Екатерина все еще находилась под впечатлением от этой встречи, когда к ней подошел господин весьма преклонных лет и церемонно представился.
— Вы, должно быть, графиня де Ландеперез, сударыня, если я не ошибаюсь, — любезно начал он, — мне сообщили о вашем прибытии. Позвольте представиться, я граф де Салу, Антуан де Салу. К вашим услугам, сударыня.
— Очень приятно, — ответила Екатерина, протягивая руку для поцелуя.
Граф смотрел на нее с любопытством. Его глаза лучились добротой.
— Как вы узнали меня, господин де Салу? Я впервые при дворе, — спросила Екатерина, удивленная, что этот человек знает ее имя.
— Я был другом вашего покойного мужа, графиня, — объяснил ее собеседник. — О красоте графини де Ландеперез ходят легенды.
Екатерина мило улыбнулась. Этот старый дворянин — настоящий рыцарь.
— Благодарю вас, сударь, — произнесла она, все еще улыбаясь, — но не думаю, чтобы…
— По правде сказать, церемониймейстер доложил мне о вашем приезде, — с виноватым видом перебил ее граф, словно извиняясь за лукавство.
Поистине, двор есть двор, подумала Екатерина. Всё здесь по-прежнему. И всем обо всех известно.
— Значит ли это, что вы часто бываете при дворе? — спросила Екатерина, чтобы сменить тему беседы. Говорить о себе ей не хотелось.
— Не так часто, как раньше, — вежливо отозвался граф де Салу, — я уже много лет как вышел в отставку. Но до этого я был начальником охраны ее величества королевы.
И тут Екатерину осенило. Теперь она поняла, почему его имя показалось ей знакомым. Она знала де Салу в свою бытность камеристкой королевы. Конечно, они не были знакомы лично, но она знала, кто он, и часто видела его у королевы. Ей хотелось верить, что граф ее не узнал. Разве может он представить, что в облике графини де Ландеперез скрывается бывшая камеристка королевы? Они долго вели непринужденную светскую беседу. Казалось, графу пришлось по душе ее общество. Когда между ними установилась достаточно доверительная атмосфера, Екатерина набралась мужества и, преодолевая смущение, спросила, кто этот высокий светловолосый господин в свите короля.
— Это кавалер де Гужье, сударыня, любимый миньон короля, — без обиняков ответил Антуан де Салу.
— Миньон? — удивленно переспросила Екатерина. — Что вы хотите этим сказать?
— Видно, что вы не частая гостья при дворе, сударыня, — смущенно отозвался граф. — Миньонами здесь называют фаворитов его величества. То есть его…
— Его?.. — повторила Екатерина. Замешательство графа разжигало ее любопытство.
— Не знаю, как объяснить вам, сударыня, — пробормотал граф, все больше смущаясь. Видно было, что он не хотел произносить это слово.
— Ах! Кажется, я догадываюсь, что вы имеете в виду. Вы хотите сказать, что…
— Думаю, ваше чутье вас не обманывает, — с явным облегчением подхватил граф.
Екатерина задумалась. Слова графа потрясли ее, но приходилось мириться с очевидным. Она же видела Франсуа своими глазами. Значит, он не стал жертвой тех печальных событий. Мужчина, чей образ преследовал ее по ночам, чье исчезновение так терзало ее сердце, благополучно избежал гибели и ходит в любовниках у самого короля, ни больше ни меньше. Она и не сомневалась, что бойкий юноша, приходивший на королевскую кухню пообедать за счет казны, сумеет пробить себе дорогу наверх. Какими путями он достиг своего положения, ее не касается. Главное, что он жив, хотя и непонятно, что она должна теперь испытывать: разочарование, радость или обиду. Долгое время все чувства в ней затмевала ненависть. Она ненавидела его за то, что он ушел тогда, за то, что играючи разрушил всю ее жизнь, нимало не заботясь о последствиях. За то, что он соблазнил ее и бросил.
Графиня приняла решение. Она поняла, что напрасно поддалась душевному порыву и приехала поддержать королеву в ее последние минуты. Нужно поскорее возвращаться домой. Так будет лучше. Неужели она всерьез надеялась, что сможет присесть у изголовья государыни и они, как лучшие подруги, вспомнят старые добрые времена? Слишком много воды утекло, слишком многое изменилось. Королева Екатерина была уже не доступна для нее, как и для большинства собравшихся в замке. Только членам ее семьи и ближайшим сподвижникам позволено заходить к ней. Графине в любом случае не удалось бы ее увидеть. Да и сама королева в таком состоянии вряд ли вспомнила бы ее имя. В конце концов, она всего лишь ее бывшая служанка, некогда посмевшая ослушаться приказа. Наверное, государыня так и не простила ей этой дерзости. Графиня де Ландеперез знала, что Екатерина Медичи всегда требовала слепой верности и беспрекословного повиновения. Королева умела быть щедрой с теми, кто самоотверженно служил ей. Но с теми, кто не оправдывал высочайшего доверия, она бывала неумолима и приговаривала их к самому страшному из наказаний: презрению и забвению.
Графиня возвращалась в свой замок. При дворе ей больше делать нечего. Граф де Салу проводил ее до кареты. В благодарность за его любезность и участие она пригласила его бывать у нее. Они смогут поговорить на досуге о ее покойном муже, раз он и Антуан де Салу были друзьями.
Она не смогла противиться искушению и бросила в окно кареты последний взгляд на замок, где прощалась с земной жизнью королева, которую она так любила. Эта женщина стала для Екатерины частью прошлого, отныне утратившего всякую власть над графиней. Больше ей незачем о нем вспоминать. Графиня Екатерина подумала о своем покойном муже и возблагодарила Господа за то, что он удостоил ее такого любящего и доброго спутника.
Замок Блуа, 5 января 1589 года. 10.00
Должно быть, у меня сильный жар, иначе почему я ощущаю такую слабость? Сколько сейчас времени? Я все еще жива или уже нахожусь на пути в мир иной? Как же трудно открыть глаза. Я должна жить, должна бороться, пока не закончу все свои дела здесь… только вот что это за дела? Ах да, мое завещание. Нужно оставить четкие распоряжения. Не хочу случайно о ком-нибудь забыть. Не прощу себе этого. Кто знает, каково мне будет там, за порогом? Любопытно, там и в самом деле все выглядит так, как говорил мой исповедник? Две двери: через одну восходишь в райские кущи, через другую низвергаешься в преисподнюю. Как мне не ошибиться дверью? Угадаю я или промахнусь? Лучше не задумываться об этом. Надеюсь, мои дядья, их святейшества Лев X и Климент VII, и все мои кузены кардиналы будут ждать меня там и укажут нужную дверь. Я не могу ошибиться, делая столь важный выбор. Если правда, что Папа — посланник Господа на этой земле, значит, дядя Лев и дядя Климент будут ждать меня там. Да простят они меня, но пусть подождут еще немного, я пока не до конца выполнила свой земной долг…
Удалось открыть глаза. Ценой невероятного усилия. Вижу движущиеся тени, словно за пеленой тумана. Постепенно тени обретают очертания, все более четкие. Узнаю лицо. Ах да! Это герцогиня де Ретц. Значит, я еще не умерла. Вижу, как шевелятся ее губы, но звуки слов не доходят до моего слуха. Улыбается, говорит мне что-то. Не понимаю, что именно. Участливая рука вытирает мне лоб… «Ваше величество…» Наконец-то слышу. Герцогиня зовет меня.
— Пить. Дайте пить.
Чтобы произнести эти слова, пришлось напрячь все силы. Значит, я просто спала. Но потихоньку сонный дурман отступает.
Кто-то подходит с кувшином и наливает воды в стакан. Кто это? Не узнаю. Надо показать, что я жива и в сознании. Сосредоточусь на герцогине.
— Который час, сударыня?
— Десять утра, ваше величество. Ваше величество изволили спать. Не желаете ли откушать чего-нибудь?
— Мой сын. Где мой сын, король?
— Его величество ожидает в своих покоях. Он приказал немедленно известить его, когда ваше величество проснется. Я сейчас же сообщу ему.
Все-таки я всего лишь спала. И мне снился сон. А я было подумала, что уже ступила в чистилище.
— Позовите и мою внучку, сударыня. Я хочу видеть свою внучку.
Герцогиня поняла, что я говорю о принцессе Кристине Лотарингской.
— Сию минуту пошлю за ней, ваше величество. Но вы действительно не желаете ничего поесть? Немного теплого куриного бульона пошло бы вам на пользу.
Возможно, герцогиня права. Немного бульона будет очень кстати. Я не ела со вчерашнего дня, поэтому так ослабла. Утвердительно опускаю веки. Говорить слишком трудно. Нужно сохранить силы для более важных дел, а не растрачивать их на какой-то вздор вроде куриного бульона.
Какая-то суета в дверях. Все расступаются, низко кланяются. Должно быть, пришел мой сын. Никак не могу разглядеть его. Но кто это может быть, как не король? Наконец-то он пришел. Мой сын пришел навестить меня! Узнаю знакомые черты по мере его приближения. Он выглядит утомленным. Лицо измученное. Берет мою руку, целует, робко улыбается. Бедный Генрих, знал бы ты, как мне жаль, что я являюсь причиной твоих тревог!
