— Агаряне — это божья кара, — говорил, сидя в соседнем челне, игумен Феодосий, говорил так, чтобы слышали все, кто, убегая с Альтского поля, плыл по реке. — Карают небеса Киев за мягкость нашу к поганцам-перунникам, за слабую веру нашу.
Изяслав, как ни старались, не приходил в себя. Тайком привезли его в Киев на княжеский двор, и только здесь ромейские лекари вернули ему дыхание и память. Великий князь тотчас же приказал собрать ближайших бояр.
— Кто в городе? — с лихорадочным блеском в глазах спросил он.
— Смута и крик на Подоле, — ответили бояре. — Подходят с Альты разбитые полки. Один вой принес в Киев свою отрубленную руку и всем показывает. Бабы голосят. Со всех сторон, как звери, стекаются холопы и смерды. Твой брат счастливо добежал до Чернигова и оттуда шлет тебе проклятия.
— Шлет проклятия? — поморщился Изяслав и заметил, как у младшего брата Всеволода радостно засверкали глаза.
— Святослав жив! — воскликнул Всеволод. — Слава всевышнему! Слава Христу!
Он горячо перекрестился. «И это мои братья, — с глубокой печалью подумал великий князь. — Один проклинает меня, а другой радуется, что тот, кто меня проклинает, живым и здоровым добрался до своего гнезда».
Среди других бояр Изяслав вдруг заметил Чудина.
— Где твой брат? — спросил у него.
— Брат? — удивился Чудин неожиданному вопросу. — Он здесь, — и махнул рукой: — Тукы, иди сюда!
Подошел боярин Тукы, с достоинством поклонился великому князю. «Они похожи, как две стрелы в колчане у половца. И мысли у них одинаковые, — посмотрел на беловолосых братьев Изяслав. — Я не сомневаюсь, что и мысли у них одинаковые».
— Что бы ты хотел мне посоветовать, боярин? — мягко спросил он у Чудина.
— Убей Всеслава, — без запинки проговорил Чудин, и стоявший рядом с ним Тукы согласно кивнул головой. — Возле его поруба собираются воры и вероломцы. Ты много потеряешь, если сегодня же не убьешь полоцкого князя.
— Вурдалака надо уничтожить, — сказал Тукы.
— Слыхал? — обратился к воеводе Коснячке Изяслав.
Тот пошевелил седоватыми густыми бровями, и это означало, что он все помял и что полоцкий князь живым из поруба не выйдет. И тут на княжеском дворе послышался гул человеческих голосов, пронзительные крики. Бояре переглянулись. Коснячка торопливо подбежал к окну.
— Что там? — спросил Изяслав.
Вместо ответа воевода распахнул окно. Великий князь положил десницу на серебряную рукоять меча, быстрым шагом подошел к окну, глянул сверху вниз. Человеческое море — сотни голов! — увидел он. Злые разгоряченные лица.
— Чего пришли, кияне? — миролюбиво, однако с дрожью в голосе спросил он, обращаясь не к кому-либо в отдельности, а ко всему этому морю.
— Коней дай! Мечи дай! — закричали снизу.
«Подножная пыль, трава, — брезгливо подумал о крикунах великий князь. — Не знают, с какой стороны влезть на войского коня, а дерут глотку». Но он заставил себя улыбнуться, так как на дворе становилось все беспокойнее, подходили все новые, еще более разъяренные толпы.
— Почему убежал с Альтского поля? — кричали чернорукие ремесленники, корабельщики, какие-то женщины в лохмотьях. — Почему половцам дорогу на Киев открыл?
— Богу видней, — попробовал успокоить особенно рьяных Изяслав. — Дал бог поражение, даст и победу. Молитесь, кияне, и Христос не оставит Русь в беде.
Он хотел сказать что-то еще, но ему не дали, угрожающе зашумели, замахали руками:
— Трусливый пес!
— Лежебока!
— Ты наших детей голыми на снег пустишь!
Не успел великий князь проглотить эти злые, оскорбительные выкрики, как кто-то снизу швырнул в него крупную репу. Репа ударилась в оловянный переплет окна, отскочила. Холодным соком Изяславу обрызгало щеки. Он отшатнулся, задрожал всем телом. Гнев и страх бушевали у него в душе.
— Воевода! — закричал великий князь. Но Коснячки на сенях уже не было. «Сбежал, — догадался Изяслав, и от этой догадки защемило на сердце. — Что же будет со мной и с моей семьей?» Он знал расположение и доброту киян, однако и хорошо знал, что безумный гнев днюет и ночует на Подоле. «Все кости мои растаскают!» — с ужасом подумал великий князь, и тут взгляд его наткнулся на Феодосия.
— Что делать, святой отец? — рванулся к нему, ища спасения.
На вопрос Феодосий ответил вопросом:
— Какая польза человеку, если он завоюет весь мир, но погубит душу свою? Выйди, князь, со святой иконой на двор, мирным словом успокой крикливых, отцовским взглядом уйми злых.
— На какой двор? — сердито посмотрел на игумена боярин Чудин. — Неужели ты не видишь, что там собрались воры и разбойники. Поезжай, князь, в свое село Берестово, а оттуда шли гонцов к ляшскому королю Болеславу.
— Я поеду в Берестово, — сразу согласился Изяслав. Он завернулся в плащ, опустил голову, стараясь ни на кого не глядеть, быстро пошагал к выходу.
Тем временем на княжеском дворе уже пролилась первая кровь. В сопровождении огромной толпы заявился вой, привезший с Альтского поля свою отрубленную в бою руку. Он всем ее показывал и кричал:
— Смотрите, кияне, на страдания мои, на кровь мою! Половцы уже за Днепром! Они никого не пощадят!
Все с ужасом смотрели на почерневшую мертвую руку, и толпа завыла, рванулась к княжеским сеням.
— Дай коней и мечи! Сами защитим себя!
Дружинники Изяслава хотели сдержать этот яростный напор, загородили лестницу, что вела на второй ярус дворца, на сени. Но их растоптали, смяли, изувечили, швырнули окровавленные трупы вниз, на холодный песок. Сотни людей ворвались на сени. Все искали Изяслава, но его нигде не было. Искали воеводу Коснячку, но и тот исчез. Тогда в великом безумии принялись срывать со стен, швырять на пол, топтать ногами серебряные подсвечники, старинные кольчуги, шлемы и щиты. Выволокли из укрытий княжеских поваров, поставили на колени, били по щекам, потом надели им на головы котлы.
— Сам убежал, а нас бросил! — орала озверевшая толпа. Женщины хватали с пола обломки подсвечников, разбивали ими окна. Мужчины ломали дубовые лавки, столы. Побросали их в одну кучу, подожгли, и жаркий огонь, смешанный с дымом, раскинул во все стороны свои хищные крылья. Некоторые женщины, взявшись за руки, принялись танцевать возле этого костра. Но большинство людей, увидев и услышав грозный огонь там, где совсем недавно было человеческое жилье, сразу попритихли, оцепенели. И все же гнев брал свое, и скоро толпа опять завыла стоголосо и страшно:
— Где воевода Коснячка?! Это по его вине полегла вся дружина на Альтском поле! Смерть ему!
Около тысячи человек, вооружившись всем, что попало под руку, рванулись туда, где жил Коснячка. Воеводу искали, но не нашли. Его и след простыл. И тут люди, большинство людей из разъяренной толпы начали задумываться, и мысли их были не очень веселые. Никто, ни Христос, ни князь, не отменял завтрашнего дня, этот день обязательно наступит, и в том завтрашнем дне будет сожженный дворец, будут трупы княжеских дружинников. Непоправимое случилось, его не обойдешь, о нем не забудешь, ибо земля не возвращает крови, как небо не возвращает дыма пожаров. До этой минуты люди были толпой, которая все крушила, жгла, рушила, мстила, бежала, обгоняя свой крик, у этой толпы были только руки, ноги, сердце, и вдруг оказалось, что есть еще и голова, и эта голова, протрезвев, успокоившись, крепко задумалась: что делать дальше? Неизвестно, кто первым назвал имя полоцкого князя Всеслава, некоторые позже вспоминали, что имя князя выкрикнул невысокий толстенький человечек с большой лысиной — он все время вертелся на великокняжеском дворе вместе с синеглазым русоволосым парнем…
— Князя Всеслава выпустим из поруба! — пронзительно закричал человечек. — Князь Всеслав защитит нас.
— Молодчина, Ядрейка, — улыбнулся человечку русоволосый парень и тоже выкрикнул: — Освободим князя Всеслава Полоцкого!
Народ будто ждал этого крика. Загремело, покатилось со всех сторон:
— Волю князю Всеславу!
— Волю! Волю князю! Чародей заступится за нас!
Теперь уже всем было ясно, что надо делать. Люди повалили к порубу. Толкали друг друга, спотыкались, падали и вставали и бежали дальше. Как огненная молния, как горячее железо падает с грозового неба, так упало в толпу это слово, это имя: Всеслав, Он сам страдалец, он поймет людские страдания, защитит, научит.
— Всеслав! Всеслав!
Тяжелый голос толпы не поднимался над толпой, а как бы катился по земной поверхности, сметая все, что попадалось ему на пути.
— Всеслав! Всеслав!
Он защитит, ведь ему известны тайны стародавних времен и старых богов, ведь он храбр, как лев, и может обернуться то утренним туманом, то облаком.
— Всеслав!
В это самое время у поруба кипела жаркая сеча. Воевода Коснячка, оказывается, был не трусливого десятка. Взяв верных дружинников, взяв бояр Чудина и Тукы, он прямо из княжеского дворца направился к порубу, чтобы убить полоцкого князя и его сыновей. Он твердо был убежден, что, ударив по вые князя-кудесника, разрубит отвратительную паутину мятежа и все смерды и холопы тотчас же разбегутся по своим щелям. Вынув меч, воевода решительно подошел к порубу, крикнул:
