Тумены Арик-бокэ проезжали по пятьдесят миль в день без остановки. Воины устали, но начнется битва, и усталость как рукой снимет. Сам хан усталости не чувствовал. Он уже видел воинов Хубилая, словно приросших к месту в ожидании. Арик-бокэ чуть не задохнулся от гнева при мысли, что они стоят на пути, не пускают его, полноправного хана, в столицу. И поклялся себе, что старший брат ответит за свою надменность.
Пусть не без труда, но воины не отставали от своего хана. Свободных коней тысячами подгоняли из конца процессии, чтобы всадники пересаживались, не теряя времени. Проскакавшие все утро кони быстро отставали: их больше не хлестали и не пинали под ребра. Арик-бокэ приблизился достаточно и видел ярко-желтые знамена старшего брата. На высоких шестах они напоминали хребет ощетинившегося зверя. Издалека вышитый символ не разглядишь, зато Арик-бокэ увидел, где расположился лжехан. Вдруг Хубилай смотрит на него? Арик-бокэ содрогнулся, словно их взгляды пересеклись на пустой равнине.
– Вон ваша цель, – объявил он командирам. – Подарю улус тому, кто привезет мне его голову. Ну, кто из вас сегодня станет властителем улуса?
Он с удовлетворением посмотрел на вспыхнувшие глаза военачальников. За такую награду они погонят своих людей с утроенным рвением и накроют Хубилая, как лавина. Здорово он придумал!
Разницу Арик-бокэ почувствовал, едва отправив командиров к своим войскам: они буквально кинулись раздавать приказы. Скорость мигом выросла, тумены помчались галопом; каждый из темников пытался маневрировать, чтобы оказаться в самой выгодной позиции для захвата знаменосцев.
Арик-бокэ ухмыльнулся. Войска разделяло менее мили, а он растравил голодных волков парным мясом. У него больше воинов, они сражаются за великого хана… Разве не счастье поучаствовать в такой битве?
*
Изможденный дозорный чуть не лежал в седле, когда конь принес его к последнему яму в сердце Каракорума. Объехать Хубилаевы тумены оказалось нелегко. Пришлось сделать большой крюк, уйти далеко за обычные ямщицкие маршруты, а потом скакать во тьме по невидимой тропке. Дозорный не спал уже трое суток: не позволяли Хубилаевы лазутчики, сторожившие каждую дорогу. Прошлой ночью он царапал себе плечо кинжалом, чтобы не заснуть, пока, спрятавшись в чаще, караулил вражеский отряд. Сейчас он теребил повязку и гнал усталого коня по городской дороге к яму. Разум издевался над ним – наполнял уши шепотом, а стоило разомкнуть веки, показывал цвета, которым нет названия. Юноша не знал, что случилось с его товарищем, – возможно, бедняге не повезло и он нарвался на стрелу.
В восемнадцать лет дозорный считал свою силу бесконечной, но нынешняя поездка раскрыла ему горькую правду. Болела каждая клеточка тела; мозг словно сгустился, работал плохо, реагировал медленно. Наверное, поэтому дозорный и не радовался, когда выскользнул из седла на руки ямщикам. Они не смеялись ни над его видом, ни над запахом, ни над мокрым седлом: мочился он не спешиваясь. Прямо у города выстраивалось войско, и ямщики заметно волновались. Один взял из ведра мокрую тряпку и неловко вытер дозорному лицо – разбудил его и очистил от пыли и грязи.
– Сумки нет, – отметил один из них, скривившись. Раз не записали, значит, ничего хорошего в послании нет. Ямщик легонько похлопал дозорного по щекам. – Эй, парень, очнись! Ты доехал, ты на месте. К кому тебе велено обратиться?
Дозорный поднял руки, раздосадованный столь грубым обращением, оттолкнул ямщиков и встал самостоятельно.
– От имени хана я должен обратиться к начальнику стражи, – прохрипел он.
Кто-то из ямщиков протянул ему бурдюк с чистой водой. Дозорный с удовольствием глотнул и сплюнул себе под ноги, прополоскав рот, полный липкой слюны.
От такого заявления ямщики мигом всполошились.
– Ведите его во дворец, – велел старший их начальник. – О коне я позабочусь.
Загнанный, изможденный, конь явно чувствовал себя не лучше, чем его всадник. Старший с хмурым видом повел коня во двор. Ему совершенно не хотелось пачкать пол кровью.
– Жду на ужин пару знатных кусков! – крикнул вслед другой ямщик.
Старший крик проигнорировал. Дозорный тем временем ковылял прочь, а ямщик поддерживал его за плечо.
Он вел дозорного к ханскому дворцу, понимая, что расспрашивать его не стоит. Башня дворца, увенчанная золотым куполом, виднелась издалека. Дозорный смотрел на нее с благоговением и ковылял по улицам, превозмогая острую боль.
Дворец охраняли дневные стражники в блестящих доспехах. Они кивнули ямщику и с подозрением уставились на его грязного спутника.
– Срочный приказ хана для начальника стражи, – объявил ямщик, упиваясь редким шансом погонять стражников.
Один из них свистнул, другой бросился бежать. Его сапоги так стучали по каменным коридорам, что ямщик и дозорный еще долго слышали, как он торопится.
– Есть вести о том войске? – спросил стражник.
– Они выстраивались напротив ханского войска. Это последнее, что я видел, – ответил дозорный, пожав плечами. Голос у него звучал по-прежнему грубо. – Сегодня все решится.
Стражник явно хотел спросить что-то еще, но тут послышались шаги: обратно бежали сразу двое. Начальник стражи не старался выглядеть солидно: как-никак, доставили сообщение от хана, а у городских ворот выстроилось вражеское полчище. Он бежал во всю прыть, а у ворот едва успел притормозить и схватиться за столб, чтобы сохранить равновесие.
– Нам нужно поговорить наедине? – спросил он, задыхаясь.
– Этого мне не сказали. Хан велел передать вам, что время пришло.
К удивлению дозорного, начальник стражи побледнел и сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.
– Только это?
– Да, господин. Только что время пришло.
Начальник стражи кивнул и, не сказав ни слова, ушел. Четверым осталось лишь смотреть ему вслед.
– Кому-то придется очень плохо, – наконец пробормотал один из ямщиков.
*
Хубилай смотрел то на свои тумены, скачущие вперед, то на вражеские. Оба войска двигались стремительно, смыкали и размыкали ряды, нащупывали слабости и провоцировали друг друга. Со стороны могло показаться, что воины несутся очертя голову, а на деле шла непрекращающаяся борьба. Стоило командирам Арик-бокэ укрепить фланг, Хубилай или Урянхатай отвечали, подтягивая тумен к другому флангу. В результате вражеское воинство снова вытягивалось в шеренгу, чтобы избежать массированной атаки на ослабленное крыло. При этом всадники скакали галопом – сначала легким, потом быстрым, – а каждый командир, попадая в зону обстрела, искал лазейки.
На расстоянии трехсот шагов с обеих сторон полетели первые стрелы. Предельная дальность вкупе с темпом сближения означали, что стрелы полетят в последние ряды. Хубилай заметил, как интенсивно обстреливают знаменосцев, и отдал новый приказ командиру, оказавшемуся поблизости. На выполнение приказа остались считаные мгновения, но воины рванули влево – укрепили ряд Хубилая, ослабив тот, где ехали знаменосцы.
Арик-бокэ не успел сориентироваться. Хубилай с Урянхатаем следили за построением его войска и углядели усиление левого фланга. Маневр тщательно прятали, тысячи воинов служили прикрытием, но Арик-бокэ проглотил наживку. Он собирался ударить по рядам знаменосцев, где, по его мнению, дожидался его брат.
Хубилай едва замечал, как мимо него пролетают стрелы, несущие смерть и разрушение. Он следил только за вражескими маневрами. Арик-бокэ направлял силы на фланг, где якобы находился он, Хубилай, и смещал силы в одну сторону, чтобы нанести массированный удар и смять его фланг.
Мгновение, и стрелы десятками тысяч полетели между армий, сталкиваясь в воздухе. Кони и люди падали как подкошенные. Хубилай дернул коня в сторону, чтобы тот не наступил на упавшего всадника, потом заставил перескочить еще через одного. Во втором ряду он оказался, когда с обеих сторон опустили копья, и обнажил меч.
