шагая в направлении автобазы. — Да и как может быть иначе? В один миг перечеркнута репутация, которая создавалась на протяжении целых восемнадцати лет. И все эти годы — самоотверженный труд изо дня в день. С тех пор, как я себя помню, не было случая, чтобы мы дома видели, когда отец ложится и когда встает, словно сон для него что-то запретное. И ведь не зря все это. Благодаря стараниям отца отсталый, полуразвалившийся колхоз очень скоро вышел в передовые и вот уже сколько лет является гордостью республики… Такому человеку мало памятник при жизни поставить!.. Есть ли после этого справедливость?.. Хватит ли у отца душевных сил, чтобы выдержать такую передрягу?.. Ведь он — человек гордый и непреклонный…»
Когда Аман подходил к автобазе, из ворот выехал огромный самосвал и с шипением затормозил возле него. Курчавый смуглый паренек, улыбаясь, выглянул из кабины:
— Доброе утро, инженер!
— Здравствуй, Джума! Ну, как дела?
— Да вот, сами видите. Ночку не поспали, зато ремонт закончили.
— Молодцы! Куда направляешься?
— За канал! Дамбу насыпать!
— И Бяшим тоже?
— Его тоже туда послали.
— Присматривайте там за ним. Говорят, его опять в шашлычной видели в рабочее время. Если он снова напьется — весь коллектив опозорит. Парень он способный, а ведет себя…
— Не беспокойтесь. Он теперь, кроме зеленого чая, ни на какую жидкость не глядит.
— Если бы… Ну, желаю успеха.
Во дворе автобазы все сотрясалось от рева моторов. Водители с путевками в руках торопливо выходили из конторы и привычно вскакивали в кабины. В разных концах энергично хлопали дверцы, и тяжелые машины одна за другой выползали за ворота. Пересекая двор, Аман то и дело приветственно помахивал шоферам и механикам, славным загорелым парням, с которыми последний год ему довелось работать бок о бок.
Перешагнув порог конторы, он, не заходя к себе, направился прямо к директору, благо для главного инженера двери директорского кабинета были открыты в любое время. Но на этот раз, едва он вошел в приемную и поздоровался с секретаршей, как эта пожилая женщина торопливо встала из-за машинки.
— Придется обождать, сынок, — остановила она его.
— Разве директор еще не пришел? — удивился Аман.
— Прийти-то он пришел, и, как всегда, раньше нас всех… — словно оправдываясь, объясняла секретарша. — Ты уж не обессудь, но только мне приказано никого не пускать. Никогошеньки…
— Надеюсь, это ко мне не относится?
— Нет, и к тебе тоже. Если у тебя не горит, подожди немного. Посиди, покури, а там, глядишь, директор и освободится.
Озадаченный таким приемом, Аман растерянно топтался на месте.
— Ладно, на мою ответственность! — внезапно бросил он секретарше и, решительно распахнув дверь, шагнул в кабинет.
Обычно директор, завидев входящего Амана, легко отрывал от сиденья свое грузное тело, приветливо поднимаясь ему навстречу. Но сегодня он даже не пошевелился, увидев инженера. Развалясь в своем мягком кресле, он как ни в чем не бывало продолжал лениво говорить в трубку какие-то ничего не значащие слова, лишь легким движением бровей предложив ему присесть. Судя по всему, телефонный разговор вовсе не носил делового характера и никак не являлся препятствием для приема посетителей, а просто доставлял директору удовольствие. Бессодержательность его неторопливых реплик сразу стала очевидна Аману, едва он опустился на стул. Тем не менее директор еще долго говорил, изредка посмеиваясь, как человек, не считающий нужным скрывать свою радость. Наконец эта непонятная для постороннего слуха беседа иссякла и трубка легла на рычаг.
— Ну, что скажете, инженер? — весело прищурясь, спросил он. — У вас, судя по всему, безотлагательное дело?
«Что-то у него уж очень хорошее настроение сегодня, — не без досады подумал Аман. — Даже тогда, когда автопарк впервые выполнил план и получил премию, на лице у директора нельзя было прочесть такого довольства. Какая же добрая весть коснулась его слуха, какой ласковый ветер погладил его по лицу? Не иначе как он уже узнал об отце…»
— Вы торопитесь? — вежливо осведомился Аман.
— Я-то не тороплюсь, это вам сегодня, видно, некогда.
— У меня маленькая просьба, — оставив без внимания директорскую иронию, перешел к делу Аман. — Разрешите мне на два дня съездить к родителям.
— На два дня? — деланно изумился директор. — Какая может быть поездка, когда на вашей ответственности столько машин!
— Но ведь все машины, кроме тех четырех, на ходу.
— Что ж, по-вашему, те четыре уже никогда не выедут за ворота?
— Вы же знаете, пока не будет запчастей, они с места не тронутся.
— Я таких отговорок не принимаю. Добыть запчасти — ваша прямая обязанность. Может, вы не у нас работаете и заглянули к нам вроде бы как на гастроли? Так и скажите.
— Еще в день зачисления на работу я вас предупредил, что добывать запчасти всякими противозаконными способами не намерен. И оттого, что я на два дня отлучусь, ничего не изменится. Во всем остальном меня отлично заменит главный механик.
— У главного механика своих забот хватает. К тому же не забывайте, что государство платит вам жалованье…
— У меня и в мыслях не было ехать за казенный счет. Я прошу без сохранения содержания, пусть бухгалтерия удержит из зарплаты, — настаивал Аман.
— Ай, разве в зарплате дело! — отмахнулся директор.
— Тогда в чем же?
— В том, что вы очень уж боитесь замараться. Поймите, что без комбинаций ваша должность бессмысленна. Надо уметь изворачиваться, применяться к обстановке. Мне такие чистюли не нужны. Тоже мне, праведник нашелся…
— Могу я у вас попросить лист бумаги? — спокойно произнес Аман.
На лице директора промелькнуло удовлетворение. Не торопясь, он достал из ящика стопу писчей бумаги и небрежным жестом кинул ее на стол.
— Хватит или мало? — съязвил он. — Могу и ручку дать.
— Спасибо. Ручка у меня есть.
Когда заявление инженера с просьбой освободить его от занимаемой должности по собственному желанию оказалось в руках у директора, тот уже не скрывал своего ликования. Его хмурое морщинистое лицо разгладилось и словно посветлело.
— Что ж, вольному воля, — улыбнулся он. — Тем более что вы, едва поступили, сразу стали мне во всем перечить. Вспомните…
— Тут и вспоминать нечего, — прервал его Аман. — Когда я пришел на автобазу, вас чуть ли не ежедневно вызывали в горком и не очень-то гладили там по головке. Разве не так?
Директор молчал.
— Вам не нравились мои действия, но почему-то мы все-таки вылезли из прорыва, — продолжал инженер. — Да, я не давал спуска лодырям, и потом об этом говорилось на партактиве. Вот тут-то вы и испугались…
— Чего же мне было пугаться? — изобразил удивление директор.
— А то вы не знаете — чего? Вам пришло в голову,
