На пороге стояла Людмила. На ней было ярко-желтое платье, волосы стягивала синяя лента. В руках она держала деревянный поднос с красными и желтыми яблоками.
«Какая она красивая», — подумал Медвежья лапа.
Людмила, увидев мужа у окна, поставила поднос на стол, быстро подошла к мужу и с беспокойством проговорила:
— Ты почему встал? Ты же еще болен.
Уставший Медвежья лапа оперся об ее плечо.
— Все, надоело мне болеть! Пора делом заняться! — решительно сказал он.
Людмила, смеясь, проговорила:
— Какое дело? Ты же еще и ходить сам не можешь.
— Могу! — упрямо проговорил Медвежья лапа, отвел ее руку в сторону и попытался пройти по комнате. Но от быстрого движения у него закружилась голова, и он едва не упал.
Людмила быстро подставила ему свое плечо.
— Ты точно капризный ребенок, — сказала она.
Держась за ее плечо, Медвежья лапа прошел к кровати и сел. Но ложиться не стал.
— Я принесла яблоки. Тебе дать яблоко? — заботливо спросила Людмила.
— Не надо, — сказал Медвежья лапа.
— Тебе что-либо другое дать? — спросила Людмила.
— Дай попить квасу, — попросил Медвежья лапа.
Людмила наполнила из кувшина кружку квасом и подала ее мужу.
Медвежья лапа жадно опустошил всю кружку, затем отдал ее Людмиле. Та поставила кружку на стол рядом с кувшином и вернулась.
Пока она относила кружку, Медвежья лапа лег. Он показал на кровать рядом с собой и сказал:
— Присядь, милая жена.
Людмила села на край кровати.
— Как я вижу, ты увезла меня в село, — сказал Медвежья лапа.
Людмила кивнула головой и сказала:
— В городе оставаться тебе было бы слишком опасно.
— Расскажи, что происходит в городе? Наказал ли князь морских разбойников? — задал вопросы Медвежья лапа.
Людмила положила на его сильную руку свою нежную ладонь.
— Все плохо, — сказала Людмила. — Морские разбойники разбили князя Буревого, и захватили город. Я едва успела тебя вывезти в село. Даны наложили на горожан выкуп. Горожане заплатили выкуп. Но в городе все равно неспокойно — даны грабят горожан по ночам. Хотя, говорят, что конунг Готлиб хочет остаться и править славянскими землями.
— А что князь делает? — прервал ее Медвежья лапа.
— Говорят, князь укрылся в Кореле. Даны хотели взять Корелу. Князь нападение отбил. Но недавно пришли слухи, что князь Буревой был ранен и умер.
— Правда?!
— Правда или нет — неизвестно.
— Не дай бог! Бедный Гостомысл, если это случилось! — сказал Медвежья лапа, печально качнув головой.
— Ему должно быть очень плохо. Говорят, что старая дружина разошлась, — сказала Людмила;
— Но с кем же он теперь остался?! — заволновался Медвежья лапа и с трудом сел. — Гостомысл совсем молод. Он же еще мальчик!
Людмила с вздохом проговорила:
— Плохо Гостомыслу. Если он еще жив. Но по обычаю дружинники после смерти князя вольны уходить к другому князю. Что им может дать мальчик? У него нет ни силы, ни богатства, ни опыта. Погибнут те, кто с ним останется.
— Не погибнут. Князь силен дружиной, а дружина сильна князем, — возразил Медвежья лапа и сокрушенно запричитал. — Но там же бояре Храбр, Вячко, Стоум. Они опытные воины. Неужели они его бросили? Как же они могли бросить сына своего вождя?
— Они могли погибнуть, — сказала Людмила.
— Могли. И нет у Гостомысла помощников. Надо идти ему на помощь! — сказал Медвежья лапа и попытался встать на ноги.
— Погоди. Не вскакивай, — словно непоседливого ребенка придержала мужа Людмила.
— Мне надо идти! — сказал Медвежья лапа.
Людмила ахнула:
— И куда ж ты собрался идти, если ты до двери дойти не можешь!
— Не могу. Пока. Но я даже на карачках поползу, чтобы выручить князя! — горячо проговорил Медвежья лапа.
— Твой князь умер. А дружина служит князю, а не роду, — снова напомнила Людмила.
— Гостомысл его наследник. После того как умер Буревой, он стал князем словенского племени, — сказал Медвежья лапа.
— Словены его не выбирали князем, — возразила Людмила.
— Выберут! — уверенно проговорил Медвежья лапа.
— Это еще почему? — спросила Людмила.
— Потому что Гостомысл наследник рода словенских вождей, — сказал Медвежья лапа.
— Племени нужен защитник, а не обуза. Зачем словенскому племени военным вождем мальчишка? — сказал Людмила.
— Ты не права, — сказал, сердись, Медвежья лапа.
— Почему? — спросила Людмила.
— Потому что вожди вырастают из мальчишек, — сказал Медвежья лапа.
— Все матери растят своих сыновей, зная, что те станут их защитниками и кормильцами. Но, чтобы из мальчишки вышел защитник, нужно время и забота. К сожалению, горожане не хотят ждать. Да и не могут — город захвачен иноземцами. Разве может мальчишка выгнать иноземцев из города? Иноземцев, которые разбили его отца, который никогда не терпел поражения, — сказала Людмила.
— С дружиной... — начал Медвежья лапа.
Людмила перебила мужа:
— Но у него нет дружины!
— Будет.
— Вот когда будет, тогда он и станет князем.
Медвежья лапа рассердился окончательно.
— Женщина, молчи, ты лезешь не в свои дела!
— Я беспокоюсь о нашем сыне. Если ты уйдешь к Гостомыслу и погибнешь, то кто позаботится о твоем сыне? Зачем тебе это надо? Какая тебе из этого выгода? Не лучше ли найти себе другого князя? — сказала Людмила.
— Не все меряется выгодой, я давал князю Буревому клятву, что буду служить ему, и...
Медвежья лапа встал и осторожно прошел по комнате. Взял с подноса желтое, почти прозрачное, яблоко, поднес его к лицу и вдохнул медовый запах. Затем подошел к окну.
За окном пламенем горела верхушка клена.
Людмила подошла и встала рядом.
— Старый клен, — сказал Медвежья лапа.
— Он всегда был старый, — сказал Людмила.
— Нет, он был молодым. Я хорошо помню это, — сказал Медвежья лапа.
— Наверно, — сказал Людмила.
— Там было несколько деревьев. Они были тогда, как прутья. Я тогда тоже был маленький, лет шесть мне было. Мне отец подарил меч, и я этим мечом рубил прутья. Я все деревья срубил, осталось только одно. Я и его намеревался срубить, но меня матушка тогда позвала обедать, и я не успел срубить это дерево. Так вот это дерево и уцелело. Видишь, какое выросло, — проговорил Медвежья лапа.
— Значит, такова была воля богов, чтобы это дерево осталось целым, — сказала Людмила.
— А я всегда думал, что это произошло по моей воле, — сказал Медвежья лапа.
— Нет, ты был только исполнителем воли богов, — сказала Людмила.
— Это я не захотел рубить дерево, — сказал Медвежья лапа.
— Желание сохранить дерево тебе внушили боги, — сказала Людмила.
— Если моими желаниями руководят боги, то не значит ли, что желание помочь Гостомыслу исходит от богов, которые покровительствуют ему? Разве можно противиться желаниям богов? — задал вопрос Медвежья лапа.
Людмила тяжело вздохнула и проговорила:
— Ты знаешь, что тебе делать. Наши обычаи не позволяют женщинам вмешиваться в дела мужчин. Но позволь все же дать совет, — Гостомысл сейчас сидит в Кореле, добраться до него очень тяжело. Поэтому прошу только об одном — немного наберись сил. А там наступит осень, туманы садятся на воду, поэтому легче будет пробраться в Корелу.
Медвежья лапа коснулся губами виска жены, — волосы защекотали кожу на носу, — и глубоко вдохнул запах ее волос, сладко пахнущий свежим хлебом.
Ему не хотелось расставаться с женой, сыном и тем покоем, что царил в доме. Он подумал, что только на старости лет человек начинает ценить то, что в молодости казалось ему глупым и пустым: домом, женой, детьми. Но пришло время, и все, что ценил юноша, оказалось пустым и глупым, а то, что он презирал в молодости, оказалось смыслом жизни.
Утренняя трапеза проходила в горнице
Конунг Готлиб, расслабленно откинувшись на спинку кресла, лениво рассматривал в руке золотую, похожую на небольшую ладью, чарку с хмельным медом. После вчерашнего вечернего застолья у него гудела, точно пустая бочка на свежем морском ветре, голова.
Рядом Харальд жадно обгладывал жареную свиную ножку. Старому морскому волку все было нипочем, — он был проспиртован так, что, казалось, поднеси к нему огонь, и он вспыхнет ярким костром.
За столом, по обычаю, также сидели лучшие воины.
Обычно во время обеда стоял шум, но на этот раз, как ни странно, они молчали. В горнице слышалось лишь громкое чавканье.
Готлиб догадывался, что они чувствовали себя не лучше своего предводителя.
Доглодав и обсосав кости, Харальд уронил их под стол, вытер руки о лысину и насмешливым взглядом обвел данов.
— Ну что, братья, невеселы — носы повесили? — умышленно приподнятым голосом спросил он.
