Ознакомительная версия.
Помню, экзамен принимали полковник Дубин и майор Кун. Я подготовился и уже хотел идти отвечать к освободившемуся Дубину. Последний, по мнению слушателей, отличался своей вредностью. Командир нашей группы, капитан Гляделкин, присутствующий на экзамене, запретил мне делать это. Я дождался, когда освободился майор Кун. (В 80-е годы во 2ЦНИИ мне пришлось работать вместе с лейтенантом Куном, сыном моего доброго экзаменатора).
Как правило, на экзамене отвечал с листа. Преподаватель пробегал по моему листку и, при необходимости, задавал вопросы. Я отвечал на них. Однажды, Вера Васильевна, принимая у меня экзамен по математике, натолкнулось на пример не связанный с ответом на вопрос.
– А это, что такое? – спросила она.
Зная, что Вера Васильевна любит всякие теоретические рассуждения подтверждать примерами, записал подходящий пример и поэтому сказал:
– Это для ответа на дополнительный вопрос.
Она рассмеялась.
На самом деле сдача экзамена проходила гораздо сложнее. Многие слушатели в течение года работали не достаточно серьёзно, и сдать нормально экзамены им было не по силам. Да и остальные хотели подстраховаться, почувствовать себя увереннее. Этому помогали шпаргалки.
(Шпаргалка (от польского – бумажка). Бумажка с заметками, которою учащийся тайно от учителя пользуется во время исполнения письменных работ или ответов на экзамене).
Создание шпаргалок – настоящая индустрия. Кто-то индивидуально писал себе такие бумажки. Но чаще всего, это организовывалось на уровне старшего группы. Кто-то, где-то у кого-то в учебном отделе училища доставал чистые проштампованные листы бумаги. Далее старший группы распределял кому, на какой билет писать шпаргалку. Но это было не всё.
Как правило, приём экзамена ведут два преподавателя. Но почему-то к началу экзамена прибывал только один из них. Он заходил в класс, раскладывал билеты на стол, а затем выходил к экзаменуемой группе, стоящей, как правило, на значительном расстоянии от класса, в глубине какой-нибудь ниши. Он спрашивал слушателей о готовности к экзамену и есть ли у кого какие-нибудь неясные вопросы. В это время назначенные, отчаянные слушатели врывались в неохраняемый класс и срисовывали расположение билетов на столе. Это была рискованная авантюра. Но почему-то за всю нашу пятилетнюю историю никто на этом деле не попался.
Помню, преподаватель спросил: «Есть ли у кого-нибудь неясные вопросы?». Все молчали, как рыба об лёд. Ведь чтобы задать неясный вопрос, нужно его знать. Не слыша вопросов, преподаватель повернулся и уже собрался идти в класс. Это была бы катастрофа. В последний момент я его остановил своим вопросом. Он возвратился и начал отвечать. За время ответа все пришли в чувство и появились другие вопросы.
Далее слушатели заходили в класс на экзамен и брали билет, на который они писали шпаргалку. Правда, случались фосможорные ситуации, когда кто-то ошибался с конвертом и вся система нарушалась. В этом случае очередной экзаменуемый должен был нести пострадавшему спасательную шпаргалку. Однажды, во время летних экзаменов была организована передача шпаргалок по нитке через открытое окно. Наблюдал я своих товарищей в такой стрессовой обстановке. Я сдавал экзамены без шпаргалок, поэтому не испытывал таких переживаний и волнений.
Я думаю, что система шпаргалок нужна была не только нам, слушателям. Она нужна была преподавателям, руководству курса, факультета и даже училища. Ведь хорошие и отличные оценки – лицо преподавателей и руководства всех степеней. Поэтому никто из преподавателей, в своё время побывавших в нашей шкуре, не устраивал слежки, репрессий, старался не замечать, что твориться рядом с ним. Тех преподавателей, кто не подчинялся этим неписаным правилам, не любили, как слушатели, так и командование училища. Об одном из них я расскажу ниже.
Преданность партии прежде всего
Отдельно хочется рассказать о наших «главных» дисциплинах, которые названы в первых строках «Выписки из зачётной ведомости», придаваемой в качестве приложения к диплому.
В Советском Союзе отличные знания основ учения марксизма-ленинизма были критерием преданности партии, правительству и советскому народу. На протяжении 5 лет будущие военные инженеры изучали в МВИЗРУ историю КПСС, марксистско-ленинскую философию (диалектический материализм и исторический материализм) политэкономию (капитализма и социализма), основы научного коммунизма, партполитработу и основы воинского воспитания.
Для жаждущих стать отличником учёбы, общественные дисциплины были, можно так сказать, основными. Критерий отличника – средний бал 4,75 может быть учтён лишь тогда, если по ним будут только пятёрки.
Казалось бы, в общественных дисциплинах нет сложных формул, которые нужно понимать и хорошо запоминать. И, следовательно, в их изучении не должно быть особых трудностей. На самом деле, в них масса терминов, дат, определений, которые необходимо просто заучивать, находить в них какую-то логику. Что сделать, порой, не просто. Эти предметы требовали хорошей памяти, набора соответствующей терминологии. Мне приходилось над ними попотеть, чтобы получить желаемые пятёрки и спустя два года учёбы капитанское звание, а по окончании училища, право выбора дальнейшего места службы.
В результате, на экзамены по общественным дисциплинам ходил с трепетом. Особенно неистовствовал преподаватель по философии, подполковник Николай Карлович Свобода.
Рассказывали, что он из латышей и когда пришёл в училище, то на сессии в одной из курсантских групп поставил 15 двоек. К нашему приходу он уже обтесался, но всё равно ставил оценки строго, без всяких поблажек, не шёл на сговор со своей совестью. Нужно сказать, что методистом он был хорошим, лекции читал без всяких отступлений от темы, давал возможность всё записать. На практических занятиях любил, чтобы ему давали чёткие ответы на поставленный вопрос, без всякой словесной шелухи и демагогии.
Я понял его требования. На семинарах и на экзаменах старался быть чётким. В начале, называл тему, тезисно раскрывал её, а затем начинал раскрывать каждый тезис. После раскрытия второго, третьего тезиса, он, как правило, меня останавливал, ставя желаемую пятёрку. Кроме того, он требовал чёткого знания первоисточников марксизма-ленинизма.
Изучать и конспектировать их, было не просто. Ведь нужно было не пересказывать их, а уловить в них суть. Мои конспекты по первоисточникам пользовались большим спросом. Не все любили корпеть над их изучением и конспектированием.
Готовясь к экзамену по философии, я, после изучения очередного вопроса, на четвертушке листа старался тезисно его сформулировать. Утром, перед экзаменом, быстро пробегал все свои листки. В памяти возникала чёткая картина по каждому вопросу.
Однажды был свидетелем, как не просто некоторым слушателям давался экзамен Николаю Карловичу. Я уже подготовился отвечать по своему билету и сидел, слушая ответ Виталия Куликова. Вдруг в кабинет вошёл начальник курса подполковник Гаврюсев и поинтересовался:
– Как идёт сдача экзамена?
– Утром я уже поставил одну двойку и вот очередной товарищ отвечает на двойку, – заключил Николай Карлович.
– Как!? – взорвался Куликов.
– Вы говорите уже 10 минут, а по сути вопроса вы ещё ничего не сказали.
– Но, я учил.
– Но ничего же не сказали по сути вопроса.
– Но, я учил.
Бедный, Витя, далее стал что-то лепетать по сути вопроса и ушёл с экзамена с желаемой тройкой.
Подполковник Свобода, по моему мнению, был трагической личностью. Не нужны были в наше время, да и сейчас тоже, честные люди. Его не любили ни курсанты, ни слушатели, ни коллеги по кафедре, ни начальство. Вскоре его не стало в училище. Спустя несколько лет после выпуска я встретил Николая Карловича на Комаровском рынке в Минске. Он узнал меня, пошёл на разговор.
Вначале, в одном из институтов Минска, он готовил аспирантов и принимал у них экзамены. Порой к нему поступали просьбы поставить «нужному» человеку на экзамене по философии положительную оценку. Он не шёл против своей совести. И от него избавились.
– Сейчас я читаю лекции студентам и очень доволен своей работой.
Интересно и с отдачей преподавал основы научного коммунизма Николай Иванович Китаев. Он был по сравнению со Свободой более приземлённым, но так же требовал чёткости в ответах. Запомнился мне одна сдача ему экзамена. Я вытащил билет. Он меня спросил, ясны ли мне вопросы билета. Я сказал, что ясны. Он взял у меня зачетную книжку, поставил в ней пятёрку и отпустил с Богом.
Вскоре после выпуска он был в командировке в Калинине в ВКА ПВО, где мы с ним тепло встретились.
Запомнился на всю жизнь преподаватель по партполитработе и основам воинского воспитания полковник Морозов А. С. Он был политработником в войсках, затем стал преподавателем названного предмета в училище. Как методист он был никакой, тем более, что никакого учебника по названному предмету не было. Записать, что-либо связное по предмету было трудно. Он постоянно отвлекался от темы на свои войсковые воспоминания. Главное, на что он обращал внимание, чтобы мы были преданными партии и советскому правительству. На мою беду в 1970 году в Армении был посажен самолёт с американскими генералами. Вот что написано об этом сегодня в Интернете.
Ознакомительная версия.
