Двадцатилетний Мухтар-паша еще не приобрел наглости своего отца. Он робел перед знаменитым русским адмиралом и его офицерами, но во время переговоров не отступил ни на шаг от того, что сказал ему отец.
Ушаков условился о жалованьи и питании солдат, и Мухтар-паша уехал в Бутринто готовить войска.
– Хорошо бы затащить в гости самого бандита Али-пашу, – усмехнулся Ушаков, обсуждая дальнейшие шаги.
– Не поедет: побоится, – высказал предположение Метакса.
– А что, если попробовать? Послать кого-либо с ответным визитом Мухтару, – предложил Пустошкин.
– Верно… Придется просить вас, Евстафий Павлович, – обратился адмирал к Сарандинаки. – Вы капитан флагманского корабля, вы знаете греческий язык…
– Пожалуйста. Я готов.
И на следующий день Сарандинаки отправился в Бутринто на фрегате «Сошествие св. духа».
Али-паша был польщен таким предложением, но опасался подвоха. Константинополь не раз покушался на его жизнь, и он боялся вероломства турок. Он отговаривался разными предлогами и наконец сознался, что верит русским, но не верит своим туркам.
– Но ведь, ваше превосходительство, вы будете гостем русского адмирала! – подчеркивал Сарандинаки. – Я даю вам слово русского офицера, что ни один волос не упадет с вашей головы!
Жажда почета превозмогла все доводы осторожности – Али-паша поехал, окруженный блестящей свитой и телохранителями. Его одежда и оружие сверкали бриллиантами, яхонтами и изумрудами.
Ушаков приказал встретить Али как полного адмирала. Кадыр-бей и турецкие флагманы были представлены ему самим главнокомандующим.
Турецкие адмиралы унизились до того, что целовали полу пашинской одежды.
Али-паша сиял от счастья, хотя глаза опасливо бегали, точно у волка, окруженного охотниками.
Ушаков угощал его по восточному обычаю: турецким кофе, вареньем и холодной водой. Причем велел подать серебряный кофейный сервиз – подарок Али-паши. Паша узнал его и улыбнулся.
После кофе гость осматривал адмиральский корабль.
Пока что все шло хорошо. Но вот Кадыр-бей пригласил повелителя Эпира осмотреть турецкий флагманский корабль.
Али-паша изменился в лице и с минуту не знал, что ответить. Ему на выручку пришел Ушаков: главнокомандующий попросил Метаксу сказать паше, что он будет сопровождать почетного гостя.
Али-паша с благодарностью глянул на русского адмирала.
Он все время держался рядом с Ушаковым и на турецком корабле пробыл только пятнадцать минут, не собираясь спускаться в нижний дек, хотя «Св. Павел» осмотрел до трюма. Паша отговаривался тем, что неотложные дела вынуждают его немедленно возвратиться в Бутринто, и поспешил покинуть турецкий корабль.
Али-паша цветисто благодарил Ушакова за прием, сказал, что считает большой честью быть знакомым с таким великим адмиралом. На его лице действительно было написано счастье: янинский паша уезжал к себе живым и невредимым.
Прошло десять дней, пока Али-паша прислал свои войска. Он клялся, что вышлет не менее трех тысяч человек, а на деле оказалось немногим больше двух.
– Вот негодяй. Сподличал даже тут! – возмущался капитан Сарандинаки.
– С паршивой овцы – хоть шерсти клок! – раздраженно сказал Ушаков: ему уже надоело возиться с этим бандитом.
Русские суда доставили войска Али-паши из Бутринто в порт Гуино. Моряки с удивлением смотрели на их непомерно длинные ружья. Командовал моряками дельвинский воевода Мустафа-паша.
Русские ждали, что и полководец у Али-паши под стать своему повелителю: такой же надменный, одетый в пышную, дорогую одежду. Но оказалось, Мустафу-пашу нельзя было отличить по виду от его рядовых бойцов. Он носил такой же грубый шерстяной капот, как и они, а на ногах – шерстяные онучи и кожаные постолы. Мустафа-паша ни на шаг не отходил от своих солдат – пил и ел вместе с ними. Русские были удивлены.
Ушаков поместил его и телохранителей у себя на «Св. Павле». Сарандинаки предложил гостю ночевать в кают-компании, но Мустафа-паша поблагодарил и остался со своими. Он закутался в капот и лег на баке возле пушек, окруженный телохранителями.
– Вот такой паша не проспал бы «Женеро», – заметил, проходя, Ушаков.
Федор Федорович решил не откладывать штурма. У него было двадцать линейных кораблей, одиннадцать фрегатов и свыше четырех тысяч сухопутных войск, считая прибывших алипашинцев.
Месяц назад он построил новую большую батарею на возвышенности у Пантелеймоновского монастыря, против старой крепости. На ней стояло тридцать пушек.
Штурм Корфу Ушаков назначил на 18 февраля.
За несколько дней до штурма к нему приехал из Константинополя султанский гонец. Он привез Ушакову от султана тысячу червонных «на самомалейшие расходы» и письмо великого визиря.
Визирь хвалил «мудрые распоряжения и взаимное согласие с нашим адмиралом» и так высоко оценивал Ушакова:
«Деятельность и храбрость Ваша обнадеживает Блистательную Порту к дальнейшим подвигам, она нелицемерно поставляет Вас в число славнейших адмиралов в Европе».
Ушаков обдумывал план штурма, советовался с Пустошкиным, Сенявиным, Сарандинаки, старался вникнуть в каждую деталь предстоящей сухопутной операции.
План штурма вырисовывался в таком виде: флот овладевает островом Видо, а сухопутные войска берут приступом передовые укрепления.
На первый взгляд это было чрезвычайно рискованное и почти невыполнимое дело. Во всей мировой морской истории не было примеров, чтобы флот шел на приступ сильнейшей крепости.
Ушаков собрал общий военный совет, на который пригласил всех капитанов русских судов и трех турецких флагманов. Он изложил собравшимся свой смелый, оригинальный план.
Русские, надеясь на беззаветную храбрость офицеров и солдат, на меткость артиллеристов, единодушно поддержали своего любимого адмирала, восхищаясь его смелым решением трудной задачи.
А турки сидели в растерянности.
Длинный Кадыр-бей задумчиво теребил свою седую бороду. Толстый Фетих-бей хлопал заплывшими ото сна глазами, силился понять, в чем дело. А пронырливый рыжий Патрон-бей кусал ногти.
– Ну, что же скажут господа турецкие адмиралы? – спросил Ушаков, глядя на них в упор.
Кадыр-бей очнулся от раздумья и сказал просто:
– Я не слыхал, чтобы какие-нибудь корабли могли взять крепость.
– Деревом камня не прошибешь! – сердито выпалил рыжий Патрон-бей и отвернулся.
Ушаков и не ожидал от них иного ответа. Он попросил драгомана сказать турецким адмиралам, что им нечего беспокоиться: русские суда пойдут в первой линии, впереди турецких.
Это сразу понравилось всем трем турецким флагманам. В опасности – быть сзади, в дележе – наравне. Это турки поняли без труда.
Они наперебой стали восхищаться мудрым планом главнокомандующего. А Ушаков, откинувшись на спинку кресла, смотрел на них, иронически улыбаясь.
После совета Федор Федорович сел писать подробнейший приказ о плане атаки острова Видо.
Поди, в Херсоне адмирал Мордвинов сам лично не соизволит написать ни единой строчки. К его услугам десяток разных писарей, канцеляристов, копиистов. Он знай себе подписывает.
И не подумает о том, что на русской Черноморской эскадре в Средиземном море у адмирала Ушакова нет ни опытных переводчиков с французского и английского языков, ни знающих письмоводцев. Надо все продумать и всем самому же написать: и тайному врагу милорду Нельсону, который так и смотрит, чтобы оставить русских в дураках, и явному врагу Али-паше, кто не менее коварен и жесток, чем Нельсон.
Приходится отчитываться перед всесильным самодуром-царем и отчитывать не имеющего никакой силы Кадыр-бея.
Тут Федор Федорович – один за всех. И швец, и жнец, и в дуду игрец!
Впрочем, не привыкать стать! Когда-то написал же Федор Федорович в одну ночь план борьбы с чумой. Теперь напишет план взятия флотом неприступных французских крепостей.
И Ушаков начал:
«При первом удобном ветре от севера или северо-запада, не упуская ни одного числа, по согласному положению намерен я всем флотом атаковать остров Видо…»
Он подробно указал, как должно поступать каждое судно, а затем так же обстоятельно рассказал, что делать десанту.
Не было забыто ничто:
«Гребным судам, везомым десант, промеж собою не тесниться, для того и посылать их не все вдруг, а один за другими».
Или:
«…Также сказывают, хотя и невероятно, будто есть по острову в которых-то местах набросанные колючки, засыпаны землею и позакиданы натрускою травой, так что без осторожности можно на оных попортить ноги…»
И когда все было досконально разъяснено каждому участнику штурма, окончил:
«Прошу благословения Всевышнего и надеюсь на ревность и усердие господ командующих».
Подготовка к штурму велась уже с 16 февраля.
17 февраля командиры всех судов и десантных отрядов получили приказ Ушакова и сто тридцать сигналов, которые выработал штаб главнокомандующего для управления штурмом.
