— Да благословит бог твое красноречие, праведный Андрее! Если в будущем мне понадобится поскорее внести ясность в какое-нибудь дело, я прежде всего спрошу тебя. Ну, выкладывай дальше — что потом было с этой девушкой в мужском платье?
— Она была ранена.
— Кто ее ранил?
— Дюфтлер.
— Уже после своей смерти!
— Нет, до смерти. Они выстрелили разом. Мы услышали только один выстрел и увидели, что упало два человека. Дюфтлер сразу умер, а девушка осталась жива. Будь она мужчиной, мы бы тотчас же прикончили ее, но так как она девушка, то мы привезли ее на суд к высшему начальнику.
— Правильно. Она красива?
— Как агнел.
— Приведи ее сюда.
— Она во дворе, на носилках, не может встать. У нее есть спутник, такой чудной, говорит, будто он названый брат начальника, Гавриил.
— Мой названый брат Гавриил! — воскликнул Иво, вскакивая. — Что же ты, болван, мне это сразу не сказал?
Иво поспешно вышел из шатра, все остальные последовали за ним. Гавриил стоял во дворе, окруженный многочисленной стражей. Подле него на носилках лежала Агнес. Ее бледное прекрасное лицо было открыто, тело прикрывал кафтан Гавриила. Названые братья тотчас же узнали друг друга: у старой вражды память острее, чем у старой дружбы. Их первое чувство, по крайней мере у Иво, было враждебное.
— Смотри-ка, наш татарчонок опять воскрес! — воскликнул он насмешливо, и его единственный глаз злобно сверкнул. — Я думал, ты в России уже давно помер с голоду.
Во всякое другое время Гавриил ответил бы резко. Кровь и сейчас бросилась ему в голову, но он сдержался и ответил тихо, почти умоляюще:
— Иво, ты вправе надо мной насмехаться. Ты стал человеком известным и могущественным, а я скитаюсь по белому свету. Я пришел к тебе не ради себя самого, мне от тебя ничего не нужно, но будь милосерден к этой несчастной девушке — она тяжело ранена и может умереть, если будет лишена заботливого ухода.
Что-то тронуло жестокое сердце Иво — то ли смиренный, просительный тон, какого он никогда в жизни не слыхал от Гавриила, то ли вид бледной, прекрасной Агнес; поэтому Иво сказал уже гораздо мягче:
— Кто эта красивая девушка?
— Я не хотел бы говорить об этом при всех, — тихо ответил Гавриил.
— Тогда пойдем в шатер.
— Я не могу оставить больную, пока не увижу, что она хорошо устроена.
— Поднимите девушку и уложите ее на постель в моем шатре, — приказал Иво.
— В твоем шатре? — запинаясь спросил Гавриил, предчувствуя недоброе.
— А что такое? — резко спросил Иво. — У меня здесь для больных лазарета нет. Если девушку, которая убила моего человека, я принимаю в свой шатер, то это большая милость с моей стороны.
Гавриил вопросительно посмотрел на Агнес — та еле заметно кивнула головой. Ни слова не говоря, Гавриил взялся за носилки. Когда Агнес уложили на мягкую постель за занавесом, Иво приказал всем выйти и остался с Гавриилом в передней половине шатра, чтобы переговорить с названым братом с глазу на глаз. Гавриил коротко рассказал, что произошло с ним и его спутницей после нападения русских на мызный лагерь в Куйметса. Но о тех событиях, которые он считал самыми важными для себя, он, конечно, умолчал.
Иво выслушал его с напряженным вниманием, потом, подумав с минуту, спросил шепотом:
— Ты любовник этой рыцарской барышни? Глаза Гавриила сверкнули, но он холодно ответил:
— Твоя шутка неостроумна, Иво Шенкенберг.
— У меня только один глаз, но он остер, — усмехнулся Иво. — К чему напрасно отпираться? Ведь мы старые друзья и названые братья, между нами тайн быть не должно. Или ты так боишься гнева старого Мённикхузена? Не бойся предательства с моей стороны, хоть я и не был бы слишком огорчен, увидев тебя на висе лице.
Я ведь в твоих руках, ты можешь и сам вздернуть меня на виселицу, если это тебя позабавит, — возразил Гавриил с невольной язвительностью. — Это была бы самая подходящая расплата за те бесчисленные пощечины, что ты от меня получал.
— Хорошо, что ты напомнил мне о пощечинах, — проворчал Иво, немного покраснев. — Это придает делу более серьезный оборот. Мне очень хочется повесить тебя вверх ногами, как это сделали с твоим дедом.
— Иво!
Словно глухое рычание вырвалось из груди Гавриила. Еще немного — и детские воспоминания Иво нашли бы себе подтверждение в новых пощечинах. Храбрый воин оторопело отступил на шаг назад и схватился за меч.
— Я вижу, ты человек опасный, — сказал он нетвердым голосом.
— Гавриил! — донесся из-за занавеса мягкий умоляющий голос. Гавриил, услышав его, задрожал всем телом. Он понял, что в своем внезапно вспыхнувшем гневе зашел слишком далеко. Сдержать себя было не легко, но Гавриил все лее овладел собой.
— Не сердись, Иво! — сказал он спокойно. — Мы ведь выросли вместе, зачем лее нам постоянно травить и задирать друг друга? Я никогда не таил злобы ни против тебя, ни против твоего брата; если иногда я, по своей вспыльчивости, бывал неправ, то сам из-за этого страдал. Что мешает нам помириться и впредь оставаться друзьями? Подумай, ты счастливее меня и сейчас гораздо могущественнее, а долг всех счастливых и могущественных — проявлять милосердие и великодушие.
— Я сам знаю, что повелевает мне долг, — проворчал Иво. — Нечего тебе меня учить. Моя первая обязанность — обезвредить опасного пройдоху. Ты — сын русского бродяги и бежал из дома моего отца прямо в Россию. Кто мне поручится, что ты теперь не русский шпион?
— Нет, Иво, я не шпион, — сказал Гавриил серьезно и печально.
— Это, видно, произошло совершенно случайно — что русские напали на Куйметса как раз в то время, когда ты там находился?
— Я пришел туда с совсем другой стороны и ничего не мог знать о намерении русских, стоявших в Пайде.
— Удивительное совпадение! — насмешливо произнес Иво. — Зачем лее ты тогда явился в Куйметса, что тебе там нужно было?
— Ничего. Я проходил мимо лагеря, и сам начальник мызных воинов пригласил меня туда.
— Откуда лее ты шел и куда направлялся?
— Я шел из Вынну, направляясь в Таллин.
— Что ты делал в Вынну?
— Был русским воином.
— Опять странное совпадение, — насмешливо заметил Иво. — Русский воин из Вынну случайно попадает в мызный лагерь, и сам начальник приглашает его к себе. Это все так ясно, что невольно поверишь.
— Я лее сказал тебе, что шел в Таллин.
— Что тебе нужно было в Таллине?
— Я разыскиваю своего отца.
— Твой отец, вероятно, первый бургомистр в Таллине?
— Мой отец леивет в Швеции.
— Весьма вероятно, если только голод или виселица не сократили его драгоценную жизнь… Тише, тише, оставь свою дубинку в покое. То прекрасное время, когда мы угощали друг друга кулаками и дубинками, к сожалению, миновало. Сейчас мы с тобой поговорим по-другому.
Иво отдернул занавес у входа в шатер, велел десяти человекам войти и, указывая на Гавриила, сказал:
— Свяжите этого человека и отведите его в палат ку моего брата.
Люди, как волки, накинулись на Гавриила.
В ту лее минуту в другой половине шатра раздался болезненный, душераздирающий вопль. Гавриил вырвался из рук людей, бросился к постели Агнес и упал перед ней на колени. В глазах Агнес отражалось безумное отчаяние.
— Они хотят тебя убить? — крикнула она с ужасом.
— Это не беда, но что будет потом? — в смятении воскликнул Гавриил.
Сильные руки снова схватили его за ворот и за руку. Как разъяренный лев, вскочил Гавриил, стряхнул с себя нападавших, вытащил из дубинки меч и воскликнул, сверкая глазами:
— Живым никто меня не свяжет! Да падет моя кровь на твою голову, Иво Шенкенберг!
— Не разыгрывай комедию, — холодно сказал Иво. — Никто не жаждет твоей крови, но ты подозрительный человек и за тобой надо следить. Ты останешься в заключении, пока мы не придем в Таллин.
— А потом?
— А потом суд разберет, виновен ли ты в разгроме Куйметса. Если суд решит, что ты не виновен, ты можешь с миром отправляться на поиски своего отца.
— Выслушайте меня! — вдруг воскликнула Агнес. Она приподнялась на постели, глаза ее горели, на бледном лице появилась легкая краска; девушка была изумительно хороша в своем глубоком душевном волнении. Как зачарованный глядел на нее Иво. В шатре все затихло.
— Вам известно, что я — дочь владельца Куйметса, Каспара Фон Мённикхузена? — сказала Агнес твердым голосом.
— Я это знаю, — пробормотал Иво.
— Хорошо. Я свидетельствую и клянусь, что этот человек не виновен в падении Куйметса. Верите вы мо ему свидетельству?
— Я верю, что вы, высокочтимая фрейлейн, этому верите; но, к сожалению, мой долг перед родиной повелевает мне быть недоверчивым., — ответил Иво улыбаясь.
— Вы оскорбите меня и моего отца, если тронете этого человека, — воскликнула Агнес, вспылив. — Рыцарь Мённикхузен могущественен, и он дорожит им.
