Ознакомительная версия.
В ответ на эти слова нурман лишь ухмыльнулся. Для него видно было, что свои, что чужие, не особая разница, а думал он лишь о себе самом, да о своей шкуре. Когда некоторое время спустя дружина Рюрика вошла в город, всё наконец то прояснилось.
Аскальд, посадив своё войско на корабли, покинул город.
– Вниз по реке они ушли, на трёх судах огромных, – поведал один из старожилов города, седобородый старец с морщинистым лицом. Он стоял перед князем в компании ещё десятка жителей Старой Русы, опираясь на сучковатую палку, выполнявшую роль посоха.
– А перед тем, город ограбили, взяли самое ценное, да уплыли. Многих из тех, кто противится им решил, побили, кого до крови, а кого и вовсе к нави77 отправили.
Старик поднёс руку к лицу, на котором красовался здоровенный рубец, видать и самому рассказчику изрядно перепало от покинувших город варягов. Жители города, окружавшие рассказчика, так же представляли собой жалкое зрелище, в особенности на фоне разодетого в дорогую броню Рюрика и его грозной свиты.
– Давно ль ушли то? – князь глядел на рассказчика, прикусив губу.
– Да уж с неделю аль поболе.
– Да, не догнать, – Рюрик с досадой покачал головой. – Да и надо ли, добро вернуть неплохо бы, но коль вдогон пойдём, то сколь народу положим, с Аскальдом ведь рать немалая ушла, а у нас не больше двух сотен.
– Как повелишь, князь, скажешь, догоним, а нет, так нет, – ответил молодой Олег, поигрывая бляхой висящей на груди, теперь, помимо самого князя, лишь он да княжич Игорь носили эмблему с соколом – знак Рюрикова дома. – Аскальда, да людей его, конечно, покарать бы надо за ослушание, но уж больно Новгород оставлять боязно, неспокойно в граде, как бы ни вышло чего, покудова мы за беглецами гоняться станем.
Рюрик одобрительно кивнул: «Ой, добро мыслит родич мой, хоть и молод, а голова работает исправно, другим в его возрасте только мечом махать, а этот другой. Ой, не зря ли его от Игоря то удаляю, при нём княжич как за каменной стеной был, а тут?».
Рюрик встряхнул головой, словно стараясь отогнать дурные мысли. Нет, всё верно он решил, тут на южных рубежах сильная рука нужна, да голова светлая, после того, что Аскальд тут учинил, не поднялись бы народы против власти княжьей. Лишь такой как Олег, сможет народ успокоить, да расположение доброе вернуть. Земли то по соседству все под хузарами, да кроме того, голядь78 да мордва – отнюдь не мирные соседи. А за Игорем пока Страба присмотрит, когда из Новгорода уходили, именно ему, вручил Рюрик охрану собственного сына. Однако хоть и рассчитывал князь на то, что Страба верен ему, так как многим обязан Рюрику, как человеку, возвысившему его от обычного приказчика до княжьего мужа-боярина, но на душе всё таки было тревожно.
Небо потихоньку покрывалось тучами, и вскоре хлынул проливной дождь. Ветер дул, несильными, но резкими порывами, проникая под одежду, заставляя ёжиться, и стискивать зубы. Но не ветер и не дождь заставляли по-настоящему ёжиться и дрожать. Женский плачь, крики детей, и, конечно же, взгляды, взгляды тех, кому он обещал защиту, кого поклялся оберегать, но не сдержал своего обещания. Его собственные люди, которых он послал оберегать этот город, напали вероломно и лишили жителей того, что они нажили за свою жизнь, а кого-то лишили и самой жизни.
– Зло глядят, по волчьи, – произнёс Олег, прерывая мысли озабоченного случившимся Рюрика. – Понятное дело, мы ведь для них, такие же варяги, как и те, что добро их отняли.
Рюрик промолчал, не найдя, что ответить, ему было горько. Мимо пробежала бродячая свора, и князю показалось, что даже псы, смотрят на него искоса, не лают, как обычно, заливисто и звонко, а сжав зубы, рычат, требуя справедливости. Олег стоял хмурый, губы его сжались в одну тонкую полоску, брови сошлись к переносице, он испытывал те же чувства, что и князь.
– Да нелёгкую я задал ему задачку, – подумал Рюрик. – Озабочен, но глаз не опускает, настоящий правитель, мудр, отважен, красив, настоящий князь.
Рюрик вздрогнул, поражённый собственной мыслю.
Корабли отошли от берега, и нагнанные ими волны дружно и напористо ударили о прибрежные камни. Рюрик покидал Старую Русу, оставляя Олегу город, его озлобленных горожан, их лютую злобу и жгучую обиду на пришлых чужаков варягов. Олег в окружении двух десятков гридней, смотрел вслед уходящей новгородской дружине, и взор его был спокоен и твёрд. Молодой рус снял с себя шлем, пригладил светлый чуб, и в очередной раз притронулся к висящей на груди бляхе с соколом. Дождь кончился, и небо над головой, на этот раз было поразительно чистым. Оно – голубое, голубое, отражалось в таких же голубых и чистых глазах нового посадника Старой Русы. Олег взмахнул рукой, и худощавый отрок подвёл ему коня. Витязь погладил вороного красавца, положил руку на холку и, легко и непринуждённо вскочил в седло. Дёрнув за узду, сжав конские бока коленями он, казалось собрался уехать, но, вдруг, попридержал коня. Олег направил жеребца в их сторону горожан.
– Эй, человече, не ты ли на новгородской площади, плакался, что люди Аскальдовы тебя дочиста обобрали? – обратился Олег к стоящему в задних рядах Ирге.
Мужик оробел, глянул по сторонам, и, смекнув, что обращаются именно к нему, часто, часто закивал.
– А ну, подойди, а то, что же я кричу, точно мы с тобой на разных берегах реки стоим.
Людишки расступились, Ирга приблизился к Олегу, тот смотрел на мужика сверху вниз, но не грозно, по-доброму.
– Ты, помнится, говаривал, что варяги Аскальдовы у тебя почитай весь урожай отняли? Так?
– Отняли, посадник, семью без запаса оставили, да ещё в морду дали, – жалобно произнёс Ирга, да так, что его слова вызвали улыбки у окружающих.
– Ну, что по харе схлопотал, того уж не поправить, само заживёт, а с запасом я тебе пособлю, – произнёс Олег и, обращаясь к одному из своих людей, повелел. – А ну, Сбыслав, отмерь этому страдальцу, из моих запасов, зерном, аль каким другим товаром столь, насколько его прежний посадник обобрал, и уже обращаясь к самому огнищанину, добавил. – Даю не насовсем, год пройдёт, на ноги встанешь, вернёшь. Прибыли с тебя требовать не стану, возвернёшь столько же сколько возьмёшь. Так, что бы и на семена, и на прокорм хватило.
– Ой, благодарствуй, посадник, боги тебя за то не забудут, спасибо тебе, за сердце доброе, – начал лепетать Ирга, прижимая к груди собственную шапку.
– И всем говорю, кого прежний посадник обидел, особенно тем, кого он близких лишил, помощь от меня будет! – выкрикнул Олег громко, что бы все, кто стоял на берегу, его услышали. – А уж Аскальду грабителю, мы воздадим по справедливости, достанет времени, помяните слово моё79.
Молодой посадник пришпорил коня и поехал сквозь толпу, которая тут же расступилась. Словно вздох облегчения пронесся над людской массой, жители города одобрительно кивали, на лицах появились улыбки.
– Вот такой хозяин нам люб, о народе заботится, и об общем деле печётся, – говорили мужики, поглядывая на удаляющихся русов.
Дружинники Олега последовали за своим вождём.
– Коль всё своё добро мужикам раздадим, много ль самим-то останется? – произнёс Сбыслав, кряжистый варяг, с чёрными как вороново крыло усами.
– Сегодня главное добро наше, это благодарность людская. Коль полюбят наст, да за своих сочтут, почувствуют, что не враги мы, не грабители, а защитники добрые, то тогда мы и своё вернём, да ещё и прибыток поимеем. А не полюбят, так тогда мы всю жизнь свою будем ждать, покуда нам вилами в бок не ткнут, или кистенём по шапке не огреют. Зерно мужику надобно, что бы озимые засеять успеть, что бы взошли они до снегов, да по весне вызрели, тогда и мужики и мы, все с хлебушком будем.
Сбыслав задумался, потёр бритый подбородок мозолистой ручищей и промолвил с ухмылкой.
– Ты, Олег хоть и варяг, да роду знатного, а про дела мужицкие поболе иного пахаря знаешь.
– Что бы народом править, что гриднем княжьим, что купцом, что землепашцем, надобно суть народную понимать, кого и что заботит, печалит, отчего горюшко людское, отчего счастие.
– Откуда ж ты про всё это знаешь, коли сам не пахал не сеял, да к торговому делу не приставлен, иль и вправду говорят, что ты ведун?
– Чтобы про всё, о чём ты говорил знать, самому пахать да торговать не надобно, да и ведовства тут никакого не требуется. Слушать людей надобно, глядеть в оба, да запоминать, что услышал, а про то, что услышал думать крепко, да зрить наперёд.
– Да, всё так вроде бы как ты говоришь, – задумчиво произнёс Сбыслав. – Но коль мужикам то хлеб весь раздадим, чем дружину кормит станем?
Олег усмехнулся, глянул на верного гридня и сказал задорно.
– Мужика землица да соха кормит, а воина отвага и меч, да рука верная. Неужто один только Аскальд нашим мужикам жизнь портил? Есть, небось по соседству, вороги, кого потрясти стоит, глянем, прикинем, да пощупаем у кого какая шкура, толстая иль нет. Пусть соседи наши нас боятся, а наши мужики почитают, тогда все и сыты и довольны останутся. Каждому зверю носить собственную шкуру.
Ознакомительная версия.
