– О-о, хэрр майор… – начал Вольф, но Воронов прервал его:
– Не надо называть меня по званию, господин Вольф.
Сейчас я гражданское лицо. Журналист Михаил Воронов.
Но почему вы стоите? Входите, пожалуйста. Кстати, с разрешения вашей супруги я взял отсюда одну книгу. Теперь она уже на прежнем месте.
Осторожно ступая по полу, словно боясь поскользнуться, Вольф сделал несколько шагов по комнате.
– Присядьте, пожалуйста, – сказал Воронов, указывая ему на единственный стул. – Ваш друг, товарищ Нойман, – продолжал он, – сказал мне, что вы работаете на заводе. Это верно?
– Да, – коротко ответил Вольф.
– Что вырабатывает этот завод?
– Станки, господин Воронофф, – после короткой заминки сказал Вольф.
– Как хорошо, что он уцелел. Вы работаете в утреннюю смену? Я не застал вас ни вчера, ни сегодня.
– Я ухожу рано, – сухо ответил Вольф. – Моя жена Грета, – продолжал он уже иным, приветливым тоном, – будет очень польщена, если вы спуститесь вниз и выпьете чашечку кофе.
Несмотря на то что он говорил почтительно – может быть, даже чуть-чуть подобострастно, – вид его вызывал уважение.
– С удовольствием, – отозвался Воронов.
– Прошу вас, майн хэрр! – оживился Вольф. – Грета ждет. Вообще мы в вашем распоряжении, – неожиданно добавил он.
В кем как бы сосуществовали два человека. Один – спокойный, уравновешенный, с чувством собственного достоинства, другой – подчеркнуто почтительный, ни на минуту не забывающий о дистанции, которая отделяет побежденного от победителя.
– Вот что, господин Вольф, – сказал Воронов. – Давайте условимся: я поселился у вас не как представитель оккупационных войск, а просто как человек, пользующийся вашим гостеприимством. Мой отец – такой же рабочий человек, как и вы. Кстати, он тоже мастер. Вы поняли меня?
– Яволь, майн хэрр, – поспешно ответил Вольер. Однако в его настороженном взгляде из-под густых бровей Воронов уловил оттенок недоверия.
В столовой за столом, накрытым кружевной скатертью, некогда белой, а теперь пожелтевшей от времени и частых стирок, сидела Грета. На столе стояли чашки и блестящий эмалированный чайник.
– Прошу вас, хэрр майор, – залепетала Грета, но Вольф строго оборвал ее:
– Хэрр майор просит называть его по фамилии. Хэрр Воронофф.
– Как можно… – начала было Грета, но густые брови ее мужа сурово сдвинулись на переносице, и она поспешно сказала: – Прошу вас, чашечку кофе… К сожалению, у нас нет сахара.
– Я привык пить кофе без сахара, – сказал Воронов просто из вежливости.
Вольф поднес чашку к губам, сделал глоток и строго посмотрел на жену:
– Почему ты не подала настоящий кофе?
– Настоящий?! – переспросила Грета таким тоном, будто у нее попросили птичьего молока.
– Не притворяйся, – на этот раз уже добродушно произнес Вольф. – Грета ездит в Берлин, – пояснил он Воронову, – и выменивает у американцев и англичан кофе на разное барахло. Мы ведь разбитая, побежденная страна, – с горечью добавил он. – Приготовь же настоящий кофе, Грета.
Покорно достав из шкафа стеклянную банку с притертой крышкой, Грета ушла на кухню. Через некоторое время она вернулась с подносом в руках. На нем стояли три крошечные кофейные чашки.
– Простите, хэрр майор, – забыв о предупреждении мужа, сказала Грета. – Я берегу этот кофе для Германа. Он так привык пить хороший кофе по утрам…
– Хорошего кофе я не пил уже много лет, – угрюмо произнес Вольф. – С тех пор как мы стали делать пушки вместо масла.
– Честное слово, я равнодушен к кофе, – вмешался Воронов. – Мне все равно, какой кофе пить. Я пришел просто посидеть с вами…
Он с досадой подумал, что наверху его ждет неоконченная работа. Но прежде чем уйти, он должен был допить кофе и хотя бы несколько минут побыть с хозяевами.
Наконец кофе был выпит. Воронов уже встал, чтобы попрощаться,, как вдруг раздался сильный стук в наружную дверь. Затем оглушительно прозвенел звонок.
Воронов вопросительно посмотрел на Германа, потом на Грету, но увидел, что и они испуганно глядят друг на друга.
Вольф встал из-за стола и пошел в переднюю.
До Воронова тотчас донеслась английская речь вперемежку с отдельными словами на ломаном немецком. К его удивлению, в столовую ввалился Чарльз Брайт.
– Хэлло, Майкл-беби! – широко улыбаясь, крикнул он. Почти оттолкнув Вольфа и не обращая никакого внимания на Грету, Брайт бросился к Воронову.
– Я объездил весь этот городишко в поисках твоей проклятой Шопингоорстресси! – быстро заговорил он. – Записку твою я, конечно, прочел, потом потерял, а название запомнил. Но ни один немец не знает такой улицы. Мы заключили пари с этим английским снобом – он уверял, что ты живешь в Бабельсберге. А я утверждал, что ты честный парень и живешь в Потсдаме. Мы поспорили на сто баков. Я ужо решил, что ты и вправду соврал. Никто в городе не знает этой чертовой улицы…
Брайт словно строчил из автомата.
– Хватит, Чарльз! – воскликнул Воронов. Его раздражало бесцеремонное вторжение Брайта в чужой дом. – Во-первых, не «Шопингоор», а «Шопенгауэр» и не «стресси», а «штрассе». Во-вторых, не мешало бы поздороваться с хозяевами дома.
– О-о, – будто только сейчас увидев Германа и Грету, крикнул Брайт, – простите, леди, простите, сэр! – Он поднес руку к пилотке.
– Американский корреспондент Чарльз Брайт, – сказал Воронов по-немецки, – просит извинить его за столь шумное вторжение.
– Яволь, яволь, – улыбаясь залепетала Грета. – Скажите мистеру Брайту, что мы очень любим американцев.
Я сейчас сварю для него чашечку кофе!
– Тебе предлагают выпить кофе, – перевел Воронов. – Но имей в виду: он без сахара.
– К черту кофе! Я выиграл сто баков. По этому поводу надо выпить. У них есть виски?
– Это бедный немецкий дом, – укоризненно сказал Воронов. – Рабочая семья…
– Яволь! – теперь уже по-немецки воскликнул Брайт. – Айн момент!
Он стремглав кинулся к двери и через несколько минут появился в столовой с бутылкой виски в руках. Приложив ее к плечу и направив горлышко на Вольфа, он радостно крикнул:
– Банг-банг! Гитлер капут!
Болезненная гримаса на мгновение исказила лицо Вольфа. Но он тут же овладел собой и натянуто улыбнулся.
– Стаканы найдутся? – деловито осведомился Брайт.
Грета достала из шкафа несколько маленьких стопок.
– В России, кажется, пьют так? – Брайт опрокинул виски в рот, вытаращил глаза, расправил воображаемые усы и крякнул.
Не глядя ни на кого, кроме Воронова, он решительно сказал:
– Поехали, Майкл!
– Куда?
– Разве я не сказал? – искренне удивился Брайт. – Черт знает, как это здесь называется. Мы зовем это место просто «Underground». Собираемся там по вечерам. Поехали!
«Underground»? – мысленно повторил Воронов и подумал: – Что это такое?» По-английски это слово могло означать «подполье», вообще нечто подземное, а в самой Англии так, кажется, называют метро.
Неожиданное предложение, сделанное Брайтом, и, главное, уверенность, что оно будет безоговорочно принято, окончательно разозлили Воронова.
– Никуда я не поеду! – резко сказал он.
– Но я же получу сто баков, если предъявлю тебя Стюарту! Помнишь того английского парня в золотых очках, с которым я познакомил тебя утром? Ты хочешь лишить меня сотни баков?
Все это Брайт проговорил жалобно-просительным тоном.
– Я работаю, – решительно сказал Воронов, думая о том, что с Брайтом невозможно разговаривать всерьез. – Пишу кое-что и никуда не поеду.
– А мои сто баков?
Нет, на этого парня нельзя было сердиться!
– Я напишу тебе расписку. Предъявишь своему Стюарту, – добродушно усмехнулся Воронов.
Брайт на мгновение задумался.
– Не пойдет! – убежденно возразил он. – Если ты напишешь по-русски, Стюарт ни черта не поймет. А если по-английски, то как я докажу, что писал именно ты?
Воронов пожал плечами.
– Послушай, Майкл, – продолжал Брайт уже серьезно. – Неужели тебе не интересно поближе познакомиться со своими западными коллегами? Или русским журналистам запрещено общаться с нами? Тогда скажи прямо, и я исчезну.
Слова Брайта задели Воронова за живое. «Мне не только не запрещено, а, наоборот, поручено как можно чаще общаться с вами, – подумал он. – Вместо того чтобы вымучивать статью, не лучше ли потолкаться среди иностранных журналистов? Тогда и название „Вокруг Конференции“ будет оправдано. В конце концов, впереди еще целая ночь. К завтрашнему утру статья может быть готова».
– Ты доставишь меня обратно? – нерешительно спросил Воронов.
– Конечно! – с готовностью ответил Брайт.
– Господин Вольф, – спросил Воронов после паузы, – я не очень обеспокою вас, если переночую сегодня здесь?
– Комната в вашем распоряжении в любое время дня и ночи.
– Тогда у меня к вам просьба. – Встреча с иностранными коллегами уже казалась Воронову чрезвычайно заманчивой и полезной для дела. – В восемь часов сюда придет моя машина. Я напишу записку и попрошу вас передать ее шоферу.
