— Ваше величество, только что из Парижа прискакал герцог Рошфукор-Лианкур. В столице беспорядки, громят арсеналы, толпы штурмуют Бастилию.
Король, недовольный тем, что прервали его сон, приказал нести одеваться и позвать в покои гонца.
— Что случилось? — спросил, позёвывая, Людовик XVI. — Почему такая спешка?
— Государь, — с бледным, как полотно, лицом глухим голосом ответил Лианкур. — Бастилия взята штурмом восставшей чернью, комендант убит. Часть гарнизона перерезана, часть повешена на фонарях. Главнокомандующий в растерянности, не знает, что ему предпринимать. Полки отказываются повиноваться своим командирам. В городе тысячи вооружённых горожан готовы вступить в бой в любую минуту.
— Итак, герцог, — сказал король, очнувшись от глубокой задумчивости, — это мятеж?
— Нет, сир, гораздо хуже, это — революция! — безжалостно уточнил вестник беды.
— Королева была права. Нужно было действовать раньше. А теперь придётся пролить потоки крови, чтобы искоренить зло. Но моё решение остаётся в силе. Кровь французского народа не будет пролита!
— Государь! — с волнением в голосе сказал Лианкур. — В ваших словах кроется спасение и Франции, и королевского семейства. Поэтому умоляю вас появиться сегодня на заседании Национального собрания и лично обратиться к народу со словами мира. Ваше появление сотворит чудо и сделает собрание верным союзником правительства. Иначе революция примет такие масштабы, от которых содрогнётся вся Европа!
В эту минуту вошла Мария-Антуанетта со своими приближёнными. Она была бледна.
— Ваше величество, вы уже знаете, что произошло в Париже? — спросила она, схватив мужа за руку. — Эти мерзавцы настолько обнаглели, что требуют вашей головы! Это сборище преступников готово ради своих честолюбивых планов восстановить народ против трона и алтаря!
— Ничего, не волнуйтесь! — ласково сказал король. — Мы очень скоро восстановим порядок. Завтра я сам пойду в Национальное собрание и сообщу о нашем полном доверии ему и народу. Я велю вывести войска из Парижа и Версаля!
На лице королевы отразилось крайнее изумление. Поднеся руки к вискам, она медленно выговорила:
— Вы представляете себе, что задумали? Таким неразумным шагом вы лишь признаете совершившийся в стране революционный взрыв. О каком доверии к мерзавцам-депутатам и парижской черни может идти речь? Неужели вы в самом деле собираетесь выступить перед этой сворой глупцов и преступников, так называемых депутатов Национального собрания, которое нужно было давным-давно разогнать...
Но король проявил «решительность» перед врагом. Вместе с братьями он пришёл в Национальное собрание и объявил о своём приказе вывести из Парижа войска.
Войска ещё были готовы вступиться за него, но трусливый король отказался от их защиты. Своим отступничеством Людовик XVI узаконивает мятеж, революцию. Ему льстит новый титул, данный ему восставшим народом — «Реставратор французской свободы»-. 14 июля он потерял Бастилию, а 17 — склонил голову перед парижанами. Корона скоро свалится с неё к их ногам.
Его робкие действия всё же помогли успокоить мятежный народ. Но перемирие длилось не более двух месяцев. Над Парижем уже поднималась серая заря хмурого ветреного дня 5 октября. Солнце редко выглядывало из-за туч, словно боясь смотреть на то, что творится на парижских улицах. А там начались новые беспорядки. Только на первый взгляд это были стихийные волнения. На самом деле они были хорошо продуманы и подготовлены, чтобы вызвать вспышку народного гнева. По чьему-то приказу в Париж два дня не подвозилась мука. Вожаки революционного движения запретили булочникам печь хлеб, используя для этого свои запасы. По улицам и переулкам Парижа заговорили: муки в столице нет, всем горожанам, женщинам и детям, грозит голодная смерть. Все запасы муки удерживаются в Версале!
— В Версаль! В Версаль! — пронёсся ураган по всем улицам.
— Пора придушить королеву!
— Заставим булочницу и булочника вернуться в Париж!
Мэр Парижа Вайли понимал, чем грозит новый мятеж слабой королевской власти. Обращаясь к командующему Национальной гвардии генералу Лафайету, он сказал:
— Нельзя допустить эту озверевшую толпу в Версаль. Попытайтесь, генерал, удержать их силой!
— Такое невозможно, господин Вайли! Как я могу употребить силу против безоружных женщин? Ни один из солдат не послушается моего приказа и не станет стрелять в своих жён, матерей и сестёр. У них ведь только одно оружие — их языки. Они собираются уговорить королеву, растопить её сердце...
Мария-Антуанетта, сидя в своём любимом гроте, любовалась глубоким оврагом, в котором деревья и густые кусты уже начинали покрываться осенним золотом. Погода начала портиться. Небо вдруг потемнел, и заморосил нудный дождик. Она встала и вдруг увидала, как паж быстрым шагом направляется к гроту. Через минуту он, запыхавшись, подошёл.
— Ваше величество, Париж идёт на Версаль...
Дождь усиливался. Первый отряд, целая орда — несколько тысяч женщин, — шагал к Версалю. Били в свои барабаны шестеро барабанщиков, артиллеристы тащили четыре пушки, а впереди всех гордо вышагивал привратник Майар, герой штурма Бастилии. Мокрые, уставшие, забрызганные грязью женщины обращались к зевакам на обочинах:
— Ну, видите, на кого мы идём? Ничего, эта паскуда заплатит нам за всё сполна!
Почти все женщины были вооружены, метлы, вилы, старые пистолеты. Они даже захватили с собой кухонные ножи, которые на ходу затачивали о межевые каменные столбы.
— Ах, как я буду счастлива, если вспорю ей этим ножом брюхо и вырву сердце.
— Мы всё унесём по куску.
— Мне — окорок!
— А мне — требуху!
В толпе можно было заметить и ружья, их несли мужчины... переодетые в женское платье. Причина такого маскарада была вполне понятна. Королевским войскам будет не так просто отбить нашествие женщин при поддержке переодетых мужчин.
— Мы притащим в Париж королеву живой или мёртвой!
— Пройдёмся лезвием по её шейке. Не на чем будет носить бриллиантовое ожерелье!
В половине четвёртого дня авангард этого сборища добрался до Версаля. Когда они поворачивали на Парижскую аллею, их обогнал отряд всадников. Это был король со своими приближёнными. Услыхав о походе Парижа на Версаль, он спешно вернулся с охоты. Когда король соскочил с лошади у дворца, громко загудел набат, и ворота с тяжёлыми, чугунными позолоченными решётками, отчаянно скрипя, закрылись. Они никогда не закрывались со времён «короля-солнца», Людовика XIV. Личная охрана короля, голландский полк из Фландрии, двести человек из полка Национальной гвардии Версаля заняли боевые позиции на площади Оружия. Им, правда, не выдали пока ни одного боевого патрона...
Во дворце царила паника. Король совещался с королевой. Что делать? Что предпринять? Капитан королевской гвардии стоял у дверей, ждал приказов.
Мария-Антуанетта сохраняла удивительное спокойствие. Чтобы поддержать мужа в трудную минуту, в присутствии свиты она обратилась к нему: — Не бойтесь, ваше величество, я готова разделить с вами любую опасность.
Время шло, король бездействовал, его охватила полная апатия. Тем временем толпа разбрелась по территории Версаля. Майар во главе своего отряда захватил здание Национального собрания.
— Народ голодает, — кричал он, — у него нет хлеба, он сейчас готов ко всему. Мы требуем дать нам разрешение обыскать те помещения, где, по нашим сведениям, могут храниться запасы муки. Пусть собрание решает, как избежать кровопролития. Во дворце засели «враги народа», они виноваты в голоде.
— Хлеба! Хлеба! Хлеба! — истошно вопили женщины.
Густой туман обволакивал городок. Окна во дворце светились. Король согласился принять делегацию женщин для переговоров. Шесть выбранных женщин в сопровождении нескольких депутатов пошли ко дворцу. Лакеи учтиво распахнули двери перед торговками, рыбачками, уличными проститутками. Среди депутатов особое внимание привлекал статный, высокий человек. Это был доктор Жак Гийотен, депутат от Парижа, изобретатель орудия для мгновенного убийства — гильотины. Его присутствие здесь приобретало зловещий символический смысл...
Прибывший во дворец помощник Лафайета сообщил, что его гвардия в составе тридцати тысяч человек выступила на Версаль из Парижа. Сен-При требует, чтобы все поскорее покинули дворец, уехали в Рамбуйе и, может, дальше, в Нормандию. Там безопасно. Но женщины толпами стоят у всех выходов из дворца. Весь королевский двор пребывает в оцепенении, лишь одна Мария-Антуанетта демонстрирует спокойствие, пытается успокоить всех, кто её окружает.
