отношения, а вот Югославия в этом смысле не продвинулась ни на шаг. И это несмотря на исторические братские связи между русским и сербским народами. Хотя в Москве не сомневаются, что в Сербии немало людей, искренне любящих Россию. Даже есть таковые и среди белоэмиграции.
В инструкции Центра подчеркивалось: «Задача заключается в том, чтобы парализовать все активные действия боевиков путем тщательной “разработки” и выявления их активности и связей на территории Союза… надо сконцентрировать свое внимание на террористически настроенных элементах эмиграции, агентурно выявлять их намерения и связи. Эта работа очень кропотливая, может, с самого начала малоэффективная, но необходимая. Других путей нет».
Как он смотрит на то, чтобы стать резидентом Иностранного отдела ГПУ в Королевстве Югославия. Подбирать себе агентов он может самостоятельно, а среди его задач на первом этапе – проникнуть в белоэмигрантские формирования и добывать информацию о засылке на территорию СССР террористов и об организациях и группах, которые занимались осуществлением этих акций. Ему, Линицкому, это будет делать не так уж и трудно, имея в родственниках целого генерала белой армии.
Леонид улыбнулся. Прежде, чем предлагать ему сотрудничество, о нем навели справки. Впрочем, это-то как раз неудивительно.
Далее в письме отмечалось, что работать он будет через Феликса, советского агента в Праге. Через него же будет получать и деньги.
Он прикинул свои возможности. В самом деле, у него, галлиполийца и племянника белого генерала, отличные возможности для внедрения в среду РОВСа и даже новой эмигрантской организации русских – Национальный союз нового поколения (НСНП). Как быстро летит время! Десять лет уже прошло с тех пор, как последние корабли беженцев покинули крымские порты. За это время возмужало молодое поколение русской эмиграции, уже не желавшее подчиняться бывшим белым генералам, возглавляющим Русский общевоинский союз, поскольку подавляющее большинство молодежи никакого отношения к воинской службе не имеет. Линицкий сразу стал мысленно перечислять вождей эмигрантского движения, лечившихся у него. Само собой, генерал Барбович, его секретарь и помощник ротмистр Комаровский, руководитель НСНП Байдалаков…
Его мысли прервала неожиданно появившаяся жена. Увидев в руках у мужа какое-то письмо, Екатерина Федоровна спросила:
– Письмо от кого-то получил, дорогой?
Линицкий вздрогнул, машинально ловким движением открыл ящик стола и положил туда письмо, затем поднял глаза на жену.
– Ты меня испугала, Катенька!
– Неужели письмо такое секретное, что ты его даже от меня прячешь?
Линицкий долго, словно первый раз ее увидел, смотрел на жену. После родов и нередко бессонных ночей она выглядела уставшей, но была все такой же красивой и стройной – роды никак не сказались на ее теле. Но может ли он ей всецело доверять в таком деле? И как к этому отнесется тесть, гораздо более тесно связанный и с Белым движением, и с галлиполийцами, да и сейчас работающий в одном из министерств королевства. Он поднялся, улыбнулся, обнял ее, поцеловал в обе щеки.
– Давай сядем, Катенька! Мне нужно с тобой серьезно поговорить.
Он обнял жену за плечи, они прошли в комнату отдыха и сели на диван. Екатерина Федоровна с удивлением и тревогой поглядывала на мужа.
Удобно устроившись, вновь обняв жену за плечи, Линицкий заглянул ей в глаза и вздохнул.
– Ты знаешь, Катенька, что я все эти годы пытался связаться с Москвой, с Россией, предлагая ей услуги в любом качестве?
– Неужели это письмо оттуда? – догадалась она. – И не от мамы?
– Оттуда! – кивнул он и улыбнулся. – И не от мамы. От мамы я получил предыдущее письмо…
– Ну да, я помню! Надежда Петровна сообщала, что ее уволили, и она теперь осталась без работы.
– Увы, да! Но теперь у меня появляется возможность не только послужить Родине, но и позаботиться о маме.
– Каким образом?
– Катя, я тебя люблю и всецело тебе доверяю, но и ты должна мне верить и поклясться, что никогда не предашь меня.
– Теперь ты меня пугаешь, Леня!
– Хорошо! Посиди, я сейчас принесу письмо.
Через минуту Линицкий вернулся, держа в руках тот самый, отпечатанный на машинке, лист бумаги.
– Вот! Мне дал весточку бывший мой начальник разведки 13-й Красной армии, в которой я воевал. Он теперь высокопоставленный сотрудник Иностранного отдела ГПУ. И он предлагает мне создать и возглавить резидентуру ИНО ГПУ в Югославии.
Возникла пауза, во время которой муж с женой молча в упор смотрели друг на друга. И оба своих взглядов не отвели. Наконец, Екатерина Федоровна произнесла:
– Я рада за тебя и одновременно боюсь.
– Зато я снова нужен Родине!
– Послушай, Леня, но каким образом ты сможешь помочь Надежде Петровне?
– А я уже все продумал. Одним из своих условий я выдвину заботу о матери. Коль уж я буду работать на них, пусть они позаботятся о моей старушке.
Он немного помолчал, затем снова заговорил:
– Катя, послушай, я бы хотел привлечь к работе и Федора Ардальоновича. С его-то связями, сама понимаешь, – Екатерина кивнула. – Но есть одна закавыка! Я ведь не знаю, как он отнесется к возможности поработать на благо России. Советской России, Красной России. После стольких лет работы на Белую Россию.
– Знаешь, Леня. Я уже несколько раз слышала, как мама в присутствии папы плакала, вспоминая Россию. Я думаю, она была бы не прочь вернуться домой. А поскольку отец не прерывал ее, не сердился, мне кажется, что и он заболел ностальгией.
– Нет! – покачал головой Линицкий.
– Что – нет?
– Одно дело то, что думаешь ты. Совершенно другое дело, какие у него у самого мысли в голове. Это ведь огромный риск. Ведь за шпионаж в пользу другого государства, тем более, с которым нет даже дипотношений, если вдруг все раскроется (а от этого никто не застрахован), могут и арестовать, и это в лучшем случае.
– За меня ты можешь не беспокоиться и полностью на меня положиться, а с отцом я сама поговорю. Думаю все же, что он согласится.
– Только, ради бога, очень осторожно, чтобы и меня сразу не выдать, и его самого не испугать.
2.
Линицкий был прав: в начале тридцатых годов ситуация в белоэмигрантской среде в Европе (и Югославия в этом смысле не стала исключением) существенно изменилась. Молодые люди, уже выросшие в чужой среде и, по сути, не имевшие никакого отношения к армии, хотя многие из них и заканчивали кадетские армейские училища, не желали подчиняться старой гвардии, жесткой дисциплине и не хотели вступать в ряды Русского общевоинского союза. Но при этом они не стали меньшими патриотами, чем офицеры, воевавшие в годы Гражданской войны. Молодежь стремилась по-новому бороться за освобождение России от большевизма –
