Клеймо дьявола - Серно Вольф

— Ай-яй! А ты чё помнишь? — Марта принялась втирать красноватую массу в кожу Фреи.

— Только глаза и руки. И голос.

Марта снова остановилась:

— О Боже, Боже! Ужасть, да и токо! Чё, ведьмачьи глаза да голоса?

— Да нет, просто глаза и голос. — Фрее было уже трудно говорить. — Положи меня обратно в камеру. Пожалуйста. Больше сидеть не могу.

— Щас, щас, бедняжка. Погодь, токо губы присыплю. Во-о-от… Скоко же ты натерпелась! Ладна, можа скоро полегчает. Ты, девка, верь. Поправде-та плоха ты щё, ох, плоха. Ну да ладна, поживем увидим. Щас я тя снова положу, нее… погодь, я сама… во-о-от эдак ладна.

— Спасибо, — Фрея вытянулась на тюфяке, почти радуясь жаре в камере, там, снаружи, она уже начала мерзнуть.

— Дак мне не трудна. А энто, про Кёхлин да Друсвайлер останется промеж нас, ладна? Него хозяин узнает, что я вздремнула-та, а он таперича и так все на меня серчает.

Фрея кивнула. Она была смертельно измучена.

— Дак и ладна. Хозяин придет погодя, питье тебе принесет. — Марта собрала все снова в корзину и заперла дверцу. Тяжело ступая, она поплелась к лестнице. — О Боже, Боже, добром энто не кончится, как пить дать, не кончится…

Лапидиус посыпал песком письмо, которое только что закончил, сдул песок. Это было письмо в стеклодувную мануфактуру в Мурано, где он заказывал в последнее время большую часть своей алхимической посуды. Вообще-то он уже давно собирался отправить этот заказ, но события последних дней все время мешали. Он встал и прошел на кухню, где Марта занималась обедом.

— Марта, ты обиходила Фрею?

— Ага, хозяин, все сделала. Уж эва скоко прошло-та.

— Как она?

— Ничё. Кабы не так, сказала б.

Лапидиус оставил без внимания неподобающий ответ и вынул из стены кирпич.

— А где ключ от жаровой камеры?

Служанка пошебаршила в кармане фартука.

— Вот, хозяин.

— Я же сказал, чтобы ты клала его в тайник, если меня нет дома. И наоборот, если я дома, ты должна отдавать его мне.

— Ага, хозяин. Дак забыла. А у меня супчик с куренком.

Лапидиус пробурчал себе под нос что-то невразумительное, налил кружку ивового отвара и пошел на верхний этаж.

— Вот, принес тебе отвар, — сказал он, останавливаясь перед камерой.

Фрея молчала.

Только теперь он заметил, что она спит.

— О, не буду тебя будить, — он пошел обратно.

И тут раздался ее голос:

— Еще один зуб выпал.

— Зуб?

— И брови, и ресницы. Я потеряла все.

Лапидиус вернулся и открыл дверцу:

— Вижу. Но не горюй. Волосы обязательно отрастут, а зуб мы сохраним. Где он?

— Не знаю.

Он распахнул заслонку как можно шире и пошарил по тюфяку возле ее груди.

— Надо посмотреть, подожди.

Немного погодя зуб нашелся.

— Верхний резец.

— Да, — прошептала она, — я становлюсь все безобразнее.

Лапидиус поднес зуб к свету.

— Чепуха. Когда-нибудь он снова сядет на место. Мы постараемся.

— Закрой дверцу.

Лапидиус почувствовал, как краска заливает его лицо.

— Конечно, извини.

— Как это?

— Что?

— Как это может быть, что зуб снова будет на месте?

— Ах, вон ты о чем, — Лапидиус пододвинул сундук, поставил на него кружку с питьем и сел рядом.

— Мечта о вечно здоровых зубах сродни мечте о вечной юности. Я читал, что многие ради этого долгие годы питаются только травой, щавелем и морковкой, как кролики.

— Как кролики?

— Да, чтобы резцы постоянно росли.

Фрея тихонько засмеялась.

— До чего только человек не додумается, когда дело касается его тела! Но я знаю и достойные внимания случаи, когда восстанавливали нормальные челюсти. Из слоновой кости, ребер или твердых пород дерева. Лучше всего подходит слоновая кость. Искусно отшлифованная, она почти не отличается от человеческого зуба. Вся беда только в том, что эти протезы не могут прочно держаться в деснах.

— И свои зубы тоже нет?

— И они не могут. Что однажды выпало, то уже не вырастет снова. Поэтому остатки собственных зубов служат мостом для вставных. Их соединяют проволокой, скобами, но, честно говоря, все это ненадежно, и приходится рано или поздно снова обновлять. Если же не хочешь всем этим довольствоваться, придется обходиться тем, что осталось.

Фрея кивнула:

— Как ты?

— Как я. — Лапидиус снова скорчил рожу, которую она уже знала.

И снова Фрея рассмеялась.

— Тогда мне тоже не нужны фальшивые зубы!

— Вот и хорошо. А ивового питья хочешь? Отвар уже немного остыл.

— Да.

Лапидиус дал ей попить.

Она снова задремала. Он посидел возле нее еще немного, а потом спустился вниз.

— А зубы твои я все-таки сохраню, — пробормотал он по дороге.

Лапидиус оттиснул печать со своим знаком на сложенное вчетверо письмо, сунул его в льняной пакет с адресом мануфактуры в Мурано, скрепил печатью и его, обвязал прочной нитью, еще раз все перепроверил и направился в переднюю, где на крюке висел его плащ. Он едва успел накинуть верхнюю одежду на плечи, как из кухни вышла служанка.

— Покушать сготовлено, хозяин. Перчику положила, как вы любите, свежепомолотого.

Лапидиус проклял свою медлительность. Если бы он поспешил, давно бы уже был за дверью.

— Спасибо, Марта, потом поем. У меня еще есть дела.

От возмущения Марта едва не потеряла дар речи:

— Хозяин-чё-опеть-за-новости-делаю-чё-могу-обихаживаю-вас-дак-вы-даже-чё-сготовлю-гнушаетесь! Щас все выкину в окошко, ежели не станете есть! Помяните мое слово, штоб я вам еще чё сготовила, хоть на коленях просите!

— Ладно, ладно, Марта.

Лапидиус понадеялся, что служанка не слишком долго будет лютовать, и испарился. На улице в нос ему ударил все тот же запах мочи и отбросов, сгустившийся за ночь при оттепели. Солнце сияло, птички пели, с гор задувал легкий весенний ветерок. Лапидиус, стараясь глубоко не вдыхать, обошел кучи мусора и талого снега и вскоре оказался на Гемсвизер-Маркт, откуда в этот день отправлялась почтовая карета через Инсбрук в Северную Италию. Порасспросив, он выяснил, что возница сидит в «Квершлаге» за кружкой пива, подкрепляясь перед дальней дорогой. Передав ему письмо, Лапидиус велел хранить его как зеницу ока и заплатил положенную пошлину.

Оказавшись вновь на рыночной площади, он вздохнул свободнее, потому что теперь спокойно мог заняться хромоножкой, оставившим свои следы у пещеры Шабаша. Поначалу ему показалось самым разумным пойти в ратушу и расспросить там, но потом он передумал. Мысль о том, чтобы встретиться с бесстыдным судьей Мекелем и его советниками, отвратила его от такого шага. Вместо этого он повернул к церкви Святого Габриеля.

Фирбуш и церковный служка находились в алтаре, где вставляли в серебряные подсвечники новые свечи. Они были так погружены в свое занятие, что не заметили вошедшего в церковь Лапидиуса.

— Нежели ты не видишь, Якобс, что алтарные свечи стоят криво? Разуй глаза! — обычно благочестивый елейный голос пастора на этот раз звучал раздраженно. — Отойди на три шага и увидишь!

Лапидиус покашлял.

— А, магистр! Бог с вами. Что привело вас в дом Божий? Исповедаться пришли в тиши и покое? — Фирбуш снова впал в привычный тон.

Лапидиус смутился. На такой поворот дела он не рассчитывал.

— Ну, э… если уж быть честным, мне нужна ваша помощь. Я ищу одного человека, одного хромого. Возможно, он из Кирхроде.

Пастор высоко поднял брови:

— А как его зовут, не знаете?

— К сожалению, нет.

— А что-нибудь еще вам о нем известно?

— Подождите, дайте подумать… мужчина должен быть в соку, здоров настолько, чтобы, несмотря на хромоту, мог проходить большие расстояния.

— Странное пожелание. Не могу не признать, что меня разбирает любопытство, однако не хотите ли пояснить, зачем вам это нужно?

— Вполне резонный вопрос. Если я найду этого человека и добьюсь, чего хочу, то это будет богоугодное дело.