Необходимость примѣрно и строго карать погромщиковъ — безспорна, но въ жизни случается такое стеченіе обстоятельствъ, при которомъ представители еврейскаго населенія сами порой просятъ не карать участниковъ погрома. Въ Кіевѣ, въ 1919 г., при занятіи города добровольцами, солдаты одного изъ полковъ разгромили какую-то лавку, убивъ ея владѣльца-еврея. Военный судъ приговорилъ ихъ къ аресту, но главноначальствующій края, ген. Драгомировъ, считаясь съ необходимостью и важностью положить конецъ погромнымъ вспышкамъ, воспользовался принадлежащимъ ему правомъ повышенія мѣры наказанія, приказавъ предать погромщиковъ смертной казни. Резолюція эта ген. Драгомирова вызвала волненіе въ полку, въ которомъ служили осужденные, по городу пошли слухи, что, въ случаѣ казни, полкъ учинитъ жесточайшій погромъ и, въ концѣ концовъ, къ ген. Драгомирову явилась депутація изъ нѣсколькихъ представителей мѣстнаго еврейскаго населенія съ просьбой не приводить въ исполненіе смертнаго приговора. Таковы были обстоятельства, такъ напряжены были нервы у еврейскаго населенія, такъ всѣ были запуганы погромами и издерганы «пытками страха», среди Кіевскаго еврейства, испытавшаго на себѣ столько жестокостей и насилій.
Симбирское дворянство не считается виновнымъ въ томъ, что симбирскій дворянинъ Ульяновъ-Ленинъ причинилъ Россіи столько зла, но еврейство въ цѣломъ призывается къ отвѣту за то, что Бронштейны, Іоффе и Апфельбаумы гнусно и безнаказанно издѣваются надъ цѣлой страной. Отвѣтственность эта, притомъ, не словесная, не формальная, а — фактическая и кровавая: оттого, что нѣкто Калинниковъ опубликовалъ въ редактировавшемся имъ въ Кіевѣ журналѣ «Огни» №№ домовъ, изъ которыхъ евреи, якобы, стрѣляли по добровольцамъ, производился, вѣдь обстрѣлъ этихъ домовъ артиллерійскимъ огнемъ, съ многочисленными человѣческими жертвами. Вообще, обвиненіе въ стрѣльбѣ по проходящимъ войскамъ издавна является излюбленнымъ пріемомъ политической борьбы въ станѣ черносотенцевъ. Помнится, какъ во время безпорядковъ въ Одессѣ въ 1905 г. расплющенный осколокъ пули рикошетомъ пробилъ стекло въ верхней форточкѣ окна квартиры, въ которой жилъ пишущій эти строки, этого оказалось достаточнымъ для доноса о томъ, что была произведена стрѣльба по проѣзжавшему казачьему патрулю, хотя, казалось-бы, при стрѣльбѣ изъ окна второго этажа должно было быть пробито пулей стекло нижней, а не верхней части окна...
Въ предыдущихъ главахъ нами была дана посильная схематическая картина тѣхъ измѣненій, которыя внесены гражданской войной въ русскую жизнь и русскую психику. Сознательно суживая сферу своего изложенія почти исключительно кругомъ непосредственныхъ впечатлѣній и индивидуальныхъ переживаній, мы, все же, дали, думается, кое-какой матеріалъ, на основаніи котораго можно, какъ намъ рисуется, сдѣлать и извѣстные выводы. Ни матеріалъ, ни выводы эти отнюдь не разсчитываютъ на исчерпывающую полноту; они лишь — кусочекъ канвы того громаднаго полотна, на которомъ будетъ обстоятельно изображена исторія и философія исторіи россійской гражданской войны.
Для современника и участника историческихъ событій, какъ бы незначительна ни была доля его въ нихъ участія, какъ бы ограниченъ ни былъ кругъ его наблюденій и впечатлѣній, изложеніе его воспоминаній о видѣнномъ, слышанномъ и пережитомъ — представляетъ собою интересъ и значеніе не только въ смыслѣ внесенія маленькаго вклада въ лѣтопись событій, но и въ смыслѣ возможности высказать и свои мысли и выводы, свое публицистическое или историко-философское — въ зависимости отъ полета мысли — резюмэ и прогнозъ. Какъ бы рискованы ни были прогнозы грядущаго, въ какой бы малой степени мы ни обладали бы матеріалами для приподниманія завѣсы ближайшаго политическаго или идеологическаго будущаго, да позволена будетъ, на основаніи всего вышеизложеннаго, и попытка посильнаго сформулированія, ни на что не претендующаго, общаго взгляда на раскрывающіяся передъ нами перспективы какъ въ области практической и прикладной политики, такъ и въ области идеологическихъ построеній. Послѣ штриховой зарисовки того, что было, послѣ контуровъ того, что есть, перейдемъ къ схемѣ того, что, если всецѣло и не будеіъ, то, по нашему разумѣнію, быть должно.
Начнемъ съ политики. Если задать себѣ вопросъ, отсутствіе какихъ началъ наиболѣе болѣзненно давало о себѣ знать въ теченіе послѣднихъ лѣтъ, то, призадумавшись, мы неминуемо отвѣтимъ: свободы, равенства и братства. Да, эта старая тріада старой, «буржуазной» революціонности снова манить насъ своимъ ровнымъ, не меркнувшимъ свѣтомъ. Она кажется анахроничной, изжитой, не охватывающей всего трепета современности только слѣпымъ и узкимъ догматикамъ или же поверхностнымъ умамъ.
Февральская революція, опрокинувъ старый режимъ съ его тремя китами — «самодержавіе, православіе, народность», — провозгласила своими великія начала великой французской революціи. Но, зачатая большевиками, трижды проклятая гражданская война растоптала нѣжные ростки русской свободы, дерзко попрала слабые зачатки равенства, нагло пренебрегла великимъ завѣтомъ братства. Все это было съ циничной усмѣшкой объявлено буржуазными предразсудками, надо всѣмъ этимъ были поставлены другіе идолы, имѣющіе замѣнить низвергнутыя нечестивою рукою святыни: всеобщее рабство, диктатура кучки надъ большинствомъ населенія, звѣриное правило всеобщей и взаимной грызни. Словно старый режимъ недостаточно еще измучилъ страну угашеніемъ духа свободы, отрицаніемъ соціальнаго равенства, органическимъ непониманіемъ братскаго начала, словно, послѣ краткаго просвѣта, понадобилось еще на нѣсколько лѣтъ издѣвательства надъ Россіей и, притомъ, куда горшаго прежнихъ, до-февральскихъ. И надъ измученной и распятой родиной снова заблестѣли вдали огни манящаго девиза, снова истерзанныя души ждутъ, не дождутся осуществленія началъ этой тріединой формулы. Уже больше не ждутъ всей теоретически-допустимой полноты ея осуществленія, стремясь къ начальнымъ шагамъ по пути идеала, понимая, что только постепеннымъ и упорнымъ трудомъ можно дойти до вершины. Это восхожденіе къ вершинамъ культурной государственности возможно и мыслимо только въ атмосферѣ прочнаго и правового порядка, котораго такъ не хватало въ теченіе всей гражданской войны. Безпорядокъ, безначаліе, безвластіе, анархія, хаосъ — эти характерные признаки нарушенія гражданскаго равновѣсія — измучили всѣ слои населенія, проявляющіе сейчасъ опредѣленное алканіе всеобщаго успокоенія и порядка.
Итакъ, свободы, равенства, братства и порядка жадно ждутъ всѣ: и верхи, и низы; и правые, и лѣвые; но больше всѣхъ жаждетъ воскрешенія духа свободы, равенства и братства многострадальная жертва войны внѣшней и войны внутренней — средніе классы. Люди среднихъ классовъ слишкомъ настрадались съ 1914 г., вынесли слишкомъ много лишеній и горя, вытерпѣли слишкомъ много ударовъ судьбы. Матеріально и морально средніе классы были, безспорно, пасынками исторической судьбы, они, поэтому, такъ и нуждаются въ передышкѣ, отдыхѣ, просвѣтѣ. Событія обрушились на многоликаго средняго человѣка — средняго матеріально и духовно — всей своей тяжестью, не давъ даже крошекъ съ пиршескаго стола баловней судьбы. И тѣ, кого можно съ извѣстной натяжкой, назвать баловнями судьбы, правда, также получали жестокіе и кровоточивые удары, но хотя бы на самый даже короткій срокъ они получали и возможность, одни — духовно, другіе — матеріально, жить полной жизнью. Одни только средніе обыватели все время получали только одни удары и щелчки, терпѣли только одни лишенія и огорченія. Самая элементарная справедливость требуетъ, чтобы такъ больше не было.
Въ чемъ же можетъ выразиться реально провозглашеніе въ Россіи началъ свободы, равенства и братства? Въ провозглашеніи, укрѣпленіи, развитіи основъ конституціонно-правового и демократическаго строя. Пусть не пытаются сводить стремленія къ конституціонному устройству, правовому порядку и демократическому строю къ иронически произносимому слову «либерализмъ». Ибо, раньше всего, Россія жаждетъ, Россіи нуженъ либерализмъ. Въ понятіи либерализма, какъ бы ни трубили противоположное, не заключается ничего ни зазорнаго, ни сквернаго, ни отжитого. Напротивъ того, именно послѣ большевизма либерализмъ будетъ наилучшимъ и, даже, быть можетъ, единственнымъ способомъ залеченія ранъ, причиненныхъ вслѣдствіе полнаго отрицанія основъ и духа либерализма. Въ русскихъ условіяхъ, либерализмъ, къ тому же, не заключаетъ въ себѣ одіозныхъ, съ точки зрѣнія демократической мысли, зачатковъ мелочной узости, покрыванія грубаго стяжательства, анти-соціальныхъ инстинктовъ, апологіи мѣщанства. И до революціи и большевизма русскій либерализмъ во многомъ былъ радикальнѣе иного западнаго радикализма, теперь же онъ становится сугубо демократичнымъ по духу и демократичнымъ по составу. Причинъ на то нѣсколько: 1) положительнымъ послѣдствіемъ событій послѣднихъ лѣтъ является укрѣпленіе ряда новыхъ навыковъ и новыхъ жизненныхъ свай чисто демократическаго свойства; 2) либерализмъ и радикализмъ вслѣдствіе земельной революціи получили болѣе широкую и прочную заслонку въ лицѣ крестьянства; 3) въ качествѣ антитезы и реакціи на большевизмъ начинается болѣе активное отстаиваніе начала всеобщей свободы; 4) боязнь рецидива большевизма должна будетъ толкать на возможно болѣе всестороннее и радикальное удовлетвореніе требованіи демократіи. При всемъ этомъ, созданіе многомилліонной массы земельныхъ собственниковъ ставитъ подъ большое сомнѣніе возможность превращенія Россіи въ демократію соціалистическую; нашей странѣ, какъ странѣ мелкихъ собственниковъ, предстоитъ, по всѣмъ видимостямъ, стать радикальной или либеральной буржуазной демократіей.
