«Учитель, повторись в ученике!» – этот завет особенно важен для тренера. Я сам начал заниматься тренерской работой еще на втором курсе техникума, а после его окончания работал тренером по самбо в детско-юношеской спортивной школе.
В 1986 году в Калининграде я участвовал в организации ДЮСШ по самбо и дзюдо, которая объединила всех тренеров, работающих по этим видам спорта. По праву горжусь своими лучшими учениками – чемпионом мира Виталием Михеевым и чемпионкой Европы и мира Ларисой Чуевой и многими другими.
Вспомнил я об этом здесь потому, что тренерская работа – занятие особое. Настоящий тренер не только передает свое борцовское мастерство, но и душу вкладывает в своего ученика. А когда душой будущего борца занимаешься с самого начала, когда смотришь на него не только как на спортивный материал, он и результат показывает, и приличным человеком вырастает.
И в то же время в становлении тренера большую роль играют его воспитанники. Процесс этот, как говорится, обоюдный. Помню такой случай: мы в нашей детско-юношеской школе самбо и дзюдо придавали определенное значение ритуалам – перед началом занятий традиционные три поклона: первый поклон дзюдоист должен сделать перед тем, как выйти на ковер, затем, после приглашения арбитра, второй поклон делается, прежде чем пересечь красную зону рабочей площади ковра, и наконец третий поклон нужно сделать, пересекая цветную полосу в центре ковра. После окончания схватки и объявления ее результата ритуал проводится в обратном порядке. И вот однажды после серии таких ритуальных поклонов пацан лет восьми-девяти поднимает на меня ясные свои глаза и спрашивает: «Анатолий Петрович! А кому мы кланяемся?»
Я ему, конечно, ответил, но меня поразил второй, скрытый, смысл этого вопроса – мальчик скорее всего даже не имел его в виду, но «устами младенца глаголет истина». Сегодня я знаю ответ и на главный детский вопрос, скрытый в этих словах: Господу одному поклоняйся. Его одного почитай и Ему одному молись.
* * *
Не думаю, что Ощепкову легко давались эти первые шаги на тренерском поприще. Ведь он сам еще был очень молод, а тренерская мудрость приходит с опытом и годами. Да и начинать обучать своих первых воспитанников ему приходилось буквально с нуля.
Правда, некоторые из солдат, которых все больше становилось среди кружковцев, обладали навыками рукопашного боя, чем-то похожими на те приемы, которым в свое время обучал Василия отец. С ними он занимался особенно тщательно и требовательно: эти готовились не к спортивным схваткам, а к боям.
Готовил себя к будущим сражениям и он сам: тренировался со стрелковым оружием, прикидывал, где на передовой могут понадобиться знания, полученные в Кодокане. Страха перед возможной смертью не испытывал – его состояние постоянной готовности к схватке такого страха не предполагало. Смущали душу доходившие и сюда слухи об измене на фронтах, о неразберихе в командовании, о Распутине.
Не считая одиночества, во всем остальном Василий Ощепков довольно легко вписался во владивостокское общество, хотя даже его уникальное по тем временам образование здесь, в океанском, флотском городе, не производило особенного впечатления. Поначалу его принимали за выпускника местного Восточного института, чье солидное здание гордо высилось на Пушкинской улице.
Институт готовил переводчиков, а также администраторов, товароведов и даже коммерсантов, приспособленных к работе в азиатских условиях. «Восточники», среди которых было немало и младших армейских и флотских офицеров, не хуже Василия знали японский и английский, да еще совершенствовались в истории религий Азии, этнографии и новейшей истории стран Дальнего Востока.
Разница была в том, что у большинства из них, в отличие от Василия, знания эти были книжными, проверенными только на очередных «репетициях» – так назывались осенние, февральские и мартовские ежегодные экзамены. Выпускникам Восточного института не хватало того уникального опыта, который дается многолетней жизнью в чужой стране. А люди с таким опытом были очень нужны, и не только в коммерции.
Поэтому неудивительно, что однажды вечером за столик кабаре «Шато-де-Флер», где ужинал Василий, попросил разрешения присесть неприметный господин в штатском. Сославшись на общих знакомых, он проявил немалую осведомленность в жизненных обстоятельствах своего визави.
Пряча усмешку, новый знакомец, под бойкие куплеты певичек «Шато-де-Флер», негромко рассказал Василию всю его биографию, начиная с обстоятельств рождения и младенческих лет; сказал, что не имел чести знать лично преосвященного Николая, но люди его преосвященства неоднократно, особенно во время Русско-японской войны, сносились через его ведомство с военнопленными, и это было весьма полезно для Российской армии.
Разговор продолжили, выйдя из шумного, ярко освещенного кабаре в сырые ветреные потемки малолюдной улицы. Господин не скрыл, что имеет отношение к разведывательному отделению штаба Приамурского военного округа, и с удовлетворением услышал спокойный ответ Василия:
– Я всю жизнь буду считать себя обязанным армии: если бы не военные, неизвестно, уцелел бы я в неразберихе сахалинской эвакуации.
– Ну что ж, может быть, пришло время отдавать долги, – не то в шутку, не то всерьез отозвался новый знакомец.
Его особенно интересовало, сможет ли Василий, если понадобится, вернуться в Японию и сохранились ли у него какие-либо связи на Сахалине.
Договорились, что пока новое знакомство ни к чему его не обязывает: «Акклиматизируйтесь на родине, живите спокойно, – посоветовал собеседник. – Да, кстати, вас ведь должна коснуться мобилизация – призывной возраст. Не возражаете поработать пока военным переводчиком? Заодно попросим подучить кой-кого из наших людей вашим борцовским премудростям. Согласны? Ну и прекрасно».
Вероятно, военная разведка Приамурского военного округа раньше нашла бы применение разносторонним способностям своего нового сотрудника, но в первых числах марта само это ведомство пережило немалые потрясения: в связи с событиями февраля 1917 года в России были арестованы не только генерал-губернатор Приамурья Гондатти, но и командующий войсками округа генерал Мищенко. Возникли новые органы власти, представлявшие в городе Временное правительство. Одновременно 3 марта были созданы Советы рабочих и солдатских депутатов.
Василий и сам не мог бы сказать, где отныне протекала его основная работа: по вопросам тонкостей японского языка к его консультациям прибегали даже искушенные преподаватели Восточного института. Что касается Спортивного общества, то в июле 1917 года оно объявило набор на курсы для подготовки сотрудников городской милиции: события Февральской революции, разогнавшие прежних стражей порядка – городовых, не самым лучшим образом сказались на общественном спокойствии. Обыватель затосковал о порядке и безопасности. В программе милицейских курсов под пунктом 8 значилась и «японская борьба для самообороны – дзюу-дзюцу». На курсы принимались «лица мужского пола, грамотные, в возрасте от 20 лет». Работы прибавилось.
Заметим, что именно комплекс для самообороны, не основной в Кодокане, оказался прежде всего востребованным в России. Может быть, это в значительной мере и определило дальнейшее направление работы B. C. Ощепкова над отбором приемов борьбы.
Популярности курсов способствовало и то, что месяцем раньше в провинциальном Владивостоке, здесь же, в помещении Спортивного общества, состоялись первые международные состязания по дзюдо.
Местная газета с характерным названием «Далекая окраина» так повествовала об этом событии:
16 июня в помещении Владивостокского общества «Спорт» состоялось весьма интересное состязание по дзюу-дзюцу приехавших из Японии во главе со своим представителем господином Хидетоси Томабеци экскурсантов – воспитанников японского высшего коммерческого училища в Отару и местного кружка дзюу-дзюцу, организованного руководителем B. C. Ощепковым при личном участии самого г-на Ощепкова, привлекшего массу публики…
«Дзюу-дзюцу» – характерная японская борьба, насчитывающая в Японии большое количество последователей, для европейцев же мало или, вернее, совсем неизвестная.
Творцом и одним из величайших учителей дзюу-дзюцу является Кано Дзигоро, соединивший воедино все существующие системы этой борьбы, выбрав лучшее из них, и написавший учение о дзюу-дзюцу в том виде, в каком оно ныне завоевало себе гражданское существование в Японии. Именем дзюу-дзюцу японцы называют одну из систем своего физического воспитания: в буквальном переводе слово это обозначает «искусство мягкости», то есть искусство легко и без особого напряжения физических сил победить своего противника. Для дзюу-дзюцу совсем не требуется особой мускульной силы. Для этого лишь нужны долголетняя практика для развития подвижности поясницы и ног, хладнокровие, спокойствие и знание строения человеческого тела: настоящий мастер этого искусства никогда не истощает в борьбе своих сил, он старается истощить силы своего противника, чтобы легче победить его. И в данном случае преимущество противника в мускульном отношении не играет никакой роли: борец системы дзюу-дзюцу проявится тут тем скорее, чем сильнее его противник.
