Ознакомительная версия.
— Вот это-то и хорошо, это и хорошо! — вскрикнул поспешно странник. — Так, может, Господь и исправит ее.
В это время с улицы донесся какой-то шум. Орыся и странник повернулись к окну и увидели, что по улице проходила шумная компания казаков. Посреди толпы шел стройный молодой казак с красивым, но строгим, серьезным лицом. Появление его и вызвало, очевидно, такое оживление, так как при виде его со всех сторон к нему спешили новые казаки.
— А это кто такой, посол какой-нибудь или важный шляхтич? — заинтересовался монах.
— Нет, это пан Мазепа, наш генеральный писарь.
— Такой молодой? Видно, голова?
— О, первая на всю Украйну! — вскрикнула с восторгом Орыся.
— А какой строгий да сумный.
— Э, он таким прежде не был, это с ним несчастье приключилось.
— Несчастье? — странник остановил изумленный взор на Орысе.
— Да, несчастье, — продолжала она, — у него невесту украли татаре.
— Ох ты, Господи! Да как же это случилось?
— А кто его знает? Жила она себе в степи, на хуторе с дедом. Налетел загон, все сожгли, ограбили, а ее или убили, или в Крым увезли… Вернее, что убили, потому что вот он уже целый год ищет ее и не может найти.
Рассказ Орыси очень заинтересовал странника, а Орыся, сама заинтересованная до крайности этим происшествием, с удовольствием делилась с собеседником своими сомнениями и надеждами. Так прошло еще с четверть часа.
Но вот дверь отворилась, и в комнату вошел Остап. При виде Остапа Орыся быстро вскочила с места и бросилась к нему навстречу.
— Ну, что? Увидел? Расспросил?! — засыпала она его вопросами.
— Да нет, все его гетман держал, а теперь, видела, окружила его какая гурьба? Ну, разве можно хоть словом перекинуться?
Ответ Остапа опечалил и разочаровал Орысю; она отвернулась в сторону и заметила, что странник, встав с места, поспешно надевал свою котомку.
— Куда ж вы, панотче, куда? — остановила она его. — Отдохните еще немного, вот и муж мой послушает ваших рассказов; повечеряйте у нас, переночуйте, а тогда и в путь.
Остап также присоединился к просьбам жены; но странник отказывался; он торопился в путь и надеялся еще до вечера пройти верст двадцать. Убедившись наконец в том, что ее просьбы не действуют на странника, Орыся бросилась в комору, притащила оттуда две паляницы, достала вяленой рыбы и других припасов. В то время, когда Орыся хлопотала и радушно наполняла котомку нищего, Остап стоял неподвижно у дверей, не спуская с него пристального взгляда: что-то неуловимое в наружности этого нищего привлекало его внимание…
Между тем странник поспешно уложил свою котомку и, поблагодарив хозяев за радушный прием, вышел со своим проводником из светлицы. Орыся провела его до самых сеней и возвратилась, радостная, назад.
— Слушай, Остап, а какой у меня дарунок есть для тебя! — защебетала она весело, обвивая его шею руками. — А вот и не скажу! Или сказать? Ну, говори: сказать или нет? — Орыся обхватила руками голову Остапа и повернула ее к себе. — Сказать или нет? — повторила она снова с лукавой улыбкой; но Остап, по–видимому, не слыхал ее слов, брови его были сомкнуты, казалось, он старался припомнить что-то ускользающее из его памяти.
— Э, да ты и не слушаешь меня! — протянула она изумленно, вглядываясь в выражение лица Остапа. — Ты думаешь о чем-то! О чем же, о чем?
И так как Остап продолжал молчать, то Орыся произнесла взволнованным, дрожащим голосом, сжимая до боли его руки.
— С тобою случилось что-нибудь страшное?.. Ты не хочешь мне сказать?
При звуке этого испуганного голоса Остап ласково улыбнулся и нежно прижал ее к себе.
— Нет, нет, голубка, ничего, ничего. А только эти глаза, — он посмотрел вслед ушедшему страннику и досадливо потер себе лоб рукой, — и где я их виде;!? Вот видел где-то, а вспомнить не могу!..
Выйдя из хаты Остапа, нищий направился, прихрамывая и опираясь на руку проводника, к выходу из верхнего замка. Отсюда они спустились в нижний город Чигирин. По улицам города сновало много народа, казаков, мещан и набившейся сюда во время военных действий шляхты. Потолкавшись всюду, послушавши во всех местах, о чем говорят и шепчутся люди, странник направился к городским воротам. К выходу его из города не представилось никаких препятствий, и через четверть часа он уже ковылял по широкой дороге, пролегавшей от Чигирина до Киева.
Отойдя на значительное расстояние от города, странник оглянулся по сторонам: на дороге не видно было ни одной души.
— Ну, — произнес он, обращаясь к своему провожатому, — теперь времени терять нельзя. Гайда в лес, да поскорее! Ха–ха! Дело сделано, теперь уже осталось безделье!
С этими словами он оставил руку мальчика, и оба торопливо зашагали по направлению к лесу, видневшемуся на краю горизонта. До леса было, по–видимому, не менее пяти верст, но путники бодро шагали, не показывая признаков утомления.
— А здорово таращил на пана дядька очи тот казак, — обратился к страннику мальчишка, — словно припомнить что-то хотел.
Нищий усмехнулся в бороду:
— Д–да, ну не желал бы я, чтобы на этот раз ему память помогла.
— У меня даже мурашки по коже побежали.
— Хе, струхнул и я… Одначе ты, малый, того, потише, а то смотри, как бы нас с тобою не подняли туда, откуда я тебя спустил. Здесь и ветер ведь разносит слова. А стоило только тому здоровому дурню протереть лучше свои буркалы… Ну, сам понимаешь…
Мальчишка, действительно, был, по–видимому, способен понимать все с полуслова.
— Небось! Своя шкура тоже дорога! — произнес он с наглой усмешкой.
— То-то же. Да прибавь шагу! На всякий случай надо поскорей замести свои следы.
Спутники замолчали и ускорили шаги. Через полчаса они достигли опушки леса и вошли под его сетчатые, полуобнаженные своды.
Это был старый и дикий черный лес, преимущественно дубовый. Хотя стоял уже конец октября, но деревья еще сохранили часть своей золотистой листвы; дубы она покрывала еще густым и жестким бронзово–красным покровом. Лес был дик и запущен. Тысячи кустарников, молодых деревьев, старых обвалившихся стволов переплетались в нем густой непролазной стеной, а над всей этой массой поподымались вершины могучих столетних дубов.
— Ну, здесь уже все-таки легче, — произнес странник, оглядываясь с удовольствием на охватившую их со всех сторон чащу, — не люблю я открытых мест.
— А я и белого дня! — прибавил мальчишка.
— Гм… Молодец. А не забыл ты, какие приметы?
— Нет, нет! Идите смело за мной.
Путники прошли еще версты три по дороге, пролегавшей через лес. Наконец мальчишка остановился у молодой березы со свежеотрубленной веткой.
— Вот здесь, — произнес он, — отсюда налево.
— Верно, верно, — согласился и странник, осмотрев внимательно ветку.
Они свернули в чащу леса. Время от времени мальчик останавливался у каких-то зарубленных или особенно загнутых веток и с уверенностью продолжал дальше путь.
С полчаса, а может и больше, кружили путники по лесу и наконец дошли до небольшой прогалины, посреди которой стояли две оседланные лошади, привязанные к дереву на длинных поводах. При виде появившихся наконец хозяев, одна из лошадей вытянула навстречу им свою лебединую шею и издала тихое ржание.
— Узнал? — странник подошел к лошади и ласково потрепал ее по шее. — Только ты потише, это тебе не Гадяч.
Затем странник и мальчик взяли лошадей под уздцы и вывели их обратно тем же путем на дорогу. Здесь они отвязали от седел свои длинные кереи, набросили их на себя, нахлобучили на головы каптуры, вскочили на лошадей и поскакали по дороге вперед.
В лесу было тихо и пустынно. Уже всадники проехали верст десять, не повстречавши ни единой души, как вдруг старший придержал коня и внимательно прислушался.
— А что, пане дядьку? — спросил младший.
— Слушай, — произнес отрывисто странник.
Мальчик последовал его примеру; оба замерли, чутко
насторожившись.
В лесу было тихо, так тихо, что слышно было, как падал на землю отживший лист, и сквозь эту тишину до слуха путников явственно донесся какой-то отдаленный шум, то затихавший, то усиливавшийся.
Нищий соскочил с коня и припал ухом к земле.
— Скачут? — прошептал мальчик.
— Скачут.
— Много?
— Душ двадцать.
— Что ж делать?
— Бери лошадей и прячься с ними скорее в самую чащу, да сиди там до тех пор, пока я не крикну тебя дважды пугачом.
— А пан дядько?
— А я! — нищий внимательно оглянулся кругом.
Недалеко от них лесная чаща, отступая полукругом от дороги, образовывала небольшую прогалину, на краю которой поднимался гигантский развесистый дуб; листья покрывали его густой шапкой и могли представить для наблюдателя надежную защиту.
— А вот куда, — произнес нищий и указал мальчику на дерево.
— А если кто заметит?
— А вот ты посмотри, ну ж, живо!
Странник соскочил с коня, сбросил керею, привязал ее к седлу и передал лошадь мальчику, а сам направился к дубу. Через несколько минут он уже сидел на одной из верхних веток, совершенно скрытый густой листвой.
Ознакомительная версия.
