Тогда пошёл, дал взятку – и остался в Новороссийске.
Молодая Ч-на попросила простодушную девицу показать ей все сорок карточек из пачки. Во всех сорока одним и тем же почерком было вписано одно и то же заболевание печени… А то и так: «Ваш муж (Александр Петрович Малявко-Высоцкий) умер до суда и следствия и поэтому реабилитирован быть не может».
С этим они и повалили в столицы в 1956: как из затхлого сундука, принесли воздух 30-х годов и хотели продолжать с того дня, когда их арестовали.
Часть Третья, глава 19.
На Западе я получил письмо от Франка Диклера из Бразилии, он пишет, что и там, и уже через 30 лет после освобождения у него всё ещё бывают лагерные кошмары и он всё ещё просится у начальника 3-го отдела (оперчасти) отпустить его из Заполярья.
Для справедливости добавлю позднее: с Колымы уехал, несчастно женился – и потерян высокий строй души, и не знает, как шею высвободить.
О нём метко сказано: если раньше народовольцы становились знаменитыми языковедами благодаря вольной ссылке, то Крейнович сохранился им, несмотря на сталинский лагерь: даже на Колыме он пытался заниматься юкагирским языком.
Ну да, простые безпартийные, военнопленные.
Ещё сколько!.. Побольше ваших!
Какая интеллектуальная глубина думы! Кстати, не так уж молча: с непрерывными раскаяниями и просьбами помиловать.
Мы? – «только выполняли приказ», «мы не знали».
Железняк и меня самого «помнит»: «прибыл в кандальном этапе, выделялся склочным характером; потом был отправлен в Джезказган и там вместе с Кузнецовым был во главе восстания»…
Очень важное свидетельство!
Верно, что легион – верно. Только впопыхах не проверили по Евангелию цитату. Легион-то – бесов…
А окончательно – секретным приказом Главного Управления по охране Государственных тайн в печати № 10 ДСП от 14.2.1974 – изъять и истребить «Ивана Денисовича», «Матрёнин двор» и другие опубликованные рассказы (подпись Романов).
На всякий случай тоже прячется: чёрт его знает, куда ещё рванёт ветер!..
Такое впечатление, что Алдан-Семёнов знает быт вольных начальников и места те видал, а вот быт заключённых знает плохо, то и дело у него клюквы: баптисты у него – «бездельничают», татарин-конвоир подкормил татарина-зэка, и поэтому решили зэки, что парень – стукач! Да не могли так решить, ибо конвой однодневен и стукачей не держит.
М. Чарный. Коммунисты остаются коммунистами // Литературная газета, 15 сентября 1964.
Вспомним А. Захарову: все те же и остались!
Мих. Берестинский. Здравствуй, мама // Литературная газета, 5 сентября 1964.
И. Касюков и Н. Мончадская. Человек за решёткой // Советская Россия, 27 августа 1960. Инспирированная правительственными кругами статья, положившая конец недолгой (1955–1960) мягкости Архипелага. Авторы считают, что в лагерях созданы «благотворительные условия», в них «забывают о каре»; что «з/к не хотят знать своих обязанностей», «у администрации куда меньше прав, чем у заключенных» (?). Уверяют, что лагеря – это «безплатный пансионат» (почему-то не взыскивают денег за смену белья, за стрижку, за комнаты свиданий). Возмущены, что в лагерях только 40-часовая неделя и даже будто бы «для заключённых труд не является обязательным» (??). Призывают: «к суровым и трудным условиям», чтобы преступник боялся тюрьмы (тяжёлый труд, жёсткие нары без матрасов, запрет вольной одежды), «никаких ларьков с конфетками» и т. д., к отмене досрочного освобождения («а если нарушишь режим – сиди дальше!»). И ещё – «чтобы, отбыв срок, заключённый не рассчитывал на милосердие».
Чем кончилась история – так и не знаю.
Она не допускает – «судить», этого и язык не выговорит.
И лишили нас возможности открыть там музей.
Если не работали – откуда деньги? Если на Севере, да ещё в 1955, – откуда телевизоры? Ну да уж я не перебивал, рад был послушать.
К тому же описанное (вместе с «зачётами» и «условно-досрочным освобождением») ещё Чеховым в «Сахалине»: каторжные из разряда исправляющихся имели право строить дома и вступать в брак.
Кстати, в начале 1955 года был проект выплачивать за все просиженные годы, что было вполне естественно и выплачивалось так в Восточной Европе. Но не столько ж людей и не по столько лет! Подсчитали, ахнули: разорим государство! И перешли к компенсации двухмесячной.
Св. Караванский. Ходатайство. Самиздат, 1966. // Анатолий Марченко. Мои показания. Самиздат, 1968. (В России книга опубликована в 1991 году в изд-ве «Московский рабочий». – Примеч. ред.)
Интересно, как, при публичных и неизменных похвалах деятельности этого учреждения, оно с каким-то внутренним поиском никак не может долго оставаться в шкуре одного названия, что-то тяготит его, всё время должно оно переползать в обновлённую шкуру. Так получили мы и МООП. Кажется – совсем ново, правда, очень свежо для слуха? Но ехидный язык непременно обманет и выдаст. Министерство-то получилось охраны, то есть охранка? Вот рок названий! Куда от них уйти?
А как учитывалась при этом степень «исправленности» данного преступника? Да никак, что мы – электронные машины, что ли! Мы не можем всего учесть!
Эти и последующие режимные условия в течение 60-х и 70-х годов всё ужесточались. – Примеч. 1980 г.
Ещё одно сокращение прежних годов всё недосуг привести: что такое ОЛЖИР?! Особый Лагерь Жён Изменников Родины (был и такой).
Сбежишь, пожалуй, и на особый, в полосатую шкуру!..
Сам министр Охраны
