Хесус Торре де ла - Пророчество Корана

— Да, это так, но почему бы вам не обратиться к врачевателям из больницы Арагонцев? Это совсем недалеко отсюда.

— Случай, который привел меня именно к вам, требует как раз специалиста не из их сообщества, а их мнение мы сопоставим с вашим, так будет лучше, — сдержанно пояснил гость.

— Ну, если так, то я возьму с собой некоторые травы и средства, которые могут пригодиться.

Снаружи их ждали двое слуг с фонарями, огонь в которых мигал, словно беспокойные глаза ночного стражника. Трепетание пламени, тени на стенах и торопливые шаги людей тревожно множились в ночном безмолвии. Не прошли они и двух кварталов, как недалеко от монастыря Милости Девы Марии озабоченный незнакомец подвел группу к усадьбе — богатому дому с мавританскими ставнями и отделкой, указывавшими на внутреннюю роскошь. Яго переглянулся с настороженным Фарфаном, теряясь в догадках: быть может, речь пойдет о какой-то стычке с ранением шпагой, ему было известно о ночных дуэлях между враждовавшими между собой семействами Гусман и Понсе де Леон. Что еще могло требовать такой строгой конфиденциальности, проявленной неизвестным дворянином?

Они пересекли сад, поросший смоковницами и пальмами, тут Яго увидел пять оседланных коней и нескольких стражников, завернутых в плащи, и его беспокойство усилилось. Они поднялись по красиво инкрустированной лестнице и оказались в коридоре, освещенном факелами и охраняемом группой мавров воинственного вида. Проводник остановился перед одной из дверей и предложил Яго войти.

«Вне всякого сомнения, дело в распрях между высокопоставленными лицами города», — подумалось ему.

Комната, отделанная трипольским сафьяном, приятно пахла мускусом, ставни были закрыты, царил таинственный полумрак. Только один канделябр рассеивал трепетным светом темноту, освещая постель с балдахином из мальвового шелка. На ней покоилась женщина с волосами, похожими на черный янтарь, она была почти без чувств, голова запрокинута, лицо покрыто восковой бледностью, будто сама смерть уже струилась по складкам ее одеяла. Подняв глаза, он заметил в темной глубине алькова некоего кабальеро, сидевшего на табурете, который с тревогой держал больную за руку, пытаясь определить пульс.

Он медленно поднялся, глядя на медика изучающим взглядом. Неизвестный был высок, подтянут. В каждом его движении сквозили безупречные манеры. Широкоплечий, одетый по моде городских жителей в дамасский камзол, из-под которого высовывались посеребренные ножны, незнакомец держал себя скромно, но серо-синие глаза и рыжеватые волосы и борода придавали ему особое достоинство. Вихрь предположений поднялся в уме Яго.

— Что случилось с дамой, сеньор? — спросил он с искренней заинтересованностью. — Припадок эпилепсии? Возвратная лихорадка? Ее вид внушает тревогу.

— Да, у нее агония. Я застал ее на полу в судорогах, изо рта шла пена. Потом у нее почти пропал пульс, она без сознания. Мне кажется, это действие какого-то смертельного яда, — пояснил он, указав на поднос с двумя посеребренными бокалами. — Ради святой Марии, скорее сделайте что-нибудь!

Склонившись над пациенткой, лекарь отметил гримасу боли, исказившую черты лица женщины, ее грудь то поднималась, то безжизненно замирала. Мелкая дрожь сотрясала ее члены, дыхание было слабым и прерывистым. Он заглянул в пустые зрачки, послушал почти незаметное биение сердца, подтверждавшее сильный жар. Огорченно покачал головой, приоткрыв ланцетом посиневшие губы с остатками зеленоватой пены. Язык угрожающе опух и принял черноватый оттенок, что подтверждало окончательный диагноз.

— Честно говоря, сеньор, так и есть, она отравлена неизвестным ядом. Она может умереть, и нам будет нелегко вырвать ее у смерти.

— Вы считаете, надежды спасти ее почти не осталось, верно? — спросил незнакомец упавшим голосом.

— Да, жестокая реальность, хотя можно рискнуть. Надо попробовать установить, какой яд содержался в напитке, и посмотреть, есть ли у нас подходящее противоядие. — Говоря это, Яго рассматривал бокал, из которого пила девушка. Осторожно вылил остаток в ночной горшок: стал виден сероватый осадок, от которого исходил резкий кислый запах. Он принюхался и, подумав несколько мгновений, произнес:

— Индийская корица [29], монсеньор. Она обладает таким же смертельным действием, как укус скорпиона. Не понимаю, как сеньора до сих пор еще жива. Неприятный запах яда был заглушён обычной корицей и мускусом, все это содержалось в напитке. Эрнандо, принеси сюда настой из камеди и горечавки, быстро. А я пока попробую вызвать рвоту маслом. Могу я использовать это перо со стола?

Он намазал гусиное перо оливковым маслом и, решительно приоткрыв рот умирающей, просунул его между зубов, но та почти не реагировала на эти манипуляции. Яго еще более огорчился и сказал:

— Придется ждать рвотного. Масло уже бесполезно.

Яго несколько раз взбалтывал жидкость, остававшуюся в другом бокале, не замечая ничего подозрительного. Вылил и ее в горшок и сунул руку в бокал. Пошевелил пальцами, удовлетворенно кивнул головой и наконец с трудом ухватил и вытащил что-то. Раскрыл ладонь и продемонстрировал аристократу черный пористый камешек. Тот взглядом попросил объяснений.

— Монсеньор, то, что вы сейчас видите на моей ладони, называется камень кере, он часто применяется при отравлениях и ворожбе, когда хотят довести дело до верного конца. Несомненна злая воля того, кто совершил это преступление.

— Черная магия и ворожба в моем окружении? Святое распятие! Немыслимо! — с изумлением воскликнул идальго. — Я расследую это сатанинское дело до конца, виновник мне дорого заплатит, клянусь на Евангелии.

Неизвестный был сильно удручен, его лицо выражало безудержный гнев. В напряженном ожидании он бросал на врача нетерпеливые взгляды, хотя между обоими мужчинами быстро установилось взаимопонимание, они оба, пусть и по разным причинам, пребывали в подавленном состоянии. Яго между делом окидывал взглядом дорогую обстановку помещения, оценивая обилие украшений и шелков из Зедана, и с беспокойством следил за судорожными движениями больной. Было очевидно, что случившееся потрясло кабальеро, в волнении он метался по комнате, словно одержимый. Наконец остановился и умоляющим тоном произнес:

— Вы уже имеете в округе добрую славу. Спасите ее, и вам это зачтется, обещаю. Я боготворю эту беззащитную голубку, она занимает драгоценное место в моих чувствах.

— Всякое зло имеет свой инструментарий, сеньор, и в данном случае можно точно сказать, что средство, которое я собираюсь применить, доказало свою действенность. В Академии Гиппократа в Салерно мне открыл его мой хороший друг Бен Халиб, мусульманин, который проходил тот же курс обучения. Сейчас попробуем, надеюсь, что удастся перебить действие яда до того, как он проникнет в жизненно важные органы.

— Богу это угодно, пусть он ведет вашу руку, — перекрестил его незнакомец.

— Пока больная находится под влиянием черной желчи, отсюда и недостаток жизненных сил. С рвотным средством вернется желтая желчь и восстановится равновесие и присутствие духа, — обнадежил его медик.

Послышались шаги, оживление в коридорах, и в дверях появился помощник. В ладонях он сжимал колбу, в которой колыхалась янтарная жидкость. Яго, не теряя времени, приподнял голову девушки, тихонько приоткрыл ей рот, куда капля за каплей влил эликсир, который та была не в состоянии глотать. Черты ее померкшего лица исказились, но хотя и со слабыми стонами, ей пришлось принять в себя содержимое пузырька до последней капли. Потом она погрузилась в глубокий сон, началось сильное потоотделение, подушка и рубаха стали мокрыми. Лекарь осторожно вытирал ей лоб, с мучительным беспокойством понимая, что эта болезненная слабость вовсе не означает, что кризис прошел и наступает облегчение. Потом он сказал кабальеро, который все это время шептал молитвы, стоя на коленях у кровати:

— Сеньор, подождем, пока монастырский колокол ударит к вечерне. Если до этого часа ей не станет лучше, вам останется уповать только на Бога.

Идальго кивнул и молча опустился в кресло. В тягостном ожидании время двигалось на удивление медленно, и Яго размышлял о том, что его первое врачебное дело деликатного свойства грозило закончиться фиаско. От светильников поднимался дымок, навевавший недобрые предчувствия, и двое мужчин впивались тревожными глазами в больную, которая не подавала почти никаких признаков жизни, пребывая между сном и агонией.

Внезапно неподвижное спокойствие ночи прорезал колокольный звон монастырской обители, канонические переливы четко слышались в спальне, что угнетающе действовало на целителя и идальго, пока эти звуки не рассеялись в тишине. В безмолвии они подождали еще некоторое время, напрасно ожидая чуда. Наконец Яго развел руками в знак смирения: