и отпер замок. Заключённые вошли в тесный «номер», разобрали все чемоданы и, вернувшись назад, построились коротким гуськом.
Эсесовец проводил странных гостей до центрального выхода из, так называемого, пересыльного пункта. Там он приказал вооружённым солдатам:
— Выпустить этих людей.
Опутанная ржавой «колючкой», неширокая створка тут же открылась. Навьюченные красноармейцы почти что, бегом проскочили в проём и, наконец-то, покинули территорию лагеря смерти.
В памяти парня всплыли слова старой книги: — Слава тебе, Господи! — горячим шепотом возблагодарил Бога Григорий. — Уберёг от погибели. И в этот раз, сподобил выжить меня.
Скоро произошло то событие, которое ждали и которого так сильно страшились все пленные. Состав, в котором ехала «зондеркоманда», без приключений вышел из Польши и оказался в фашистской Германии.
Как это ни странно, но всё стало выглядеть значительно лучше. Хотя, если честно сказать, парень считал, что краше уже, в общем-то, некуда. Вместо асфальтированных узких дорог, вдруг появись шоссе большой ширины. Пейзажи и здания, что находились вокруг, словно сошли с очень красивых иностранных открыток.
Этапирование красноармейцев всё ещё продолжалось. Их неспешно везли к новому месту заключения под стражу. Почти каждый день, Ленц останавливался на какой-нибудь станции железной дороги. Он выводил свою группу из поезда и сдавал в жандармерию ближайшего населённого пункта. После чего, исчезал с одним, а иногда и с двумя чемоданами.
Обычно, расторопный ефрейтор возвращался лишь утром и всегда приходил налегке. После тех странных отлучек он постоянно оказывался в приличном подпитии. Однако, удивительно быстро приводил себя в норму и, как ни в чём не бывало, продолжал конвоировать шестёрку носильщиков.
В ответ на вопрос, возникший в глазах у Григория, Ленц, как-то обмолвился: — Развожу семьям солдат посылки, привезённые с фронта.
Количество чемоданов всё сокращалось, и красноармейцы тратили меньше сил и энергии на переноску внушительных тяжестей. Почти каждый раз, они ночевали в каком-либо пункте, где содержались перемещённые лица. Ведь подобные зоны размещались рядом с железной дорогой.
Неожиданно выяснилось, что их невероятное множество. Как потом, случайно услышал Григорий по радио, только на территории великой Германии их было пять с чем-то тысяч, а по всей Европе фашисты построили три раза по столько.
«Да тут заключённых едва ли не больше, чем самих местных жителей. Точно так же было и в древней Спарте, что находилась на юго-востоке Пелопоннеса, — с удивлением подумал Григорий. — Куда им столько узников? Они что, сами уже ничего больше не делают? Хотя, кому теперь в фатерлянде работать? Мужики-то, считай, все на фронте. В лучшем случае, они охраняют невольников».
На счастье бойцов, не все подобные учреждения занимались уничтожением неугодных людей. Чаще всего, это были трудовые и уголовные зоны. То есть, места, предназначенные для содержания преступников и бесправных рабов. Так что, в лагеря смерти шесть арестантов больше не попадали ни разу. За что были весьма благодарны такой переменчивой и непостоянной судьбе.
К концу трудной и неспешной дороги на всю бригаду осталось всего лишь два чемодана. Один принадлежал лично ефрейтору. Хозяином другого, невероятно тяжёлого и большого баула являлся сам комендант. То есть, то самый эсесовец высокого чина, который командовал заведением, расположенным в Польше.
Долго ли, коротко, но до вольного города Гамбурга команда выживших смертников добиралась чуть больше месяца. Знаменитую гавань Европы «зондеркоманда» почему-то объехала и в него не попала.
В конце сентября, Фридрих Ленц, как всегда, сдал своих подчинённых начальнику очередного трудового концлагеря. Ефрейтор забрал оставшуюся поклажу и вежливо простился с бойцами. Однако, перед уходом, он не сказать, когда вернётся назад. Вот так, очень просто, немецкий охранник исчез из жизни Григория, теперь уже навсегда.
Заключённых, прибывших из Польши, привели в канцелярию, отобрали у них аусвайсы, а взамен всем всучили пропуска разного цвета. Это говорило о том, что их распределили по разным баракам, которые находились в противоположных концах огромной территории зоны.
Услышав об этом, бойцы огорчились от мысли, что им придётся скоро расстаться. Красноармейцы понуро покинули здание комендатуры. Они пожали руки друг другу и крепко, по-мужски обнялись. Затем, разошлись по новым местам пребывания, и больше Григорий их никогда не встречал. Выжили друзья по несчастью в той жуткой войне или же нет, он так никогда не узнал.
Казарма, в которой оказался молодой человек, мало чем отличалась от тех помещений, где он раньше бывал. Те же двухъярусные деревянные нары и длинный проход между ними. Те же засаленные тюфяки, набитые старой соломой и лежащие на жёстких досках. Такие же истощённые голодом люди вокруг, облачённые в разную рвань. Вернее сказать, в ту одежду, в которой их арестовали фашисты.
Данный барак, так же, как и весь этот лагерь, оказался интернациональным. Кто только не находился за высоким забором из ржавой «колючки». Там были голландцы, бельгийцы, французы и прочие граждане культурной Европы, оккупированной армией Гитлера.
В малом количестве попадались и русские, украинцы и другие славяне, отнесённые фрицами к недоразвитым нациям. Единственным отличием, которое заметил Григорий, было разделение территории зоны на две половины, мужскую и женскую.
Парню опять повезло. К своей большой радости, красноармеец узнал, что его ближайший сосед по бараку тоже славянин. Более того, он оказался русским, из эмигрантов, так называемой первой волны. То есть, хоть и бывший, но всё же земляк. Каким-то удивительным образом он очутился в Германии ещё в далёкие двадцатые годы.
За какие грехи он попал в эту зону, мужчина, естественно, ничего не рассказывал. Впрочем, Григорий его и не спрашивал. Слишком зловещим казалось то место, чтобы раскрыть свою подноготную перед первым же встречным.
Парень последовал такому примеру нового друга. Не вдаваясь в подробности, боец в двух словах, описал своё путешествие из Южного Крыма на запад Великой Германии.
Сокамерник внимательно выслушал короткую повесть бойца Красной армии. Он немного помялся, и кое-что объяснил новому узнику:
— Должен тебе сообщить, что кроме таких заведений, в которых вы побывали, есть у фашистов целый ряд учреждений самого разного типа. Например, концентрационные пункты, предназначенные для перемещаемых лиц, пригнанных из захваченных стран.
Кроме того, есть лаборатории, где над пленными постоянно проводят различные опыты. В том числе, над детьми. Есть лагеря смерти. Там людей умертвляют удушливым газом и сжигают в огромных печах. Их пеплом удобряют поля в нацистской Германии, а из подкожного жира делают мыло.
Григорий с содроганием вспомнил барак, где Фридрих Ленц оставил их на два с лишним дня. Из подсознания парня всплыли образы мрачных закопчённых цехов, трубы которых дымились и ночью и днём.
Перед глазами вновь
