и на свои лавки. А после того, как снова взревели трубы и установилась тишина, секретарь продолжил с новым низким поклоном:
— С замиранием сердца ждём вашего ответа, кавалер. Ежели вам нужно на раздумье время, то мы будем и дальше ждать.
Тут к нему склонился бургомистр и зашептал:
— Сия должность в мирное время вас ко многому не обяжет. Капитаны у нас дело своё знают, вы же объясните им, как устроить городское войско лучше, чтобы было как ваше, и будете про то спрашивать с них. А коли война случится, так уж только тогда будете командовать как должно.
Но Волков не торопился соглашаться.
— А должность даёт содержание сто двадцать талеров в год, — продолжал бургомистр.
Ну, это уже стоило того, чтобы хотя бы подумать.
— Город оплачивает кров, можете снять любой дом, все расходы понесёт город, также вам полагается две перины, двенадцать простыней, шесть скатертей, двенадцать полотенец, двадцать четыре салфетки, двенадцать возов дров. И главное, сей чин даёт вам место и голос в совете города. А командовать вами может только майор. То есть первый консул города. То есть я. И всё, более начальников над вами не будет.
Волков всё ещё не решался. Не хотел он так сразу, не подумав и не взвесив всё, соглашаться, даже на почётную должность. Но он взглянул на епископа. И увидал, как старый и хитрый поп сделал всего одно движение. Отец Теодор всего-навсего коротко кивнул ему: соглашайся, сын мой.
«Навести порядок в городском ополчении? Ну, сие несложно, надо это дело просто поручить Брюнхвальду, за небольшую долю из жалования. Уж Карл и его сержанты порядок тут наведут. Замордуют быстро городских пузанов так, что те плакать будут. В этом сомнений нет. Посмотреть и проверить арсенал он сможет сам, проверить пушечный парк сможет Пруфф. А вот место в совете города — это большая удача. То не каждому предложат, епископ прав, нужно соглашаться».
Он встал, и в ратуше повисла тишина, он оглядел зал и заговорил так, чтобы слышно было везде:
— Чин такой для всякого великая честь, и для меня тоже; надеюсь, что оправдаю доверие консулата и совета честного города Малена.
Зал взорвался аплодисментами и радостными криками. И ему снова и снова пришлось кланяться.
И всё было прекрасно, да тут он поглядел на жену, а та бела, как полотно.
— Что с вами, госпожа моя?
— Что-то тут душно, — вяло отвечала госпожа Эшбахт.
Да, в ратуше было много народа и горели камины.
— Выпейте вина, госпожа моя.
— Не хочу вина.
— Может, пива?
— Кислой воды велите подать.
Волков подзывает одного из слуг:
— Принеси воды с лимоном или с уксусом.
Сам он сел и, взяв с блюда отличную котлету из рёбер ягнёнка, предложил её жене:
— Может, желаете котлету?
— Ах, уберите её от меня, этой вони бараньей даже слышать не могу, — кривилась Элеонора Августа.
— Ну, потерпите тогда, слышал я, что будет жаркое, телята на вертелах.
— Ах, не хочу я ничего такого, — морщилась госпожа Эшбахт. — Хочу чего-нибудь свежего и холодного.
И она при том снова начала отламывать куски от хлеба.
И тут в который раз зазвенели трубы, двери ратуши распахнулись, и вошла делегация горожан. Впереди шёл важный седой господин с большим пузом, он нес перед собой подушку, на которой стояла шкатулка хорошей работы. Он остановился прямо напротив Волкова и закричал зычно, на весь зал ратуши:
— Коммуна Заячьей улицы, с прилегающими проулками и с площадью святого Андрея, просит вас, кавалер, за дела ваши славные, за победы великие принять в дар шкатулку с перцами. С красным и чёрным.
К нему подлетел молодой человек и открыл крышку шкатулки. Пузатый господин повернулся налево, затем направо, чтобы все видели, что шкатулка, разделённая на две части, доверху наполнена красным и чёрным перцем, и уже потом поднёс её ближе к столу, за которым сидел Волков.
Кавалер встал и поклонился:
— Благодарю вашу коммуну, я люблю перец. Видно, не зря я бил горных собак.
В зале засмеялись.
Шкатулка была бережно водружена на стол, что был до сих пор пуст. Теперь предназначение стола стало ясным. И кавалер понял, что не для одной шкатулки тут поставили целый стол. И оказался прав.
За пузатым представителем коммуны Заячьей улицы шли следующие дарители. Эта делегация была явно богаче первой.
— Гильдия мукомолов и мельничных мастеров, — гордо представился седой господин в большом и красивом берете. — Дозвольте, Рыцарь Божий, преподнести вам подарок от нашей гильдии, уж всех вы нас порадовали делом последним своим. Ответили за все наши обиды и унижения.
Он стянул покрывало с рук юноши, что стоял за ним.
— Прошу принять от нас четыре меха чёрного соболя!
По залу прокатился удивлённый гул. Соболь считался мехом королевским. Конечно, четырёх соболей и на четверть шубы не хватило бы, но всё равно подарок был очень дорогой, очень.
Волков снова вставал, снова кланялся, снова говорил слова благодарности.
А когда взглянул на жену, чтобы сказать ей, что этими соболями можно оторочить ей шубу, то увидал лицо совсем белое.
— Госпожа моя, — с волнением заговорил он, — что с вами?
— Душно мне, — отвечала она с раздражением.
— Вот же вода кислая, как вы хотели.
— Я хотела с лимоном, мне же принесли с укусом, да ещё и теплую, — она опять морщилась. — Мутит меня, велите убрать отсюда эти котлеты.
Волков дал знак слуге, и тот убрал блюдо с его стола. А к нему уже шла новая делегация из шести человек. И делегация та была совсем не бедная, судя по их одеждам. Как же Волков был удивлён, когда узнал, что это…
— Гильдия золотарей и старьёвщиков просит вас, достославный рыцарь Фолькоф, не отказать в милости и принять от нас в дар шкатулку, в коей лежит двадцать пять талеров серебром.
— Благодарю вас, — с удивлением отвечал он, вставая. — Ваши деньги будут мне очень кстати.
А Элеонора Августа касается его руки, и когда он глядит на неё, произносит едва не со стоном:
— Мутит меня, нужно бы мне прилечь. Вернёмся к епископу в дом.
— Сие невозможно, госпожа моя, — отвечает Волков. — Люди ещё, кажется, будут ко мне.
Но видя её жалкий вид и её бледность, он находит глазами Увальня, делает ему знак, зовёт к себе.
Увалень, пока не пошла новая делегация, приходит к нему, захватив с собой и Максимилиана.
— Госпоже дурно, выведите её на улицу; коли нужно будет, так сажайте в карету и пусть едет в дом епископа, — распорядился кавалер.
Максимилиан и Александр вежливо и бережно вывели Элеонору
