Однажды ты узнаешь - Наталья Васильевна Соловьёва

Но слова не шли. Я смотрела на Софию и вспоминала ее громкие истерики без повода, звонки из школы с бесконечными упреками, неловкие объяснения с полицией. Ярко накрашенные ногти Софии словно кричали мне: я – дочь маникюрши. Я всегда буду изводить тебя, заставлю страдать. Я буду похожей на нее, а не на тебя, что бы ты ни делала. Я – ее дочь, а не твоя. Не твоя!

Мне казалось, что я увижу Софию – и решение возникнет само собой. Правильное, единственно верное решение. Но это не математика, осенило меня, ответа просто-напросто не существует. Это же чертова квантовая физика: как бы мы ни поступили – будет и правильно, и неправильно одновременно. В таком случае что же мучиться?

Я выдохнула и спросила: «Ты вернешься домой? Давай все начнем сначала?»

Тишина стала такой густой, что, казалось, заполнила воздух в комнате, пробралась в наши легкие и выкачала из них кислород. У меня закружилась голова. Я испугалась: она откажется, нам придется вернуться домой одним и как-то учиться жить с этим. Сможем ли мы? Что будет с нами? И еще один голос в моей голове тихонько прошептал: так будет даже лучше, она развяжет вам руки! Вы попытались, у вас не получилось – au revoir!

София кивнула и заплакала: «Я думала, что никогда больше вас не увижу».

И вот Джон обнимает ее. Она плачет навзрыд и шепчет: «Простите меня, простите – я была такой дурой. Я больше так не буду. Я ничего не поняла». А я утешаю: «Как и мы, милая, как и мы…»

Слова, обещания, слезы – все это было, и много раз, ну так что ж?

Я почувствовала облегчение. Настоящее, искреннее. И вдруг подумала: надо их познакомить с Машей – они понравятся друг другу, мои девочки.

Что же, я не наивна и не слепа, я знаю, что всем нам будет еще ой как непросто. Будут и взлеты, и падения. Но я никогда не пожалею об этом решении – это точно. Я не жертвую собой ради Джона или ради Софии, не поступаю так из чувства долга. Я сама этого хочу. Растить эту девочку, дать ей часть своего тепла. Просто потому что могу, как когда-то Ба.

Я больше не чувствую гнетущей пустоты, одиночества и недоверия, которые пожирали меня все эти годы. Словно невидимая дверь, закрывавшая меня от всего мира, наконец распахнулась.

Я хочу поблагодарить всех, кто поддерживал меня и помогал при написании этой книги.

Историка Ивана Ковтуна за помощь в поиске информации об операции «Коттбус».

Леонида Терушкина, заведующего Архивным отделом Научно-просветительного Центра «Холокост», за консультацию и «ловлю блох» в отрывке о жизни белорусских евреев и организации их быта.

Историка Валентина Головина за выявление фактологических ошибок и за ценные замечания.

Хочу отметить, что все оплошности и допущения в книге были сделаны мной лично, без участия моих великодушных консультантов.

Благодарю также:

Сотрудников библиотеки Колодеева в Борисове (Беларусь) за подбор материалов о белорусских партизанах и немецкой операции «Коттбус».

Анну Алистратовну Сковородкину (Лосицкую) за то, что поделилась со мной воспоминаниями о своем детстве в белорусской деревне во время Великой Отечественной войны.

Моего агента Ольгу Аминову за поддержку, содействие в публикации и за профессиональные комментарии по форме и содержанию. Без Ольги эта книга не получилась бы такой, какая она есть.

Редактора «Эксмо» Кристину Горчилину за бережное и внимательное отношение к тексту.

Анну Берсеневу и Ленту. ру за подробные и доброжелательные отзывы на обложку.

Ольгу Антонову, Алсу Гузаирову, Ольгу Боженко, Екатерину Златорунскую и Инну Моисееву за бесценные советы и участие в поиске названия.

Мою маму просто за то, что она есть.

И, конечно, моего сына Мишу и мужа за то, что верите в меня.

«Берегись, под моей грудью граната».

Разговорное сокращение школьной оценки «посредственно», которую ввели в 1935 году вместо «удовлетворительно» и в 1944 году заменили на «3».

Чтобы мне тебя оплакать (идиш) – дословно.