– То есть?
– Это мог быть немец, раздобывший американскую форму. Кстати, убежал-то именно в сторону развалин, где раньше работали военнопленные… Это мог быть один из них.
– Мог-то он мог, да поди теперь разбери… Главное, на кой ему это было нужно?
– Все говорят, что это было покушение на вас, Роман Андреевич. Журналисты уже передали эту версию в газеты… – вмешался Покровский. – А покушение на вас, главного обвинителя от СССР, это уже очень серьезно. И очень многим на руку.
– Многим – это не разговор, – отрезал Руденко. – Кому именно? Что я Москве докладывать буду? И главное – как это может отразиться на процессе? Вот что меня тревожит.
– Ну, давайте еще раз подумаем, что же именно произошло. С самого начала, – спокойно сказал Филин. – Стрелять именно в сержанта Бубнова – кому это нужно? Какой тут смысл?… Можно допустить, что стреляли просто в члена советской делегации – неважно в кого. Просто из слепой ненависти к русским. Но тогда зачем это делать прямо у «Гранд-отеля» и именно во время приема по поводу начала процесса?.. Скорее всего, рассчитывали, что в машине находился кто-то, кроме шофера. А нападавший просто не разобрался в темноте и спешке, что в ней никого нет… Вы этой машиной часто пользуетесь, Роман Андреевич?
– Несколько раз ездил.
– Значит, вариант покушения именно на вас в принципе реален…
– Да все тут ясно, – рубанул воздух ладонью Покровский. – Покушались именно на Романа Андреевича. А смысл очень простой – прервать работу трибунала или вовсе сорвать ее!
– Могли рассчитывать поссорить делегации, – вступил в разговор Александров. – Главный советский обвинитель убит в американской зоне оккупации. Сразу возникает миллион вопросов. Что – прошляпили? Или сознательно допустили? На глазах у сотен журналистов со всего мира! Тут такой скандал развернется, что ого-го!
– Да, – вздыхает Руденко, – небо покажется с овчинку.
– Шум уже поднялся, а мы молчим, – подал голос Зоря. – Может, надо сделать какое-то заявление? Выразить протест?
– А что это даст? – не согласился Филин. – Американцы и так землю роют – вон Реброва чуть не загребли, мы его еле отбили… Наш протест в данной ситуации будет выглядеть только как нагнетание обстановки. А нам нагнетание вокруг процесса ни к чему.
– Согласен с тобой, Сергей Иванович, – подвел итог Руденко. – Думаю, спешить не надо. Для нас главное – процесс. Он должен идти нормально, столько сил в него вложено, такое значение весь мир ему придает… Пусть американцы занимаются расследованием, посмотрим, что они выяснят, кого поймают…
– Думаю, никого, – откинулся на спинку кресла Филин. – Им это не выгодно. Если убийца немец – налицо разгильдяйство с их стороны. Если американец – еще хуже.
– Ну, пусть тогда чувствуют себя перед нами виноватыми, – усмехнулся Руденко. – Это не помешает. В случае чего – напомним, что за ними должок имеется.
– Идиоты! Сто раз идиоты! Тысячу раз идиоты! Миллион!.. Убили русского шофера… Зачем? Чего они этим хотели добиться?
Барон был в гневе. Его буквально трясло.
– Только разозлили американцев! Русские теперь могут потребовать более жесткого отношения к немцам! Твой друг, которого ты так расхваливал, имеет отношение к этому маразму?
Олаф покачал головой. Он сидел в кресле, а обычно спокойный барон как тигр метался по своему кабинету.
– Это, конечно, глупо, господин барон, но…
– Что? Какое тут может быть «но»?
– Многие немцы просто в отчаянии. Когда я вижу их на улицах с какими-то узлами в руках, что-то везущих на телегах и велосипедах, они представляются мне призраками, которым уже нет места на земле Германии… Призраками с пустыми глазами. Люди просто сходят с ума от унижения, которому, кажется, уже никогда не будет конца!
– И поэтому надо убивать русского шофера в звании сержанта?
– Думаю, целью все-таки был русский генерал. Если бы это удалось, то…
– Если бы! – сардонически засмеялся барон. – Если бы Германия выиграла войну, сейчас бы она диктовала условия! Кстати, не представляю себе, что случилось бы, если бы убили главного русского обвинителя? Что изменилось бы?.. Русские назначили бы нового обвинителя и удесятерили свою жесткость. И им бы никто не возражал. Но убили простого шофера! Непростительная глупость! Я убеждал американцев, что мы контролируем все немецкие силы здесь, что никаких сюрпризов и эксцессов не будет… А теперь я выгляжу перед ними как хвастливый петух, который ничего не может сделать. А значит, ничего не может требовать!
– Можно сказать им, что это был свихнувшийся фанатик. Одиночка! Такие есть.
Барон укоризненно посмотрел на Олафа.
– Именно так я и сказал им. Потому что больше сказать просто нечего. Но этого слишком мало, катастрофически мало!.. Мы должны доказывать, что без нас американцам не справиться! После того, что случилось, нам теперь нужно продемонстрировать им свою значимость и незаменимость. Кое-что я уже предпринял.
Олаф вопросительно взглянул на барона.
– Американцы прислали в Германию специальную группу экспертов, которые должны отыскать все, что относится к экспериментам медиков СС и гестапо с применением мескалина.
– Мескалина?
– Да. Это препарат, который получали из эссенции какого-то редкого кактуса. Медики СС искали средство подавить волю человека, парализовать психику, изменить его поведение в нужном направлении.
– Я слышал, что эти опыты проводились над заключенными в лагерях, в первую очередь русскими пленными. Об этом, кстати, говорят на процессе русские обвинители. Это одно из самых тяжелых обвинений.
– Знаю. Но при этом в Америке создано «Подразделение 19», которое должно, используя полученные СС результаты, создать препараты для особо засекреченной американской агентуры. Речь идет об оружии специального назначения – химических, биологических и психологических средствах воздействия… Пришлось выдать американцам часть документов, которые находились у меня на хранении.
Олаф не смог скрыть изумления.
– Да-да, они хранились у меня, и я не собирался их никому отдавать. Но… После этого дурацкого покушения мне пришлось кое-чем пожертвовать, чтобы набить цену перед американцами. Но этого мало. Надо дать им что-то еще…
– Если бы мы знали, где спрятано «альпийское золото»… Можно было бы откупиться им. Ну не всем конечно… Только маленькой его частью.
– Нет, с золотом мы спешить не будем, – задумчиво сказал барон. – Золото мы прибережем. Ты рассказывал мне про группу этого твоего друга Гюнтера Тилковски… Ну, про их план захвата членов трибунала и освобождение подсудимых…
– Не думаю, что у них что-то получится.
– У них не получится ничего, – решительно отрезал барон. – Ровным счетом ничего. Потому что они будут арестованы американцами.
– Американцы вышли на них?
– Пока еще, слава богу, нет. Но скоро выйдут.
Барон загадочно улыбнулся. Олаф, глядя на его улыбку, заметно побледнел.
– Но, господин барон…
– Да, мой мальчик, да! Американцы выйдут на них, потому что мы с тобой сдадим их американцам, – барон говорил жестко, не выбирая выражений. – Мы сдадим их вместо золота. Золото нам еще понадобится самим, если мы его отыщем. Оно понадобится будущей Германии. А эти сумасшедшие с их идиотскими планами никому не нужны.
Барон брезгливо махнул рукой.
– Они только мешают. Пора пришла избавиться от них. Но не просто избавиться, а с выгодой для себя. Пусть послужат великому делу возрождения Германии. В конце концов, они немцы.
Олаф встал, голос его дрогнул.
– Вы предлагаете мне предать друга… Я не могу, господин барон. Вместе с Гюнтером мы рисковали жизнью, мы дружим с детства!
– Я понимаю твои чувства, мой мальчик.
Барон подошел к Олафу вплотную и положил руку ему на плечо. Сильно, так, чтобы Олаф почувствовал, сжал пальцы.
– Но я предлагаю тебе не предать его, а спасти! Понимаешь – спасти. Если они предпримут что-нибудь, их просто перебьют, как щенков. А если американцы арестуют их раньше, еще до того, как они что-то предпримут, до того, как они наделают кровавых глупостей, они останутся в живых. Мало того, через какое-то время выйдут на свободу. Достаточно быстро. Потому что их вина в таком случае будет детской шалостью на фоне других. Пойми это, Олаф! Я не хочу, чтобы ты всю оставшуюся жизнь чувствовал себя предателем. Ты просто спасешь их от смерти. Причем смерти глупой и ненужной Германии. И заодно поможешь нашему делу. Найди мне этого Гюнтера и его группу. Найди. Это приказ.
Постскриптум«Лионский мясник» (Клаус Барбье – шеф гестапо в Лионе) был известен французам своими изуверскими методами ведения допросов… Барбье обратился в армейскую контрразведку США и был сразу взят на роль платного информанта… Так началась роковая двойная игра, в ходе которой, с одной стороны, агенты США продолжали охоту за военными преступниками в интересах Нюрнбергского трибунала, а с другой за кулисами в молчаливом единодушии ревностно заботились о том, чтобы «ценные люди не предстали перед ликом своих обвинителей».
