за меня хочет замуж?
— Перестань шалить. Дело чрезвычайно серьезное. Ты не едешь поступать в Иезуитский коллегиум.
Отрок быстро сел.
— В самом деле? Точно знаешь?
Иезуитский коллегиум в Петербурге каждый год набирал дворянских детей, обучая их главным необходимым предметам — от латинского языка и Закона Божьего до езды на лошади, фехтования и танцев. Заведение было закрытое, строгое, но образование давало прекрасное. Правда, с католическим уклоном, понятно. Это смущало прежде всего бабушку, истинно православную, и она выступала против.
— Бабушка своего добилась?
— Нет, не бабушка, но папа передумал сам. После посещения Малиновского. Знаешь ли его? С дядей Васей завсегдатаи Аглицкого клуба.
— Знаю, знаю.
— Ну, так вот: брат его родной, тоже Малиновский, в Петербурге только что государем назначен возглавлять наш коллегиум, схожий с иезуитским, только православный. Будет называться Лицей. И располагаться в Царском Селе.
— И меня отдадут туда?
— Есть такая мысль. Коль экзамен выдержишь.
Сашка спрыгнул с кровати.
— Выдержу, выдержу! Вот увидишь, выдержу. Я не я буду, ежели не выдержу. — Он забегал по комнате. — Не хотел к иезуитам. С ними от тоски сдохнешь. Да небось и секут еще за провинности всякие.
— Нешто наши сечь не станут?
— Э-э, да наши пусть секут, все-таки свои люди!
Встал напротив сестры, посмотрел тревожно.
— А когда ехать-то?
У него тоже были голубые глаза и кудряшки, но светлее, чем ее. А зато кожа более смуглая. Как-то знаменитый поэт Иван Дмитриев, живший по соседству, дядечка простой и веселый, весь рябой от остатков оспы, увидав пятилетнего Сашку, так сказал: "Вылитый арапчик!" А ребенок неожиданно ответил, оскалившись: "Хоть и арапчик, но зато не рябчик!" Дмитриев покатился со смеху.
— Ехать, думаю, что скоро. В августе экзамен.
— Кто ж поедет со мною? Маменька на сносях, да и Лёвка хворает, бабушка сама нездорова, а папа весь в своих делах…
— Разве что дядя Вася? — быстро предположила сестра.
Брат уселся рядом с ней на кровати. Помолчав, сказал:
— Было бы неплохо. Он смешной чудак. Мы с ним хорошо ладим.
Дядя Вася — то есть Василий Львович Пушкин, старший брат "папа" (стало быть, Сергея Львовича) — представлял собой тип жуира и бонвивана, а по-русски — веселого, беззаботного барина, жизнелюба. В 1811 году, о котором речь, дяде исполнилось 44 года. Это был грузноватый, лысоватый мужчина с длинным носом и немного кривыми тонкими ногами; зубы его, от рождения мелкие и некрепкие, то и дело ломались, он их при содействии лекаря выдергивал, и теперь во рту имел не больше десятка; и когда Пушкин-старший говорил, капельки слюны попадали в собеседника, что, конечно, многим не нравилось. Но сердиться никто не сердился — добряку, остряку, хлебосолу, бескорыстной душе — дяде извиняли все его забавные недостатки.
Дядя был поэт. Он печатался в прессе, а стихи его расходились в списках. Так же, в списках, циркулировало в обществе самое лучшее его сочинение — сатирическая поэмка "Опасный сосед". Главный герой поэмы — бражник и женолюб Буянов — отправлялся в нелегальный бордель, выпивал, уединялся с одной из прелестниц, но возникшая в притоне всеобщая драка не дала осуществиться его блудливым желаниям, и Буянов постыдно ретировался… По цензурным соображениям напечатать фривольного "Соседа" не было возможности. Но тогдашняя читающая Россия знала Буянова очень хорошо.
Дядя женился в 1795 году, будучи еще подпоручиком Измайловского лейб-гвардии полка, взяв невесту на 12 лет моложе себя. Ею оказалась юная Капа Вышеславская, только что вышедшая в светские салоны Москвы. Пушкин взял ее практически штурмом — завалил цветами, без конца сочинял стихи на французском и на русском, а мундир военного завершил атаку: девушка, плохо разобравшись в своих чувствах, быстро дала согласие на брак. И отец ее, тоже военный, тоже гвардеец, но Семеновского полка, возражать не стал.
Но медовый месяц пролетел быстро, и семейная жизнь начала буксовать: он служил в Петербурге, а она оставалась в Москве и скучала, и маялась от безделья, занимаясь только рукоделием, музицированием и чтением дешевых французских романов. Чем кончается подобная жизнь молодой красавицы? Правильно: дамочка влюбляется в первого попавшегося красавчика.
Новым предметом сердечной страсти Капитолины оказался бывший сослуживец Василия и Сергея Пушкиных по Измайловскому полку, некто Иван Мальцов. Он был высок, обаятелен и очень богат: по наследству ему достались фабрики стекла в Гусь-Хрустальном. Вспыхнувшая страсть поглотила обоих, и Василий Львович, появившись в Москве после отставки в чине поручика, с удивлением обнаружил у себя на затылке наставленные рога. Юная парочка не таилась: бросилась в ноги обманутому супругу и просила о снисхождении. Старший Пушкин расчувствовался, обнял обоих и сказал, что любовь священна, он не держит зла, потому что и сам грешен, не всегда ведя в Петербурге целомудренную жизнь. Стали думать, что делать. Ведь расторгнуть венчание — дело сложное, хлопотное, долгое. Для развода требовался веский аргумент. И великодушный Василий Львович вызвался взять вину на себя: это он, он изменял супруге, и его надо покарать за прелюбодейство. С тем и подали бумаги в консисторию.
А пока суд да дело, дядя Пушкин поехал развеяться — совершил путешествие в Европу. Взяв с собой камердинера Игнатия и кухарку Груню, он отчалил из Петербурга 22 апреля 1803 года и проследовал по маршруту Рига — Гданьск — Берлин — Париж. По Парижу его водил Карамзин, и они даже побывали на аудиенции у тогдашнего Первого консула Французской республики Наполеона Буонапарте. На вопросы, последовавшие дяде в дальнейшем на Родине, как ему показался Наполеон, дядя отвечал с кислой миной: "Ничего особенного. Слишком уж позер. Он, как я, брал уроки актерского мастерства у великого трагика Тальма".
После Франции была Англия, и затем по морю возвращение восвояси. Вывез из Европы книги в небывалом количестве, чем составил свою знаменитую библиотеку.
Тут и дело о разводе подошло к исходу: 22 августа 1806 года появился указ Священного синода — брак расторгнуть по причине прелюбодейства супруга. Мужа неверного покарать семилетней церковной епитимьей с отправлением оной в монастыре в течение полугода, а затем — под приглядом духовника. Ну и главная кара за неверность: простодушному Василию Львовичу запрещалось отныне венчаться до конца жизни.
Надо сказать, что вначале он отнесся к этим невзгодам легкомысленно, по обычной русской традиции: где наша не пропадала, ничего, мол, переживем! Но когда старший Пушкин по-настоящему влюбился, незавидное его положение проявилось со всей очевидностью.
А влюбился он так, как и подобает истинному поэту: с первого взгляда и до потери пульса. Заглянув однажды в лавку Ворожейкина на Пятницкой (у купца была
