– Генерал-губернатор, лорд Каннинг[109], осудил их поведение, – глядя на пылающие угли, сказала рани. – В британских газетах пишут, что королева Виктория тоже ими недовольна.
– Думаешь, что-то может измениться к лучшему? Все это началось еще тогда, когда компания только-только начала хозяйничать в Индии. Просто на то, чтобы пламя разгорелось до небес, понадобилось двести пятьдесят лет.
Лично мне не хотелось больше слышать о пламени. Я встала с подушки и вышла наружу. Изморозь, покрывшая землю, посверкивала в лунном свете. Я дрожала.
– Ты когда-либо задумывалась о том, сколько еще ночей нам предстоит вот так стоять и смотреть на луну?
– Да.
– Я хочу взять тебя в жены, Сита.
Я повернулась, чтобы увидеть его в лунном свете. Плакать сейчас было неуместно, но на глазах у меня выступили слезы.
– Женщина живет и умирает дургаваси.
– А ты не думаешь, что рани, возможно, сделает для нас исключение?
Рани и впрямь могла так поступить, но теперь слишком поздно. Действительность была настолько невыносима, что я не смела взглянуть ей в лицо, боясь сломаться под неподъемным грузом. Я позволила мужчине обнять меня. От него пахло древесным углем и кедровой древесиной.
– Если мы останемся живы, я на тебе женюсь, – прошептал Арджун.
– Но…
Он прикоснулся пальцем к моим губам.
– Ты выживешь. Когда британцы придут, мы будем жить и увидим, чем все закончится.
* * *
В феврале до нас начали доходить тревожные вести из соседних княжеств. В них говорилось о мародерстве, разрушениях и изнасилованиях. Во всех этих злодеяниях были замешаны воины княжеств Скиндия и Орчха, предоставленные их правителями в помощь британцам.
Наступил Холи[110]. Обычно в это время улицы были заполнены детьми, забрасывающими друг друга красками, но сейчас в городе царила гробовая тишина.
Мы сидели в зале рани и ели жареные орехи.
Ананд взял один орешек в ручку и произнес:
– Моя настоящая мама жарила мне орехи.
Лицо рани исказилось от пронзившей ее боли. Эти шесть слов произвели на госпожу такое удручающее впечатление, что на нее нельзя было смотреть без жалости. Я первым делом подумала о том, что во всем этом виновата Кахини. Если бы не она, раджкумар наверняка выжил бы и княжество Джханси никто бы не пытался аннексировать. Не было бы марша на Дели и резни в Канпуре. Британцы не стали бы никому мстить. Я посмотрела в сторону Кахини, и наши взгляды встретились. Она оставалась невозмутимой и даже не отвела своего взгляда. Я вновь подумала о том, что мне, возможно, стоит рассказать рани все, что я знаю. Но кому она поверит? Мне или своей любимой двоюродной сестре мужа, женщине, которая развлекала раджу, когда он был еще жив?
* * *
Генерал Хью Роуз во главе своей армии подошел к Джханси двадцать первого марта. Погода стояла прохладная, и звуки тревожного набата разносились над Джханси. От генерала приехал парламентер с предложением мира.
Моропант, лишь взглянув на письмо, отверг предложение:
– Их мир означает поражение и смерть каждого мальчика старше тринадцати лет.
Спустя два дня, вечером двадцать третьего марта, британцы вступили в пригород Джханси. Там они обнаружили, что все колодцы либо сухие, либо отравлены, а во всем городе не осталось ни единого зернышка. Британцы медленно двигались по улицам мимо домов с закрытыми ставнями, направляясь к нашей крепости, за стенами которой располагались дворец, храмы и казармы. Издалека крепость Джханси казалась весьма незамысловатым гранитным строением, возведенным на низком холме. Но на самом деле, за исключением южной стороны, она была неприступной. Высоченная гора поднималась с запада. С юга крепость защищали башни, в каждой из которых можно было расположить пять пушек. Никто не помнил, когда были возведены эти укрепления, примыкающие к восьми городским воротам, но они и поныне служили надежной защитой.
Британцы открыли огонь.
Это может показаться странным, но постепенно мы привыкли к орудийной пальбе. И утром, на занятиях йогой, и в храме, во время молитвы, и даже на майдане звук этой пальбы постоянно сопровождал нас. В конце концов мы перестали его замечать. Стрельба пугала детей. На улицах они жались к своим матерям или просили взять их на руки. Но в общем ничего в городе не изменилось: книжную лавку хозяин не закрывал, тележки с овощами, как и прежде, возили по улицам города, даже мужчина на обочине жарил на металлической сковороде пури[111], а кипящий жир, разбрызгиваясь по сторонам, все так же пачкал ему одежду.
На четвертый день осады Сундари разбудила нас на час раньше, чем обычно. Когда мы пришли на майдан, рани была уже там. На голове у нее была повязана голубая муретха, хорошо гармонировавшая с бело-голубой ангаркхой и голубыми чуридарами. Как только мы заняли свои места на траве, рани встала с подушки. Ее речь была краткой.
– Многих из вас я знаю уже почти десятилетие, некоторых, как Сундари и Хееру, даже дольше. Никто не может сказать, что жизнь дургаваси легкая. Но никто не будет требовать от дургаваси, чтобы она умерла за рани. Вскоре британцы подтянут тяжелые орудия, и тогда начнется настоящая война. Сейчас каждая из вас должна решить, пойдет ли она вместе со мной в бой или останется дома. Я не осужу ту из вас, которая решит покинуть дурга-дал сегодня.
Над майданом повисла такая тишина, что я слышала, как негромко ржут лошади в близлежащей конюшне.
– Если есть такие, кто хочет уйти, прошу, уходите сейчас.
Мы переглядывались в ожидании, что кто-то встанет. Я думала, что Кахини, возможно, захочет уйти… или милая низкорослая Моти, но они оставались неподвижно сидеть.
– Не относитесь легкомысленно к своему выбору. Я не знаю, как бы поступила на вашем месте… особенно если бы у меня был муж…
Взгляд ее устремился к Джхалкари.
– Мы остаемся с вами, – ответила та.
Мы подняли сжатые в кулаки руки. Рани смахнула с глаз слезы.
Было решено, что, если британцы пробьются сквозь стены крепости, Каши будет защищать Ананда. Мы будем защищать рани, а ее личные стражи будут охранять женщин и детей в Панч-Махале. Я пыталась представить, при каких условиях нашу крепость могут взять штурмом, и не смогла додуматься. Гранитные стены способны выдержать любую осаду. У нас шесть тысяч солдат. Наши шпионы докладывали, что у британцев – полторы тысячи. У нас семь колодцев и запасов пищи на два месяца. У них нет запасов свежей воды.
Огромную пушку, названную нами Гханагарадж, что в переводе означает «могущественный из могущественнейших», установили на южной башне, возвышающейся над холмом Капу-Тикри. Восемь других орудий прикатили на позиции позади крепостных стен. Британцы, в свою очередь, подкатили свои орудия поближе.
Многие люди уже описывали до меня, как ядра пробивают стены домов, как кричат в агонии раненые с оторванными или искалеченными руками и ногами. Огонь… битый камень… хаос… смерть… Скажу только, что все описания не передают в полной мере того ужаса.
Стоя рядом с Арджуном и Моти за крепостной стеной, я видела, как наполовину разрушилась южная башня. Вместе с капитаном и Мандар я принимала участие в вылазке за стены крепости. Каждая моя стрела несла смерть чьему-то отцу. Сколько матерей будут оплакивать своих сыновей? Вдруг страшный взрыв сотряс до основания крепость. Старший канонир погиб, и никто больше не стрелял из Гханагараджа.
– Стреляйте! – прокричал Арджун. – Продолжайте вести огонь!
– Что она делает? – раздался вдруг возглас Мандар.
Мы увидели, как маленькая Моти быстро взбирается по раскрошенным ступеням, ведущим наверх башни. Она успела поджечь фитиль и выстрелить из пушки всего лишь раз, потому что пули разворотили ей грудь. Взрывная волна сбила меня с ног, и я упала на землю. Повсюду звучал грохот орудийной пальбы и раздавались пронзительные крики. Я, шатаясь, поднялась на ноги. В сопровождении Арджуна и Мандар я заковыляла мимо горящих руин к Панч-Махалу.
– Где рани? – кричала я, но никто не знал.
Везде бегали люди. Вопили перепуганные дети. А затем Арджун указал мне на подвергшийся разрушению внутренний дворик. Красивые плиты, его устилавшие, теперь во многих местах были расколоты ядрами, а вода в фонтане почернела от падающего в него пепла. Рани окружали советники и военные. Лоб ее был выпачкан в саже.
– Англичане перестанут стрелять, когда стемнеет, – увидев Арджуна, сказала она. – Но с рассветом…
Недосказанные слова повисли в воздухе.
– Что нам делать? – спросил капитан.
Рани смотрела вдаль, где над местом, куда попало ядро мортиры, клубился дым.
– Соорудить защитное кольцо вокруг дворца. Надо защитить женщин и детей, укрывшихся в Панч-Махале.
В залах и коридорах дворца толпились люди. Все, кто не смог или не захотел бежать от британской армии, нашли здесь убежище. Но мы понимали, что британцам вполне под силу поджечь здания и обратить все вокруг в руины и пепел. Тех, кто попытается бежать, они просто пристрелят.
