Лишь надежда на будущее избавление от мерзостей «второго Вавилона» не позволяла Гавлониту лишить себя жизни. И несколько скрашивало эту самую жизнь любопытство – никогда еще не доводилось ему изучать образ жизни столь далеких от еврейского воина-законоучителя существ, как римские «волчицы»!
Многие проститутки, особенно «боны меретрисы», жили отдельно, большей частью в наемных квартирах. Иногда личные жилища дам полусвета служили притонами для свиданий. «Лупы» обитали в одиночку или по нескольку человек в небольших борделях, где часто стояли рядами перед дверями совершенно голые или в тонких прозрачных одеждах или даже лежали в окнах. При входе посетитель мог, не торопясь, осмотреть всех и выбрать любую.
В публичных домах двери всю ночь были открыты, и заглядывать туда мешал только пестрый занавес.
Грязь вертепов, их узкие, маленькие и темные помещения Гавлонит воспринимал с чувством брезгливости, поэтому старался осматривать пациенток преимущественно в лучших лупанариях или в более элегантных комнатах обыкновенных борделей.
По пути из одного вертепа в другой Мнемон, как всегда, повышал его образование:
– Постоянный тип проститутки со всеми его особенностями складывается под влиянием ее развратного ремесла. Блудница сознает себя всеобщим объектом наслаждения, чувствует и поступает соответственно этому сознанию, подобно проститутке Таис у Менандра, которая воплощала в жизни принцип абсолютно всех этих самопродажниц: никого не любить, но перед всеми всемерно изображать любовь и прежде всего иметь в виду как можно больший барыш.
Общаясь с пациентками, Гавлонит понял, почему в Риме лживость и лицемерие «волчиц» стали притчей во языцех и появилась пословица: «Клятве проститутки не надо придавать веры»; и почему поэт Гораций говорил о «клятвопреступной проститутке» как о чем-то обыденном; и почему Проперций доказывал, что сводницы специально обучают своих питомиц искусству лгать.
– Это профессиональная лживость, – объяснила Лесбия. – Девушка обязана лицемерить, выказывая любовь своему случайному посетителю, дабы сильнее раздражить его страсть и добиться большого гонорара. Несмотря на половое безразличие и нечувствительность, она должна соответственными движениями и вздохами изображать оргазм. Другие обманные приемы гетер – фальсификация кушаний и напитков, за которые, естественно, платит клиент...
Характерная черта «луп» – нахальство и дерзость, проявлявшиеся, с одной стороны, в безобидной форме остроумия, а с другой – в грубых, агрессивных действиях. Излюбленным приемом было закидывание яблоками. Однажды на глазах у Гавлонита проститутка бросила в голову мужчине наполненный кровью пузырь, который лопнул и запачкал его. «Сага» со смехом рассказывала о выливании ночных посудин на головы несчастных прохожих, чем-либо возбудивших против себя гнев обитательниц лупанариев.
С этим нахальством тесно связаны были бесстыдство и наклонность к пошлостям, которыми отличались не только обыкновенные проститутки, но слишком часто и «боны меретрисы», и подражавшие им патрицианки. На улицах раздавались более чем пикантные песни кастаньетных танцовщиц. Знатные матроны, не уступая гетерам, вели самые неприличные разговоры.
В Иудее слабый пол ограничивали в бодрящих напитках. Еврейки выпивали не более чем по чаше вина утром и вечером. Тем ужаснее показалось еврейскому законоучителю такая обыкновенная черта «луп», да и вообще римлянок, как наклонность к хмельному. Одна из его пациенток, «волчица» по имени Филлис, брала за услуги не деньги, не подарки, а исключительно кувшины вина. Более старые гетеры, куртизанки, шлюхи вообще становились полностью зависимы от даров Бахуса.
В то же время квиритки, даже легкого поведения, отличались, как и иудейки, набожностью и каким-то наивным благочестием. Правда, проявлялось оно у представительниц двух народов по-разному. Дщери Иакова славили в молитвах Адонаи в синагогах и дома. Правнучки Ромула к месту и не к месту упоминали Афродиту – Венеру, Амура – Купидона и Эроса, непременно принимали участие в афродизиях и других религиозных празднествах, клали к пьедесталам идолов монеты, венки, букеты цветов и мази. Богатые гетеры дарили храмам ценные статуи.
Две пациентки Иуды, по профессии музыкантки-аулетриды, признались, что временно стали безработными, так как принесли в жертву «рожденной из пены» свои флейты. Венере Киприйской также посвящали зеркала, искусственные шиньоны и другие предметы, служившие украшением для дам полусвета.
Наряду с многими дурными качествами «волчиц», у них не наблюдалось недостатка и в благоприятных чертах характера. Даже циничная злоязыкая Лесбия, мало для кого находившая хорошее слово, как-то охарактеризовала знакомую проститутку, жившую с ней по соседству, следующим образом:
– Золотое сердце, обращенное к добродетели, и истинная подруга.
Обыкновенно блудница, по большей части рабыня, очень рано вынуждена была предаваться своей профессии, а потому детская проституция была весьма обширна. Знаменитая гетера Неэра стала продавать себя с десяти лет.
С другой стороны, Лесбия приводила примеры, когда женщина очень поздно становилась профессиональной шлюхой. Обычно в зрелом возрасте к самопродажничеству прибегали вдовы, которые не могли прокормить себя одними трудами рук своих.
Многие римлянки, с детства предназначенные для профессии гетер, занимались ею в течение двадцати, тридцати, сорока и даже пятидесяти и шестидесяти лет. Таких ветеранок проституции Иуда тоже лечил и дивился тому, что кто-то платит сестерции за право проникнуть в их дряблые морщинистые тела. Оказалось, они пользовались немалым спросом: у любителей старушек и, как ни странно, у зеленых новичков – из-за их опыта.
Занятие хоть каким-то делом лишь ненамного смягчило шок, вызванный у Иуды столкновением с богопротивной римской культурой и отчаянием от безысходности своего положения. Вдобавок Гавлонит все сильнее тосковал по отчизне. Умерить душевную тоску ему помогла встреча с земляками – обитателями «еврейского квартала» в Вечном городе, о котором он узнал случайно от соотечественницы-куртизанки.
Вне пределов родины потомки Иакова в те времена вели по большей части кочевую жизнь. Слуги, торговцы, мелкие ремесленники обходили все города на побережье Великого моря. Деятельные, трудолюбивые, честные (правда, только с соплеменниками), они всюду несли с собой свои идеи Божьего царства, свою экзальтацию, свой добрый пример и господствовали над местным населением, в религиозном отношении стоявшим на более низком уровне развития (по мнению самих евреев, конечно), как часто господствует горячо убежденный человек среди равнодушных.
В Вечном городе их пристанищем сделалась гавань, где выгружали товары, привезенные на шаландах из Остии. Близлежащий квартал был населен иудеями и сирийцами – народами, по словам Цицерона, «рожденными для рабства».
Первое ядро еврейской колонии в Риме состояло преимущественно из вольноотпущенников – в основном потомков тех, кого Помпеи привел пленниками в метрополию. Сыны Иакова прошли через рабство, ни в чем не изменив своим отечественным законам. До сих пор нас поражает в иудействе именно эта верность своей религии, благодаря которой еврей, закинутый хотя бы за тысячи миль от своей родины, и через несколько поколений остается таким же правоверным.
Римские синагоги поддерживали постоянное сношение с Иерусалимом. Первоначально образовавшаяся колония была усилена многочисленными новыми выходцами. Эти бедняки высаживались сотнями в Риме и жили тесной семьей в квартале, прилегающем к Заречному. Работали носильщиками, занимались всякого рода мелкой торговлей, являя гордым италийцам тип, впоследствии ставший слишком близко и хорошо им знакомым, – тип нищего, дошедшего до совершенства в своем ремесле.
Уважающий себя квирит никогда не заглядывал в эти отвратительные захолустья – в пригород, отданный в жертву презираемым классам общества и всяким отталкивающим смрадным работам. Здесь были сосредоточены дубильни, мастерские кишечных струн, гноильные чаны и тому подобные промыслы. Злополучным пришельцам жилось довольно спокойно в отдаленном квартале среди тюков с товарами, гостиниц последнего разбора и носильщиков, у которых там была главная квартира. Эдилы появлялись здесь, только когда драки становились чересчур кровопролитными или же повторялись слишком часто. В Риме имелось немного мест, где жилось столь свободно; политикой тут не занимались. Никто не мешал пришельцам не только выполнять обряды своей религии, но и пропагандировать ее.
Под охраной внушаемого ими презрения, да и малочувствительные к насмешкам гоев, евреи в Затибрии вели очень деятельную общественную и религиозную жизнь. У них работали школы «хакамим»: нигде так тщательно не соблюдались обрядовые и ритуальные предписания Закона; нигде не было такой совершенной организации домов собраний; звание «отца и матери синагоги» ценилось очень высоко. Богатые язычницы, обращенные в иудейство, принимали библейские имена, делали прозелитами своих рабов, призывали к себе мудрых наставников-раввинов толковать им Писание, строили молитвенные дома и гордились тем уважением, которым пользовались в этом маленьком мирке.
