Владимир Кедреянов - Анания и Сапфира

Да, князь апостолов оказался не слишком любезным собеседником, но чем ближе Анания и Сапфира подходили к своему дому, тем больше страх и внутреннее опустошение уступали место любопытству и желанию вновь посетить христиан. И не только потому, что наши главные герои считали Петра чудотворцем, способным излечить Сапфиру. Были и другие причины. Например, желание познать истину, желание, которое, однако, не смогла исполнить в течение тысячелетий ни одна церковь на Земле. Истины же официального иудаизма после встречи с пророком Вениамином супругам опротивели. Кроме этого, молодым нужны были друзья — ведь круг общения Сапфиры был ограничен несколькими соседками да базарными торговцами, а Анания беседовал лишь с плотниками. Тит Росций, к сожалению, заходил к ним редко, ибо любил много путешествовать. Да и был он чужеземцем, человеком иной культуры и иных понятий.

И последняя причина. Религиозная деятельность привлекательна для многих тем, что в церкви не надо работать. Мели себе языком или слушай — и никаких забот. Священники за это даже деньги получают. Анания и Сапфира, правда, так «высоко» не метили и становиться равноапостольными не собирались, но считали, что приятное времяпрепровождение им обеспечено. Единственная проблема заключалась в ненасытной жадности верхушки христиан, пожелавших добра своих ближних — дома супругов.

Несколько часов, проведенных за работой в саду, пролетели незаметно, и Анания с Сапфирой отправились на богослужение. Они притворили калитку и вышли на грязную каменистую дорогу. Прохожих уже не было — иерусалимцы рано ложились спать, и лишь возле своего дома сидела какая-то древняя старушка, которая всё еще не могла смириться с тем, что день закончился и ей уже некого разглядывать. Заметив спешащих куда-то соседей, она обрадовалась и даже слегка привстала с гнилого пенька, служившего ей табуреткой.

— А куда вы идете? Ведь уже поздно! — полюбопытствовала старушонка.

— А тебе что за дело, бабушка Сусанна?! — не останавливаясь, ответил Анания.

Старушка не стала пререкаться, ибо всё равно не смогла бы убедительно возразить соседу, но рот на всякий случай раскрыла и затем еще долго смотрела вслед супругам.

Больше знакомых Анания и Сапфира не встретили. Они быстро нашли цитадель христиан и постучали в калитку. Но поскольку Иов забыл предупредить привратника о приходе супругов, тот отказался их впустить.

— Передай, пожалуйста, Иову, что мы пришли. И учти, что сам Кефас пригласил нас на вечернее богослужение, — убеждала Товию Сапфира.

— Бог знает, кого впускать. Много званных, да мало избранных, («Евангелие от Луки», XIV, 24) — упорствовал привратник.

Тогда супруги стали стучать в ворота и громко звать Иова. Товия испугался и убежал.

— Вы уж извините, он у нас дурачок, — оправдывался отворивший калитку Иов.

А у своего столба лежал и горько плакал Иосиф. Видимо, очередное падение было особенно болезненным. Сапфира подошла к нему.

— Бедняжка, тебе плохо?

— Да, — промычал Иосиф. Слезы размыли слой грязи на его лице, и струйки темной жидкости стекали с подбородка христианина на землю. Он жалобно стонал и указывал на правую ногу, которую ушиб или сломал.

— Пусть лежит, — сказал Иов, — ему нужен покой. А нам пора.

Они вошли в здание, и супруги, помня утренний маршрут, направились к лестнице, ведущей вверх.

— Не сюда, — возразил их проводник, — мы молимся в подземелье.

Несколько чадящих факелов освещали тусклым, неровным светом довольно просторное подземное помещение. Первое, что ощущал оказавшийся в нем человек — это сырость. Казалось, влага сочилась отовсюду: с потолка, стен, пола. Но еще тяжелее переносился недостаток воздуха. Христиане были бы рады во время своих собраний оставлять вход открытым, чтобы хоть немного проветривалось помещение. Но апостолы приказали плотно закрывать люк, ибо ни один звук не должен был проникнуть наружу[4].

В подземелье собралось человек сто — практически все христиане Иерусалима и, следовательно, мира[5]. Библия, однако, приводит иную цифру — якобы несколько тысяч новообращенных уже тогда могли насладиться передачей Петру своего имущества. Но в тот момент в Иерусалиме проживало всего-навсего тысяч десять, и проблематично, чтобы апостолы смогли заманить в свою секту аж половину горожан, тем более что Библия постоянно упоминает не только о сильном противодействии иудейских священников, но и о насмешках над еретиками со стороны простых иерусалимцев. Откуда, даже в Иудее, апостолы смогли бы взять столько калек, убогих, юродивых? Где бы жила и собиралась для молитв такая прорва народа? Отметим также, что вскоре после описываемых нами событий секту Петра «рассеяли», как о том написано в восьмой главе «Деяний апостолов». Написано очень кратко, без указаний на бурное противостояние, которое стало бы неизбежным, если бы одна половина иерусалимцев поднялась против второй.

Первые христиане были в Иудее белыми воронами, и увеличить свою численность они смогли лишь за счет других народов. Ведь всё же некоторые евреи успели «познакомиться» с Иисусом Назореем, а остальные видели других, подобных ему ересиархов, и потому, невзирая даже на свою придурь, унаследованную от возвратившихся из Вавилона предков, знали истинную цену таким учениям.

Итак, сырое и душное подземелье было заполнено стоящими христианами. Их бледные лица и сверкающие фанатизмом, но вместе с тем пустые взгляды удивительно гармонировали с мрачной обстановкой помещения. Одежда сектантов представляла собой калейдоскоп дешевых тканей всех видов и цветов, но степень ее изношенности была одинаковой — крайней. Христиане, ожидая начала службы, разбились на небольшие группы и лениво переговаривались.

Супруги удивленно рассматривали членов новой церкви и никак не могли понять, что именно в них кажется странным.

— Посмотри, как они бледны, — шепнул Анания, прислонившись губами к уху жены.

Она кивнула. Ей приходилось видеть, как бледнели люди, узнавшие плохую весть или которых свалил с ног физический недуг. То была, так сказать, бледность естественная. Цвет же лиц собравшихся верующих был настолько неподражаем, что догадаться о причине его появления супруги смогли лишь позднее, когда узнали о тех страшных галлюцинациях, коим подвержены христиане.

В подземелье пришли и дети. Ни тени улыбки не было на их безжизненных, угрюмых лицах. Они испуганно озирались, посматривая на своих родителей, и уже готовы были заплакать, поскольку им не нравилось, что богослужение так долго не начинается. Хотелось ли им услышать слово божие или же рассудок, который «не от мира сего», всегда заставляет повредничать? Кто знает…

Возле одной из стен подземелья стояла длинная скамья, на которой во время собраний важно восседали апостолы. Христиане старались хоть ее держать в чистоте, и, для того, чтобы главам церкви не было жестко сидеть, клали на скамью подушечки.

Наконец, в подземелье вошли святые апостолы: Симон и его брат Андрей, Иаков и Иоанн, Филипп и Варфоломей, Матфей и Фома, Иаков Алфеев и Симон, прозываемый Зилотом, Иуда Иаковлев и Матфий, заменивший Иуду Искариота («Евангелие от Луки», VI, 14–16, и «Деяния святых апостолов», I, 26). Все разговоры смолкли, и взгляды рядовых христиан устремились на Иоанна, который открывал богослужение. Это был низкорослый и невидный, заикающийся мужчинка, лицо которого постоянно искажала судорога. Встав со скамьи, Иоанн обратился к присутствующим:

— Б-б-братья и с-с-с…

— Сестры, — подсказал Петр.

— Да, с-с-сестры, с-с-сегодня поговорим о лицемерии фарисеев и некоторых из книжников. Однажды они увидели, что м-м-мы, бродя с Иисусом, едим хлеб нечистыми, немы-мы-мы-тыми руками. А они, двуличные твари, и руки моют, и чаши, и кружки, и даже котлы. И спрашивают Его фарисеи и книжники: «Зачем ученики Твои не поступают по преданию старцев, но неумы-мы-мы-тыми руками едят хлеб?». Сказал им тогда в ответ Х-Х-Х-Х…

— Понятно, что сказал, — скабрезно усмехнулся Петр, но Иоанн замахал руками:

— Не-не-не-не то, а Х-Х-Х-Христос! Сказал Он им: «Хорошо пророчествовал о вас, лицемерах, Исайя, как написано: «Люди сии чтут Меня устами, а сердце их далеко отстоит от Меня; но тщетно чтут Меня, уча учениям и заповедям челове-ве-ве-ческим». Ибо вы, оставив заповедь Божию, соблюдаете предание челове-ве-ве-веческое — мыть кружки, чаши, руки, лица и многое другое. Так хорошо ли, что вы отменяете заповедь Божию, чтобы соблюсти свое предание? Ибо М-М-М-М…

Петр, который уже один раз не угадал, что хотел сказать Иоанн, теперь хранил молчание, предоставив оратору полную свободу.

— Ибо М-М-Моисей, сказал фарисеям Христос, учил: «Почитай отца своего и мать свою» и «злословящий отца или мать смертию да умрет». А вы не почитаете и злословите! И учтите: ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его, но что исходит из него, то оскверняет» («Евангелие от Марка», VII, 1-23, и «Евангелие от Матфея», XV, 1-20).