В пояс князю поклонился невзрачный с виду, слегка косоглазый боярин. Это был Тукы, брат боярина Чудина, бывалый воин. На него и его брата князь мог положиться во всем. В те времена, когда Изяслав был молод и горяч и не всегда помышлял о выгоде, он возвысил этих незнатных воинов из племени чудь. И никогда об этом Ярославич не жалел. Чудины служили ему верой и правдой.
Тукы сказал:
– Видишь, княже, люди взвыли. Пошли воинов постеречь Всеслава.
– Пошли воинов ко Всеславу, – повторил другой голос. – Пусть, вызвав обманом, пронзят его мечом!
Князь быстро повернул голову в сторону говорившего, смерил его гневным взглядом.
О, Святополк всюду имеет свои уши и рты! Он не может дождаться смерти отца. Он хочет впиться ему в горло еще при жизни, вырвать из ослабевших рук власть.
Что делать? "Люди взвыли", – молвит Тукы. Нет, люда князь не боится. Он помнит науку властителей:не нашел виноватого – поищи несчастливого. Гнев людей можно направить в другое русло. Разъяренная толпа получит жертву и уймется. Они хотят пролить кровь? Так и быть, князь предоставит им такую возможность. Он скажет:"Вина за все, за поражение, за горе и обиды – на чужеземцах". Но кого выбрать – греков или чудинов? За греками стоит могучая Византия. Выходит – чудинов.
Князь не может решиться и на это. А вдруг толпа так разойдется, что чудинов ей покажется мало? Появилась новая мысль:язычники! Кудесники напророчили беду от поганых. Кудесники наволхвовали поражение в битве с половцами. Вот на кого надо натравить толпу. Пусть одна половина люда пойдет на другую и пусть на время забудут о князе. А там он сам напомнит о себе.
Ярославич решил:язычники за все в ответе. Да низвергнется на них гнев люда!
Но не только простонародье вышло против Изяслава. Многие бояре, игумен Феодосий, черноризцы хотят другого князя. Ярославич лихорадочно соображает:язычников не трогать. Надо найти среди ближних бояр ответчика.
Толпа уже близко. Уже можно разобрать отдельные крики. Среди них чаще всего слышался один:
– Коснячко проклятого давай! Через Коснячко от поганых едва утекли!
Взгляд князя остановился на посиневшем от страха лице старшего воеводы. Вот она – жертва! Князь бросит его, словно пастух козленка, в набежавшую стаю волков и тем спасет свою жизнь.
"Надо свалить всю вину на князя", – думал в это же время насмерть перепуганный Коснячко.
А толпа уже бурлила у дворца. Медленно переступая нетвердыми ногами, князь подошел к оконцу, распахнул его и спросил:
– Чего хотите?
Вперед выступил градодел Дубонос.
– Половцы растеклись по нашей земле. Дай, княже, оружие и коней. Сами с погаными будем биться!
Словно эхо, подхватил эти слова разноголосый хор:
– Коней и оружие!
Князь отступил от оконца. Коней и оружие? Да, их давали люду русские князья, давали оружие дед Владимир и отец Ярослав, поднимали силу, против которой никакой ворог не мог устоять. Но и они, и он, Изяслав, всегда помнили, как опасна эта сила и для тех, кто ее вызвал. "Я бы дал им то, чего они просят, – думает Ярославич. – Дал бы, но в другую годину. А сейчас такое деяние смерти подобно. Это все равно что от власти отступиться. От стола киевского…"
Он знает, что опасность этой силы для него возросла во сто крат после поражения от степняков и его бегства с поля битвы. Знает о песнях, которые поют скоморохи на Подолии о киевском властителе, – о том, как предал он своих воинов, оставив погибать. А еще – о клятве, которую преступил. Да ведь не в скоморохах дело. Но даже монахи заклеймили его, даже Феодосий предал. И к тому же, среди этих людей, что бушуют внизу, немало наемных убийц – воинов Всеслава. Они только и ждут, чтобы посадить на киевский стол своего властителя, они распускают слухи и мутят люд. "Нет, сейчас нельзя давать люду оружие, – думает князь. – Сейчас эти неразумные страшнее половцев. Степняки придут и уйдут…"
Он, конечно, понимает, что кочевники растекутся по небольшим селениям, будут убивать и жечь, возьмут в рабы много простой чади, но ему, князю, от них можно всегда откупиться. Если уплатить ханам дань, они не станут рисковать, не поведут своих воинов на штурм киевских стен, не отнимут у Изяслава Ярославича власть. "Господи, воистину пути Твои неисповедимы, – с отчаянной тоской думает князь. – Старался для земли родной, для своих людей, а свои для меня оказались опаснее чужинцев. Чужие уходят, а свои остаются. И откупиться от них нечем, и нельзя откупиться. Я ли хотел этого? Ты все видишь, Господи! Ты ведаешь, что блага я для родной земли желал, блага и могущества. Ибо в том и мое могущество. Отчего же пропасть бездонная передо мной открылась и свои в ту пропасть меня толкают?. . "
Тошнота подкатилась к горлу князя, и он пошатнулся, оперся на плечо близстоящего боярина. А боярин Иоанн встал на его место и крикнул зычным басом:
– Слушайте, неразумные! Земля наша могуча и щедра. Многомудрыми князьями она прославлена и вознесена до небес. Владимир Святой зажег над ней свет истинной веры. Ярослав совокупил ее воедино и мечом отгонял поганцев. Разве забыли о том? Разве забыли, что у князя можно просить, а не требовать, и его решение подобно закону божественному? Без Бога свет не стоит, без князя земля не правится. Или своим непослухом хотите лишиться земли благодатной? Русской земли, знаемой во всех странах!
И снова заговорил Дубонос:
– Не вали, боярине, с больной головы на здоровую. Не мы распрю в родной земле затеяли. Мы оборонить хотим землю, которую князь оборонить не смог. Дай оружие и коней!
– Оружие и коней дай! – подхватила толпа.
Камень, пущенный меткой рукой, ударил в лоб боярину. Иоанн упал. Дружинники заметались по светлицам, занимая места для обороны. Чудин схватил за руку растерянного Изяслава и увлек за собой к тайному ходу из дворца. За ним последовали княжичи. Изяслав не сопротивлялся. Он с ужасом прислушивался к шуму толпы:
– Оружие и коней!
– Коснячко на расправу!
– Изяславе, иди от нас!
"Неужели это кричат те самые люди, что покорно подставляли спины под плети тиунов? Кто же их научил? Не иначе как воины Всеславовы. Да еще подольские неслухи. Но ведь подольские неслухи – простая чадь, стадо, а стадо разума не имеет. Оно идет туда, куда гонит пастух, пастырь. Простую чадь легко обмануть. Но почему же сейчас ее нельзя утихомирить?"
Щека князя дергается, он не может сдержать дрожь. Кто поможет? Сыновья? Но княжич Святополк не дождется дня его смерти, чтоб самому сесть на престол. Княжич Мстислав считает его слабовольным и боязливым. Бояре? Они прикидывают, на чью сторону выгодно стать.
Столько лет он властвовал над русичами. Он говорил от их имени с иноземными послами. Он повелевал их жизнью и смертью. Он говорил гордо "мой люд", но иногда забывал, что это – люди. Он говорил "моя земля", но не всегда помнил, что это и их земля. Ведь они были для него теми фигурками, которые он передвигал на шахматной доске в игре с византийскими царедворцами. Он заботился о них – "дабы плодились и землю возделывали" его землю. Оказалось, что он не знал их, а может быть, мало мечом работал – "дабы покорны были".
"Изяславе, иди от нас!"
Значит, они захотели другого властителя, захотели отдать киевский стол другому?
На лице князя выражение страха сменяется судорогой злобы. Теперь он знает, что будет делать, где искать помощи. Надо только уйти от озверевшей толпы. Скрыться пока на подворье Чудина. Там искать не будут…
Поздней ночью князь Изяслав с сыновьями бежал из Киева. С ними ехала немногочисленная дружина:Склир Жариславич, Коснячко, братья Чудин и Тукы, боярин Пестослав и еще два десятка воинов. Склир вначале хотел остаться в Киеве, но, посоветовавшись с отцом и братьями, решил сопровождать изгнанного властителя. Жариславичи старались обезопасить себя на тот случай, если Ярославич вернется в Киев с ляхами.
Изяслав ехал молча, угрюмо опустив голову. Мрачные мысли громоздились в ней. Как случилось, что его изгнали? Его, сына Ярослава Мудрого, внука Владимира Святого! И кто – челядины, кожемяки, смерды… Презренные рабы. За все, что он сделал для них…
"Разве не я покорил голядов и торков, не давал им нападать на Русскую землю? – думает князь. – Не я ли притрепетал чудь и Литву? Не я соединил мудрость отца со своим остромыслием и дописал "Русскую правду"?
Да, я преступил клятву. Но не для того ли, чтобы не дать разгореться распре и расколоться державе? В чем же моя вина? Где и когда я ошибся? Половцы разбили мое войско на Летском поле из-за трусости и своеволия бояр… Но разве не терпел поражения Ярослав? И ведь я собрал бы новое войско и грозно обрушился бы на степняков…"
Обида и злоба подогревают одна другую, сливаются воедино, как два потока реки. Все предали его. Даже игумен Феодосий, даже монахи. Нет с ним сейчас и того отрока, которого он поднял из грязи и даровал свое имя. Сказано мудрыми:"Не возноси раба:умножится не его благородство, а его ненависть".
