж и все?
- Кроме Любеча и Родни - все!
Изяслав и Святослав стояли друг против друга, сверкая глазами.
Гертруда вздохнула:
- И когда только князья русские перестанут Русь делить?
С чисто женской интуицией она решила предотвратить назревающий скандал и пригласила Святослава отобедать. «А за чашей крепкого меда договоритесь обо всем».
Святослав принял приглашение.
* * *
Но и за столом в пиршественном зале примирения у братьев не получилось. Кусок не шел в горло, а отведав пенного хмельного меду, распалились они еще пуще прежнего. Посыпались попреки:
- Помнишь, брат, как летом ты просил меня за Ростислава, а ведь я говорил тогда, выдай его мне на суд. Так ты уперся как бык! Стало быть, люб тебе Ростислав, аль уже не люб стал?..
- Люб - не люб! Твои суды мне ведомы. В поруб да и дело с концом! Я просил тебя не за Ростислава, а за справедливость, которую ты нарушил, поправ завет отцовский.
- Воля отцова в грамоте прописана, и та грамота у меня хранится. Ей следую и в делах, и в помыслах.
- Не про те письмена я толкую, брат мой. И ты ведаешь о том, да изворачиваешься передо мной как угорь. Припомни-ка лучше устное завещание отца нашего…
- Замолчь!
Изяслав так хватил кулаком по столу, что серебряная посуда зазвенела, а девицы, тешившие гостей веселыми песнями, враз примолкли.
Воцарилась тишина.
Бояре и дружинники обоих князей, замерев кто с куском, кто с чашей в руке, ждали, что будет дальше. Оставила еду и Гертруда, жестом подозвав к себе своего верного человека, ляха Людека.
Медленно поднялся со своего места Святослав, глаза его горели гневом. Негромко заговорил он, но речь его услышали все в гриднице:
- На холопей своих, брат мой, ты хоть криком изойди, а на меня орать не смей! Пусть ты великий князь, но и на твою силу у меня сила найдется.
Изяслав тоже поднялся из-за стола:
- Грозишь?.. Мне?! Великому князю?!
Святослав двинул в сторону кресло и повернулся, намереваясь уйти. Бояре черниговские поднялись вслед за ним.
- Не захотел ты, брат, чтоб меж нами разум был, - с угрозой промолвил Святослав, - так пусть будет меч меж нами.
Черниговцы во главе со своим князем, топая сапогами по каменному полу, удалились из зала.
Изяслав только теперь понял, что он наделал своей несдержанностью. Святослав слов на ветер не бросает, и дружина у него велика. Да и надо ли было вообще затевать свару из-за Ростислава?
Послал Изяслав вдогонку за Святославом воеводу Коснячко.
Догнал воевода черниговского князя и его свиту уже на дворцовом дворе: конюхи выводили из конюшен лошадей. Поклонился князю Коснячко:
- Не гневайся, Ярославич. Одумался брат твой, зовет к себе добрым словом перемолвиться. - И тихо добавил: - Нагнал ты на него страху!
Святослав усмехнулся.
- Не могу не подчиниться, коль сам великий князь зовет. - Оглянулся на дружинников: - Ждите меня здесь, коней держите наготове. Чаю, недолгая у нас с братом будет беседа.
Изяслав ожидал Святослава в небольшой светлице на два окна. Он стоял на высоким в половину роста наклонным столом и перебирал какие-то пергаменты.
Святослав вошел, снял шапку.
Коснячко предусмотрительно затворил закругленную сверху дверь, обитую железными полосами крест на крест.
- Вот! - Изяслав, не глядя на брата, протянул ему свиток. - Читай отцову волю.
Святослав ухмыльнулся: будто ему не ведомо отцовское завещание! Он сразу узнал и пергамент, и печать на нем.
- Да ни к чему это… - промолвил Святослав и произнес по памяти первую половину текста до того места, где упоминались Ростов и Суздаль, завещанные Ростиславу.
Изяслав развернул свиток, пробежал его глазами и удивленно посмотрел на Святослава.
- Дивлюсь я тебе, брат, - не то с восхищением, не то с недоумением проговорил он, - единожды написанное видел и запомнил слово в слово!
- И я тебе дивлюсь, княже киевский, - в тон брату Святослав, - нарушаешь завет отцовский и не сознаешься в этом.
- Ты мне начало завещания напомнил, а я тебе напомню конец его. - Изяслав громко зачитал: «…Князь же киевский да будет старшим над всеми князьями и вершит свою волю над ними по своему разумению, но во благо Земле Русской».
Изяслав поднял глаза на Святослава, словно уличая того в недомыслии.
Но тот не слушал, оглядывая быстрым взором лари и полки с толстыми книгами в кожаных переплетах. Книгами была завалена вся комнатушка.
- У отца-то книги на видном месте всегда стояли, а ты, брат, столкал их невесть куда, будто хлам ненужный, - упрекнул Святослав Изяслава. - Коли книги тебе в тягость, так хоть мне отдай или Всеволоду. Он-то их лелеет ни чета тебе!
- Я тебе не о том толкую, - рассердился Изяслав. - Я старший над вами и мне решать, кому какой стол давать!
- Эх, брат… - Святослав со вздохом присел на окованный медью сундук. В голосе у него и во взгляде появилась мягкость. - Разве обличать я тебя приехал? Разве не понимаю забот твоих? Но пойми и ты меня! Ослушался я тебя, каюсь. Господь наказал меня на это злодейством Ростислава. За помощью я к тебе пришел, а, ты меня вон выставляешь.
- Помилуй, брат! - Изяслав торопливо скатал пергамент в трубку и убрал в ларец. - Я сказал только, что надо бы оставить Ростислава в Тмутаракани от Руси подале, только и всего. А ты распалился. Да было б с чего! Иль земель у тебя мало, что ты за Тмутаракань держишься?
- Ты днепровские пороги оседлал, брат, - недовольно заговорил Святослав. - В Новгороде старшего сына посадил, на юге и на севере пошлина с купцов в твою мошну сыплется. Теперь еще волжский путь к рукам прибрал вместе с Ростовом и Суздалем. А мои земли черниговские, как остров посреди болота, что на нем растет, тем и живем. Только в Тмутаракани, земле дедовской, и сыпалось мне золотишко от гостей заморских. Да тамошнее злато ныне не мое, а Ростиславово.
